Нигора пощупала шерсть.
— Что тут особенного? Шерсть как шерсть, — пожала она плечами.
— А то, что это не просто шерсть. Чувствуете, какая нежная? Это же целое богатство для колхозной казны! — Шербек гордо улыбнулся и подумал: «А вы ругали меня за то, что я чуть не сгубил колхоз. Ведь вы ругали меня за это?»
Но Нигора не почувствовала, что творилось в душе Шербека. Она ласкала маленького ягненка, лежавшего у нее на коленях.
— За то время, пока я не был здесь, овцы прибавили в весе по десять килограммов. А шерсть выросла на шесть сантиметров, — сказал Шербек.
Нигора не понимала, насколько важны эти цифры. Ее больше занимали жалобные крики ягнят, которые попадали в руки Суванджана.
— А почему вы не пасете овец внизу, в овраге, ведь там трава по колено?
Шербек многозначительно посмотрел на Бабакула. Старик схватил овцу, проходившую мимо, и надоил в ладонь немного молока.
— Ну как? — спросил Бабакул-ата, показывая молоко Нигоре.
— Желтоватое.
— Да, правильно. А если бы мы пасли овец на берегу реки, где трава высокая, но водянистая, молоко стало бы обезжиренным, голубоватым. — Бабакул вытер о халат руку и сорвал под ногами пучок красной травы.
— Вот эта трава — кзыл тамир, от которой, говорят, лопнул вол Максума. Это не трава, а жир...
«Опять о Максуме», — отметила про себя Нигора.
— Да, это верно. Но здесь уже почти нет травы, они все очистили, — начал Шербек. — Не пора ли перебраться за Кашка-тав?
— Еще на недельку травы хватит, — сказал Суванджан, оглядывая овец. — Если бы не было травы, овцы сами ушли бы отсюда.
— Да, еще недельку побудем здесь, сынок, — подтвердил Бабакул.
— Вам, наверное, жалко оставить Родник слез, ата, он такой красивый и притом вызывает воспоминания, — улыбнулся Шербек.
— Э-эх, сынок, уж чего много в горах — так это источников, один красивее другого.
Бабакул устало побрел к шалашу.
Нигора пошла за ним, но, вспомнив о чем-то, оглянулась и крикнула Суванджану:
— А вы скоро придете в шалаш?
— А что?
— Я должна сделать вам прививку, ведь для этого и приехала.
— Я думал что-нибудь приятное... а вы о прививке.
Нигора и Шербек переглянулись.
— Приятно то, что после нее вы не заболеете.
После завтрака Суванджан сразу же исчез. Нигора сделала прививку Бабакулу, потом они с Шербеком вышли из шалаша и стали ждать Суванджана. Но он не появлялся. Шербек, встав на стремена, оглядел пастбище. В дальнем его конце на большом камне дремала собака, пригретая солнцем.
«Понятно», — подумал Шербек. Он сошел с лошади и, отдав Нигоре поводья, пошел в сторону камня. Собака открыла один глаз и, убедившись, что идет свой человек, продолжала дремать. Шербек подошел на цыпочках, чтобы сапоги не скрипели. За камнем, в тени, свернувшись калачиком и положив под голову войлочную шапку, спал Суванджан. Шербек махнул рукой Нигоре и, когда она тихонько подкралась к камню с другой стороны, крикнул:
— Попался!
Суванджан вскочил. У него было такое испуганное лицо, что Нигора и Шербек не выдержали и расхохотались.
— О-о! Неужели вы так боитесь укола?
— Сестрица, дорогая, как-нибудь в другой раз...
— Не бойтесь, ничего не случится, иголка-то тоненькая.
— Знаю я, какая тонкая! Наверно, с палец толщиной!
— Даже не почувствуете. Будто укус мухи.
— В прошлом году, когда делали, так искры из глаз посыпались...
Нигора достала спирт и протерла руки. Отколола конец ампулы и наполнила сывороткой шприц.
— Зато после этого укола никогда не будете болеть дизентерией. Если бы не было пользы, какой интерес вас мучить? Ну-ка, снимите рубашку... Разве больно? Вот и все.
Суванджан, довольный, что все обошлось так легко, подвел Нигоре лошадь и крикнул прощаясь:
— Когда будете возвращаться, заезжайте к нам. Я поймаю куропатку!
— Вместе поймаем, готовь силки, — поддержал Шербек.
Вечером Суванджан пригнал отару на ночлег. Потом собрался идти за племенными баранами, которые паслись отдельно, как вдруг увидел Арслана. Это был пес, который должен охранять племенную отару. Сытый и довольный, Арслан лежал на своем обычном месте. «Почему он оставил баранов?» — с тревогой подумал Суванджан. Он схватил палку и поспешил вниз, в ущелье.
Пастбище, где паслись бараны, было расположено на северном склоне горы и называлось Кукдекча — «Зеленый котелок». Здесь было прохладно даже в самые жаркие дни. Когда Суванджан, запыхавшись, достиг пастбища, спустились сумерки.
— Кур-рей, кур-рей! — крикнул он.
Из ущелья донеслось эхо. Но ответного голоса баранов не было слышно.
Суванджан, перепрыгнув через речку, вошел в кусты. Защищая лицо от ветвей, он упорно продвигался вперед. Какая-то птица пугливо выпорхнула из-под его руки. Невдалеке зашелестела трава: должно быть, осторожными мелкими шажками кралась лисица. Шелест этот вскоре замер. Но возник другой, более сильный. Обрадованный Суванджан кинулся туда, но тоже ничего не обнаружил. Он обошел все пастбища. Бараны как сквозь землю провалились!
Суванджан в изнеможении опустился на землю. У него сверкнула искра надежды: а что, если бараны сами вернулись в стойбище? Но он тут же отогнал эту мысль: ведь тогда он встретил бы их, другой дороги не было.
— Суванджан! — неожиданно послышался голос Бабакула.
Суванджан поднял голову и увидел наверху, на тропинке, черную фигуру отца.
— Нашел? — спросил Бабакул. Но тут же, заметив состояние сына, спокойно сказал: — Найдутся, иди-ка поешь.
Суванджан ел принесенный отцом ужин, и в это время мысленно продолжал поиски. Он восстанавливал в памяти все укромные уголки в зарослях на берегу реки, между утесами, которые стояли рядом, как пять пальцев одной руки. И вдруг он вспомнил, что на другом берегу реки есть поляна, где растет очень высокая трава. Однажды он нашел баранов именно там. Суванджан вскочил и взял в руки посох.
Бабакул крикнул вслед исчезнувшему в темноте сыну:
— Наведайся на соседнее стойбище, может, у них...
Ночью Бабакул проснулся от лая собак. Луна спокойно светила над спящими горами и речкой. Он поднял голову с подушки и увидел сына. Еле передвигая ноги, Суванджан подошел к своей постели и бессильно опустился на одеяло. Бабакул понял: сын вернулся ни с чем. Он притворился спящим, но долго не мог заснуть, пытаясь успокоить себя мыслями о том, что утром бараны найдутся.
На рассвете громко запела перепелка.
«Бит-биллик, бит-биллик, бит-биллик!» — с какой-то страстью, увлечением кричала она. В ее крике старому чабану почудилось: «Эй, человек, не пропусти свой час!»
Старик быстро поднялся, собрался и пошел пасти отару. Вскоре встал и Суванджан и отправился искать своих исчезнувших баранов.
Возле ущелья Кукдекча он заметил вытоптанные баранами тропинки. Следы вели к реке, и там они смешались со старыми следами других отар.
Суванджан пошел по течению Куксая. Навстречу ему стали попадаться отары овец из других колхозов, но пропавших баранов среди них не было.
Впереди показались два белых дома с камышовыми крышами, возле них большой огороженный сад. В конце сада росло большое ореховое дерево. Когда Суванджан подошел к нему, на голову его упали две большие урючины. Он удивился, что урюк падает с ореха, и остановился. Опять что-то больно ударило его по носу. Суванджан вздрогнул от неожиданности. За забором послышался звонкий девичий смех. Что-то зашелестело, как будто пролетела испуганная горлица. Юноша заглянул за забор. Меж деревьев мелькало яркое атласное платье и тоненькие косички девушки.
Это была Айсулу, с которой они весной удили рыбу на речке.
«Ну подожди же!» — думал Суванджан.
Перемахнув через забор, он бросился за девушкой, догнал ее и поднял на руки.
Айсулу, пытаясь вырваться, болтала ногами, одетыми в красные тапочки, и то сердито, то жалобно просила:
— Ой, медведь, отпусти! Дорогой Суван, отпусти, если дед увидит...
Суванджан еще крепче обнял девушку, как охотник, который боится упустить добычу, и пошел к забору.
— Суванджан, отпусти, я тебе что-то скажу...
— Обманешь!
— Клянусь!
Дойдя до орешника, Суванджан отпустил Айсулу, но все-таки держал девушку за руку, чтобы она не убежала.
— Уф-ф, ты, оказывается, тяжелая! — Суванджан вытер вспотевший лоб.
— Эх, ты! А еще считаешься мужчиной, — засмеялась Айсулу, но тут же, становясь серьезной, заговорила о другом: — А почему ты плохо смотришь за своими баранами? Иди к моему дедушке и держи ответ!
— Значит, они здесь?
Айсулу ничего не ответила, повернулась и пошла к дому.
Суванджан хорошо знал характер старого Джанизака, поэтому он, набираясь смелости, задержался перед дверью, как будто затем, чтобы стряхнуть пыль с сапог. Наконец осторожно открыл дверь и протянул:
