— Пора, мать моя, пора, — шумно похлопал ее по плечу Александр Маркович. — Ну, Сонечка, до скорой встречи, — подошел он к Соне.
— До свидания, — ответила Соня, едва разжимая губы.
— Не забывайте нас. Дом-то теперь наш знаете. В любой моментик встретим с радостью и объятьем… — говорила Дуся в коридоре уходившим Александру Марковичу и Васькину.
Она вернулась в комнату.
— Глупая ты, сестричка, — ласково сказала она Соне. — Во-первых, он человек с положением, во-вторых, вдовец и детей нету.
— Ну так что? — пожала плечами Соня.
— А то, что он к тебе с уваженьем, а ты с грубостью. Он, знаешь, как про тебя сказал? «Чудесная у тебя сестра, Дуся!» А уходил, опять говорит: «Помогите мне с Сонечкой контакт найти».
— Какой контакт? Он же старый дед, — усмехнулась Соня.
— В тридцать-то пять лет? — ахнула Дуся и хлопнула по руке Степана, наливавшего себе в рюмку из бутылки недопитый коньяк. — Не про вашу честь, Степан Николаевич, коньячок ухлестывать! — Она отняла у него бутылку, вылила в нее остаток из рюмки, закрыла бутылку пробкой.
— И не надо, — обиделся Степан. — Раз ты так, я спать пойду… И никаких таких делов знать не знаю!..
— Иди-иди, не мешай женским разговорам!
— И п-п-пойду! — тяжело поднялся Степан. И опять саданул кулаком по столу: — А зачем ты за меня замуж шла?.. Нет, ты скажи — зачем, если меня не уважаешь?
— Господи, Степушка, кто тебя не уважает? — мгновенно обняла его Дуся. И, уводя в спальню, говорила: — Да я тебя, знаешь, как уважаю…
— А я тебя не уважаю, — без всякого зла сказал Степан. — И ты ее, Сонь, не слушай… Она обучит!.. Она тебя такому обучит!..
— Степа, Степушка, пойдем спать… Пойдем, милый, — заталкивала его в спальню Дуся.
А вернувшись, сказала Соне:
— Вот я и говорю, Сонечка, с ними надо ласково. Если с лаской — из любого мужика веревки можно вить.
8
Зима легла снежная, снег едва успевали убирать. Дворники весь день махали на тротуарах лопатами, а по улицам без устали медленно ползали машины и трамваи, орудуя мохнатыми щетками — сгребали с мостовых снег.
Соня вкатила коляску на широкое, запорошенное снегом крыльцо кинотеатра. Народу на дневной сеанс было мало. Коляску она оставила в вестибюле, а сама вошла в зал, неся на руках Леночку.
Показывали фантастический фильм «Лунная радуга». Леночка сперва сидела тихо, потом начала похныкивать и вертеться.
— Сиди, Леночка, сиди, — тихонько уговаривала ее Соня. — Вой какой дядя сердитый в скафандре… Смотри, кораблик космический летит… У-у, какой большущий…
Что происходит в этом фильме, кто и где оставил черные следы и почему они опасны чуть ли не для всего человечества, кто за кем следит на космической станции, плавающей во тьме Вселенной, — ничего этого Соня не могла понять. Все было таинственно, многозначительно, герои были похожи не на обыкновенных, нормальных людей, а на манекенов с загадочными выражениями лиц, говорящих какими-то тоже словами-загадками.
Леночка уснула на руках у Сони. Но когда к концу фильма на экране засверкали молнии и зал наполнился страшным треском, гулом, настоящей канонадой, у Сони заложило в ушах, когда пошла на экране вся эта немыслимая свистопляска, Леночка испуганно заревела что есть мочи.
— Женщина с ребенком, освободите зал! — прокричала дежурная, подойдя прямо к Соне, чтоб ее услышали.
Соня поднялась и быстренько вышла.
— Ну и человек ты, Леночка! — говорила она, укладывая притихшую Леночку в коляску. — Никуда с тобой не пойдешь, ничего не увидишь… Так и не узнала из-за тебя, что это за черные следы и что они, все те люди, вообще делали на тех страшных планетах…
Потом коляска катилась по заснеженному тротуару и часто останавливалась: у витрины, где застыли манекены в шубках и нейлоновых платьях, у автобусной остановки, где компания лыжников пела под гитару, возле женщины, продававшей книги, разложенные на длинной стойке.
— Вы чем интересуетесь? — спросила женщина.
— Нет… я так, — ответила Соня и покатила коляску дальше.
Возле фанерного щита, сплошь оклеенного объявлениями «Требуются на работу», коляска вновь остановилась.
Две девчонки, изучая объявления, переговаривались.
— Говорила тебе, туда нет набора, — сказала девчонка в лисьей шапке.
— Но я сама во вторник видела, вот здесь висело, — отвечала другая девчонка, одетая в спортивную куртку и джинсы.
— Где же оно делось?
— Испарилось. Надо было сразу идти, — сказала девчонка в джинсах. И спросила Соню: — Тоже контору подыскиваешь?
— Нет, просто смотрю, — ответила Соня.
— А мы на завод счетных машин хотели, да вот прозевали из-за нее, — объяснила ей девчонка.
— Подумаешь! Можно на часовой пойти или на радио, — ничуть не опечалилась девчонка в лисьей шапке.
— Счетные машины — перспективное дело, а часы что? На них сто раз цены снижали, — фыркнула в ответ подружка.
И забыв о Соне, они снова принялись изучать объявления.
А вечером Дуся, весело напевая, накрывала на стол, ставила коньяк, закуски. Степан забавлялся с Леночкой, подбрасывая ее к потолку, и та радостно взвизгивала.
В коридоре стукнула дверь.
— Куда это она? — удивилась Дуся.
Дуся выглянула на лестничную площадку, окликнула Соню. И тут же накинулась на Степана:
— А ты куда смотрел?
— Чего смотрел? — не понял он.
— Того, что сейчас Александр Маркович с Васькиным придут. А она, видал, что вытворяет?
— Чего вытворяет?
— Тьфу, бестолочь! — Дуся с досадой двинула ногой стул.
Соня тем временем сбежала вниз по лестнице и остановилась у подъезда. Во двор въехала «мусорка», из подъезда к ней спешили люди с полными и переполненными ведрами, теряя по пути пустые молочные пакеты, клочки газетной бумаги, смятые пачки от сигарет.
Соня не заметила, как подошли Александр Маркович и Васькин. Александр Маркович осторожно приблизился к Соне, закрыл ей сзади руками глаза.
— Ку-ку! — сказал он, отпуская руки. — А вы все хорошеете, Сонечка. Нас встречаете?
— Вас, — смутилась Соня. И, волнуясь, заговорила: — Я вам сказать хочу… Вы к нам больше не ходите… Вы же пожилой человек, постеснялись бы… И еще Дусю подговариваете…
— О чем это вы? — слегка опешил Александр Маркович.
— Ну какой вы жених? Просто стыдно за вас…
Рядом уже стояла женщина с пустым ведром, с интересом слушала, что будет дальше. Но дальше ничего не было. Соня быстро ушла за угол дома, оставив у подъезда почетных Дусиных гостей.
На другой день снова катилась по тротуару детская коляска. Только снег на тротуарах совсем раскис, и сверху тоже падал мокрый, липкий снег.
И опять коляска останавливалась: перед трамваем, пересекавшим улицу, у театральных афиш, у широких окон кафе, где за столиками сидели люди, в основном парни и девушки, нарядно одетые. Они что-то пили, дымили сигаретами, о чем-то говорили…
На фасаде драматического театра горела неоновая афиша, давали спектакль Островского «Последняя жертва». К подъезду спешили люди. За поминутно раскрывавшейся стеклянной дверью громко трезвонил звонок. Мимо Сони быстро прошел мужчина в каракулевой шапке, держал под руку женщину в меховой полосатой шубке.
— Ой, постойте!.. Одну минутку!.. — Соня покатила коляску за этим мужчиной.
Мужчина и женщина остановились.
— Здравствуйте, — запыхавшись, поздоровалась Соня с мужчиной и остановила возле него коляску.
— Здравствуйте, — недоуменно ответил он.
— Здравствуйте, — сказала Соня и женщине в красивой полосатой шубке.
— Добрый вечер, — ответила та.
— Хорошо, что вы мне попались, — говорила Соня мужчине. — А я как раз к вам собиралась, насчет своего дела узнать.
— Какого дела? — нахмурился мужчина.
— Насчет брата моего, Миши. Я вам первую кассацию подавала, ее не удовлетворили. Вы в восьмой комнате сидели, помните? Его ни за что засудили. Так мы опять подали, в Верховный суд. Вы не знаете, как теперь кассация, продвигается?
— Не знаю, вам сообщат, — ответил он и повернулся, собираясь уйти.
— Так мне уже сообщили: дело на пересмотр пошло, — сказала Соня и так повернула коляску, что загородила ею дорогу мужчине. — Я хотела узнать, когда результат будет.
— Не знаю, не знаю. И потом — на улице об этом не говорят, — нетерпеливо ответил мужчина.
— Я тогда завтра к вам зайду, в восьмую комнату, — пообещала Соня.
— И завтра я вам ничего определенного не скажу, — ответил он.
— А кто определенно скажет? — добивалась Соня.
— Митя, третий звонок, — нетерпеливо сказала женщина в красивой шубке.
— Вам сообщат, все сообщат, — мужчина оставил Соню, направился вместе с женщиной к входной двери.
