Человек и зверь спешили. Спускаясь с плато, они увидели огни. Там найдется добрая душа, приютит.
Человек человека приютит. А зверя?
— Может, нам расстаться, дружок? — Али-Булат поднял медвежонка, различил его темные пуговки-глаза. Они по-прежнему молили... И человек уже в который раз прижал зверька к груди. — Дрожишь. Нельзя тебе одному. Пойдем.
Вошли в аул. Али-Булат постучал в калитку крайней сакли. Калитка заскрипела, и перед путниками появился человек огромного роста, взлохмаченный, угрюмый, в одних кальсонах и тапочках. Он хрипло спросил:
— Кого это ветер принес?
— Гостя примете?
— Смотря какого. Гости разные бывают. Не завещал мне отец открывать дверь перед каждым гостем.
— Это гость, гонимый горем.
— Каким там еще горем? С женой поссорился?
— Нет, — упавшим голосом проговорил Али-Булат. — Не с кем мне теперь...
— Счастливый ты человек. А вот меня моя шайтанка в одних кальсонах за дверь выставила. Но ничего, ей тоже не сладко. Я подпер дверь снаружи — пусть попробует вылезти. — И хозяин сипло рассмеялся. — Под арестом! Ха-ха-ха!
— Мы вам не помешаем. Переспим где-нибудь и утром уйдем. Дождь вон уже начинается.
— Ладно, заходи. — Хозяин отстранился от калитки, пропуская путника. И тут он вдруг заметил зверя. — А это что?
— Тоже такой же, как и я. По дороге встретился и привязался. Добрым спутником стал.
— Гони его прочь! Пошел вон! — заорал хозяин и попытался пинком отшвырнуть зверька. Но медвежонок юрко спрятался за Али-Булатом.
— Не трогай! Он сирота!
— Ха-ха! Зверь — сирота! Ха-ха-ха! Гони прочь!
— Его некуда гнать...
— Тогда я его застрелю. Заодно ружье прочищу. Заржавело оно на стене. Разреши мне такое удовольствие.
— Нет, нет! — зажестикулировал, запротестовал путник.
— Хе! Может, попросишь, чтоб я этому зверьку постель постелил?
— Нет, не попрошу. Прощай.
Али-Булат и медвежонок ушли в темноту. А им вслед слышалось:
— Хе! Смешные люди попадаются. «Пусти переночевать». Хе! Мне самому спать негде. Сам же видишь: жена выставила. Даже хинкал доесть не дала. И зачем только я на ней женился? Пьяного женили, да, да, пьяного. Эй, ты, слушай: все равно человека со зверем никто не пустит. Зверь — сирота, ха-ха-ха.
Али-Булат и ковылявший за ним медвежонок ушли уже далеко, а хриплый голос все еще сверлил ночную темень.
— Не пустил, — шептал Али-Булат. — Наверное, впервые в этом ауле отказали в приюте. Ну ладно, дружок. Но пропадем.
...Мне пришлось недавно побывать на одном из самых многолюдных базаров в Сирагинских горах. Люди не столько покупали и продавали, сколько толпились в самом центре торжища, образовав тесный круг. Там человек и медведь в воскресные дни давали представление. Потешное зрелище не оставляло никого равнодушным. И седые старики в своих неизменных шубах и лохматых папахах, и задиристые босоногие ребятишки, и горянки, оставившие свои рукоделия, были самозабвенно увлечены проделками косолапого «артиста» и его хозяина. Хозяин виртуозно играл на четырехструнном чугуре, а медведь плясал. Но не от пляски люди заливались хохотом. Медведь оказался заправским комиком.
— Ну-ка, Дружок, покажи, каким бывает колхозный председатель, когда сердится,— просил хозяин.
Медведь тут же срывал с кого-то папаху, нахлобучивал ее на себя до самых глаз и зло, исподлобья вглядывался в собравшихся, уморительно гримасничал, ворча и пыхтя. Люди хватались за животы, глохли от смеха.
— А ну-ка, Дружок, как ходит мельник, хватив лишнего?
Медведь начинал куролесить — ковылял, припадал на ногу, падал, валялся. А публика ревела от восторга.
— А как ходит зазнайка бухгалтер?
Медведь выхватывал у кого-либо папку или портфель, закладывал под мышку, задирал голову и, важно прихрамывая и ни на кого не глядя, вышагивал по кругу.
Люди смеялись до слез, до хрипоты, смеялся и хозяин.
Медведь любил бороться. В схватках с хозяином он соблюдал все правила ковра. Он проделывал такие ловкие подножки и подсечки, что волей-неволей хозяин ложился на обе лопатки. Больше всех, конечно, изумлялись и звонче всех смеялись дети. Люди не знали и не могли знать, как при каждом звонком мальчишеском возгласе вздрагивало сердце хозяина.
— А не Абдул-Азиз ли это?
Нет...
1973
Ази — дядя.
Куцул — черпалка.
Дерхаб — будь здоров.
Дила узи — брат мой.
Кутка — маленький кувшин.
Из серого бухарского каракуля. (Примеч. автора.)
