Однако к пристани повернул только один пароход, а два других пошли дальше по течению. Это озадачило Бондалетова.
«Высадившись в устье Мархинки, красные навалятся на нас с севера», — мелькнуло у него в голове. Он вновь рванул телефонную трубку.
— Штаб! Два парохода движутся в направлении к устью Мархинки. Единственный взвод на Мархинском тракте не сдержит красных. Немедленно двинуть туда остатки резерва!
— Господин командующий! Оставить штаб без прикрытия невозможно, — прошелестел в трубке испуганный голос начальника штаба.
— В таком случае оставьте на Покровском тракте два отделения. Остальные — на Мархинку.
— Совершенно откроем город с юга!
— Ну и что? Красные-то пойдут с севера! Делайте, как, я говорю. Установите связь с Гольминкой. Я скачу туда.
Он сошел с колокольни, вскочил на коня и пустил его галопом к Гольминке, бормоча: «Теперь мне ясен маневр красных. Теперь я устрою им бойню!» Вот и пристань.
— Без приказа не стрелять! — торопливо крикнул Бондалетов, спешиваясь.
Впрочем, солдаты и не собирались этого делать. Они с удивлением разглядывали из окопов пароход. Бондалетов присмотрелся тоже, и у него екнуло сердце: во-первых, судно не двигалось — по-видимому, бросило якорь; во-вторых, на борту не было видно ни одного человека.
«Что за чертовщина! — протер глаза Бондалетов и навел на пароход бинокль. — В самом деле: никого… Значит, они бросили все силы на Мархинку? Хорошо, что я укрепил там позиции…»
В это время Бондалетова позвали к телефону.
— Слушаю… Что? Красные на Покровском тракте? Откуда они там взялись? И много?
— Много! Остановить невозможно! Пора отступать. Сопротивление бесполезно! — Чувствовалось, что докладывавший офицер уже не владел собой от страха.
— Я приказываю: держаться! Слышите?
— Красные близко! Пора бежать! Прощайте, господин командующий!
— Я приказываю! Вы слышите меня? Сейчас прибудут резервы!
Бондалетов уже забыл, что все резервы отправил на Мархинку. Ему никто не ответил. А пароход лениво покачивался на рейде. Тут только понял Бондалетов, как его провели.
— За мной! На Покровский тракт! — скомандовал он.
Солдаты выскочили из окопов и без охоты засеменили за Бондалетовым. В центре города отряд остановился: навстречу ему бежали люди. Сзади них слышалась частая винтовочная пальба.
— Красные в городе! — вопили бегущие. Это были солдаты из заслона на Покровском тракте.
— Куда? Стой! Расстреляю! — вскричал Бондалетов.
— Господин командующий, нас преследует уйма красных. Их не остановить! — крикнул офицер с перекосившимся потным лицом.
Бондалетов поскакал в штаб.
Штаб располагался в здании судебной палаты.
Во дворе, напуганные перестрелкой, вздрагивали ездовые кони, запряженные в коляски и телеги-долгуши. Между ними суетились офицеры с вещами в руках и члены Областного совета.
— Господа, без паники! Здесь наш укрепрайон. Сюда мы не допустим красных! — крикнул Бондалетов.
— Господин Бондалетов, говорят, Вилюйский тракт еще свободен. Единственная возможность проскочить. Не задерживайтесь!
Экипажи, нагруженные мешками, чемоданами и людьми, тяжело тронулись с места. Видя, что все кончено, Бондалетов пришпорил лошадь и помчался впереди всех.
Через несколько часов после начала атаки город полностью перешел в руки красноармейского отряда. Лишь белогвардейцы, засевшие в женской гимназии и церкви Преображения, продолжали отстреливаться. Они не знали о бегстве Бондалетова и Областного совета. Красноармейцами, оцепившими эти здания, командовал сам Рыдзинский. Он внимательно изучал укрепления белых, прикидывая, как к ним лучше подобраться.
— Товарищ Рыдзинский, — подбежал к нему Платон Слепцов, — дайте в мое распоряжение десять красноармейцев.
— Ты же видишь, у меня каждый человек на счету… А зачем тебе?
— Хочу освободить из тюрьмы наших товарищей.
Рыдзинский мгновение поколебался.
— Ладно. Бери отделение Буянова и шпарь. Да поживее!
— Есть!
…Между тем освободить заключенных надумали и члены организации «Сын революции». Но тюрьму голыми руками не возьмешь, а у подпольщиков было только два револьвера. Все же, пользуясь тем, что силы белых были отвлечены, Жилин и его товарищи прокрались к тюрьме. Жилин оглянулся. На улице никого не было. Он громко постучал в ворота.
— Кто там? — послышался голос караульного.
— Красные. Открывай!
— Без разрешения начальника тюрьмы не открою.
Жилин выругался.
— Где твой начальник?
— В доме напротив, с зеленым крыльцом.
Подпольщики быстро нашли дом начальника тюрьмы. Постучали.
— Кого бог послал?
На этот раз Жилин решил действовать хитростью.
— Из штаба!
Дверь распахнулась. Увидев наведенные на него револьверы, дебелый мужчина с обвислыми усами поднял руки.
— Ты начальник тюрьмы?
— Я.
— Собирайся!
— К-куда?
— В тюрьму.
— Хорошо, слушаюсь… Но учтите, г-господа, я всего лишь начальник тюрьмы. Я только караульный… Арестовывали, сажали другие…
— Разглагольствовать будешь потом. Пошли!
Когда упиравшегося начальника подвели к тюрьме, там уже было два отделения красноармейцев. Одно привел Платон, другое, с Мархинского тракта, — Уосук. Они с удивлением глядели друг на друга: мысль освободить товарищей пришла к ним одновременно.
— Прикажи караульному открыть ворота! — строго сказал Жилин начальнику тюрьмы.
Через мгновение красноармейцы ворвались во двор. Они обезоружили часовых, сбили засовы с камер.
— Выходите, товарищи!
Уосук с волнением всматривался в похудевшие лица друзей. Но где же Максим? А вот и он. Его глаза по-прежнему лучисты и веселы. Вдруг он узнал среди красноармейцев Платона и Уосука.
— Товарищи! Смотрите. Да ведь это наши парни!
Максим со всех ног бросился навстречу Платону и Уосуку.
Снова в Вилюйске. «Золото нужно не мне, а народной власти»
Подхватила, закружила Уосука высокая волна Революции. То вместе с отрядом Стояновича он преследовал остатки бондалеговских войск в окрестностях Якутска, то выступал на митингах, то реквизировал оружие и ценности у богачей. День мчался за днем с быстротой молнии.
По бездорожной, забитой Якутии Советская власть распространялась трудно. То и дело вспыхивали мятежи, гибли лучшие люди.
Вместе с Исидором Ивановым и Степаном Гоголевым Уосука направили в Вилюйский округ устанавливать Советскую власть.
Когда Максим и Платон, члены Якутского совдепа, предложили Уосуку ехать в Вилюйск, его сначала охватили сомнения: справится ли? Как-то неловко было думать о предстоящей встрече с Разбогатеевым. Но он не заставил уговаривать себя. Собирался недолго. Марии Ильиничне сказал, что едет на каникулы в Вилюйск. Старушка, привязавшаяся за три года к нему, как к родному, всплакнула над его небогатыми пожитками и попросила «держаться подальше от этих страшных красных». Она и не подозревала, чем занимался Уосук последние месяцы.
«Чем не конспиратор!» — весело подумал о себе Уосук, обнимая хозяйку на прощание…
В распоряжение вилюйским комиссарам ревком дал отряд под командованием Буянова и пароход «Громов». И вот по улицам Вилюйска чеканят шаг красноармейские шеренги, а обыватели с любопытством и испугом выглядывают из-за заборов.
— Впереди, гляди-ка, якуты!
— Наши, местные.
— Кто?
— Разве не видишь — Иванов Исидор, Гоголев Степашка…
— А третий?
— Кажись, сын салбанского Токура.
— Этот-то как туда попал?
— Разбогатеев его усыновил. Выучился на купцовы деньги, а теперь, поди, потрошить его пойдет. Большевики сплошь грабители, говорят.
— Да ну?
— У кого две шубы — одну отбирают, говорят.
— Опасные люди!..
Долго гудели разговоры в вилюйских избах в тот вечер. Не утихали они и потом. Особенно много толковали о разбогатеевском приемыше. То передавали друг другу, что он разместил в обширном доме своего благодетеля солдат, то натянуто смеялись:
— Разбогатеевский-то учителишку Васильева инспектором народного образования назначил. Наказал в наслегах школы открывать.
— В наслегах? Для кого же?
— Для бедняцких детей. А еще… смешно вспомнить…
— Ну-ну…
— Взрослых, сказал, учить будем!
— Вот уж загнул так загнул!
— Будем, сказал, народ из тьмы выводить…
Все эти слухи имели почву. Уосук Токуров энергично проводил в жизнь декреты Советской власти. То же самое делал Исидор Иванов в верхневилюйских, а Степан Гоголев — в средневилюйских улусах.
Неожиданно из Якутска пришла телеграмма:
