Юрий Рытхэу - Метательница гарпуна

Действительно, сыпал мелкий снежок. Кто знает, может, и прав был чиновник.

На другой день погода улучшилась, однако Маше пришлось самой напомнить об оленеводческой станции. Ей ответили, что меры принимаются, хотя и сегодня шансов на полет мало.

До полудня она томилась в своем номере. Потом стала гулять по опостылевшим улицам маленького городка. Прогулки эти вошли в привычку. Но едва она выходила из гостиницы, как к тротуару пристраивался автомобиль и шофер предлагал свои услуги, сообщая, что он послан провинциальным правительством. Мария отказывалась от этих услуг и продолжала шагать дальше по тихим, совершенно пустынным улицам, мимо аккуратных домиков с белыми занавесками на окнах, мимо нескольких кирпичных зданий, на окраину, на берег еще покрытого льдом Большого Невольничьего озера. В номер возвращаться не хотелось. В четырех стенах одолевала тоска.

Приближалось время отъезда, а чиновники перестали даже показываться на глаза Марии, видимо, опасаясь напоминаний об обещанной поездке на оленеводческую станцию.

Она позвонила по телефону, попросила сказать, когда пойдет очередной самолет на юг. Сказали, что это будет только 3 мая. Значит, праздник придется провести в одиночестве.

В праздничное утро Маша проснулась рано и тут же включила радио. Шла обычная программа: местные, потом международные новости, реклама и музыкальные передачи… Поймала себя на глупой мысли. Глупой в том положении, в каком она очутилась в день великого праздника. Оказывается, ждала сообщений, как проходит праздник на ее родной Чукотке.

Представила себе, какое оживление сейчас в Анадыре. Обычно в этот день погода там хорошая. Движутся красочные колонны от старого педагогического училища мимо двухэтажного здания окружкома и окрисполкома, мимо новых жилых домов к стадиону и дальше — к памятнику членам первого ревкома Чукотки. А там стоит уже трибуна, и возле нее пограничный наряд, который отметит праздник салютом. А может быть, совсем и не так будет. Придумают что-нибудь новое.

Одиночество стало нестерпимым. Маша оделась, тщательно причесалась, поярче накрасила губы и спустилась вниз позавтракать. Она подошла к газетному киоску, взяла местную газету, журнал «Эсквайр» и уселась за свой излюбленный столик у стены. Официантка подошла быстро, спросила:

— Обычный завтрак?

Маша молча кивнула.

Позавтракала, вернулась к себе в номер, вынула из маникюрного набора ножницы и вырезала из обложки журнала красный бумажный флажок. Прикрепив его булавкой к лацкану пальто, Мария Тэгрынэ вышла на улицу Йеллоунайфа и медленно пошла, напевая вполголоса песни, которые поют на демонстрациях в Анадыре, в Москве.

У станции Си-Би-Си заметила следующий за ней автомобиль, придержала шаг.

— Пожалуйста, прошу в машину, — пригласил шофер.

— А далеко ехать до места, где живут индейцы и эскимосы? — спросила Маша.

— Совсем близко! Мили четыре будет, не больше, — ответил шофер.

Мария уселась на заднее сиденье.

Дорога шла по берегу озера. Кое-где из снега торчали ветки, камни. Поверхность озера, насколько хватал глаз, была покрыта льдом. «И по Анадырскому лиману, наверное можно еще ездить на машине», — подумала Маша.

Вдали показалось скопище маленьких разноцветных домиков. За домиками виднелись кучи мусора. Лохматые собаки подбегали к дороге, лаяли на проезжавший автомобиль.

— Где остановить машину? — учтиво спросил шофер.

— Где хотите, — ответила Тэгрынэ.

Машина свернула с шоссе и подкатила к одному из домиков.

— Здесь?

Маша вышла. Постояв в нерешительности, она направилась к ближайшему домику, постучала в дверь и, не дождавшись ответа, вошла в темный тамбур. Из тамбура дверь вела внутрь помещения. Отворив ее, Мария очутилась в кухне. Значительную часть кухни занимала железная плита и большая бочка для воды, покрытая деревянной крышкой. Тут же у стола, придвинутого к окну, сидел малыш лет пяти и ложкой выковыривал содержимое из большой консервной банки. На минуту Маше показалось, что она попала в ярангу уэленского школьного истопника Элекука, переехавшего в Азию с этого берега.

Мальчик не обратил никакого внимания на вошедшую.

Зато взрослые, находившиеся в смежной комнате, почему-то переполошились. Какой-то взъерошенный мужчина встал с покрытой ярким мятым одеялом постели и запихнул что-то под кровать. Остальные выжидательно уставились на Машу.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Здравствуйте, — отозвалась одна из трех женщин, довольно молодая, даже миловидная, но грязная и, по всему видно, выпившая.

— Я пришла познакомиться с вами, — с трудом подбирая слова, сказала Мария Тэгрынэ. — Я тоже эскимоска… Только с другого берега. Плохо говорю по-английски…

— А мы думали, ты кри! — добродушно сказал мужчина и выудил обратно из-под кровати бутылку.

— У нас с индейцами-кри плохие отношения, — пояснила молодая женщина. — Индейцы всегда были врагами эскимосов

— И в древних легендах об этом говорится, — поддакнула старушка с больными, слезящимися глазами.

— Так откуда ты явилась? — спросил мужчина.

— Издалека, — ответила Мария Тэгрынэ, усаживаясь на стул, любезно пододвинутый молодой женщиной. — Из Советского Союза. Знаете, где находится такая страна?

Женщины переглянулись между собой, в глазах мужчины мелькнул испуг.

— Не может быть! — воскликнул он.

— Я серьезно говорю, — подтвердила Маша.

— Не может быть! — повторил мужчина. — Большевики давно уничтожили эскимосов на своем берегу. Это я точно знаю!

— А радио? — спросила старуха. — Когда я гостила у своих на Юконе, сама слышала оттуда передачи. По-эскимосски говорили.

Мужчина задумался, еще пристальнее поглядел на Машу.

— Значит, ты оттуда? — И он неопределенно хмыкнул. — Непохожа ты на большевика.

Мария не знала, что ответить на это.

Но тут поднялась молодая женщина, подошла к Маше и, показывая на бумажный красный флажок, приколотый к отвороту пальто, крикнула:

— Она говорит правду: смотрите — красный флажок!

— Зачем же?.. Зачем же? — заикаясь, спросил мужчина. — Зачем же ты пришла к нам? Собираешься поселиться здесь?

Маша не успела ответить. В тамбуре послышался шум, и в комнату влетел знакомый чиновник, опекавший ее.

— Мадам, извините, — бормотал он растерянно. — Если бы мы заранее знали о вашем желании, мы бы подготовили хороших, честных эскимосов. Здесь есть хорошие, непьющие семьи. Солидно зарабатывают, мебель у них приличная… Извините, но отсюда вам надо уйти.

Мария Тэгрынэ покорно поплелась за чиновником. Ее машины не было, стояла другая, на которой приехал чиновник.

«Попадет ему, что пустил меня в этот поселок», — решила Маша.

Сославшись на усталость, она попросила отвезти ее в гостиницу и опять уединилась в своем номере.

Домик, в котором ей довелось побывать, в сущности, мало отличался от жилищ эскимосов на Чукотке. Но люди… Какая колоссальная разница!

Конечно, работать надо много и у себя дома. Там тоже далеко не трезвая жизнь, особенно когда приходит первый пароход. Но там хоть есть что сказать людям, и люди чаще всего прислушиваются. А что туг скажешь?

Мария не пошла вниз обедать. Сквозь деревянные стены отеля до нее доносился из бара шум мюзик-бокса. Она знала, что сейчас там многолюдно, дымно. Пришли молодые индианки и эскимоски, шахтеры с золотого прииска. Пьют виски с содовой, по столам разбросаны измятые деньги, слегка подмоченные консервированным пивом «Мольсон». Время от времени перед мюзик-боксом на свободную от столиков площадку выходят танцевать пары. Они извиваются друг перед другом, и, глядя на лицо эскимоски, можно уловить в современном танце, в этих ритмических покачиваниях, древний женский танец, полный зазывного томления.

Мария то засыпала, то просыпалась, и ей грезилось, что она у себя дома, в Анадыре, а снизу доносится шум праздничного веселья. Но для жителей Йеллоунайфа это был обыкновенный день, обыкновенный вечер.

Уже близко к полуночи раздался резкий телефонный звонок. Маша, схватив трубку, стала отвечать по-английски, пока не разобрала, что с ней говорят на русском.

— Мария Ивановна? Это советник Семенов. Посол и все наши сотрудники, а также члены вашей делегации сердечно поздравляют вас с праздником и желают вам здоровья и хорошего настроения…

Маша вслушивалась в эти простые, привычные слова, доносившиеся с далекого юга страны, из Оттавы, и на душе у нее потеплело.

— Как у вас там? — спросил советник, и Маша уловила в его голосе тревогу. — Все в порядке?

Тогда она еще не знала, что разномастные изменники и другие грязные подонки устроили провокацию у празднично украшенного советского посольства, попытались помешать торжественному приему в честь Первомая.