— Никому не говори, что не умеешь! — забеспокоилась тетя Зина, по-своему истолковав ее слова. — А то не примут, здесь плохо с работой. Юг, сама знаешь!
— Ладно. Я ведь только вам! — засмеялась Лида.
— То-то! Мне можно. Двадцать лет в санатории работаю, худого никому не присоветовала.
— А кем вы работаете? — поинтересовалась Лида.
— Ночной няней.
— Ребятишек сторожите?
— Зачем?! Сторожа — те по двору бродят. А я «рыбаков» бужу. Много иную ночь бывает. По часам бужу.
— Трудно... — смущенно посочувствовала Лида.
— Зачем? Нынче-те год совсем легкий.
Темнота загустела.
— Чтой-то сидим впотьмах, пошли в дом, — предложила хозяйка. — Телевизор включим — спать будет полегче.
— С телевизором? — машинально переспросила Лида, собирая со стола чашки.
— С им!
И они ушли из-под шелковицы.
— Вот твоя комната. Хоромы! Ход отдельный.
— Раздевайся, как вздумается. Не стыдись. Окно слепое, на огород. А я сейчас телевизор принесу...
— Спасибо, — растерянно повторила Лида. — Не беспокойтесь!
Тетя Зина ушла и скоро вернулась, держа в руках старенький вентилятор. Включила.
— Вот и ладно, — сказала она с удовлетворением.
Лида улыбнулась, глядя на неказистый «телевизор».
Позже она привыкла, что в этом доме «холодильником» звался утюг. Раскладушка была «диван-с-кроватью». У вещей не было точного названия, но Лида постепенно привыкла к этому.
***
Оставшись одна, Лида задумалась о завтрашнем дне.
Она не боялась школы. Просто ее сбило с толку непривычное: ученики — больные; педагог — он же воспитатель; завуч — рентгенолог; учительская без тетрадей; несостоявшееся знакомство с классом...
Постепенно мысли обратились назад, к тому берегу, на котором остались студенческие годы, общежитие, друзья.
Остро, близко вдруг шевельнулась память о Гришке.
Лида нагнулась, вытянула чемодан из-под раскладушки и достала письмо. Это было единственное письмо от него. И Лида твердо знала, что других писем не будет. Гришка — человек, для которого Лида никогда не станет никем другим, нежели товарищем по коммуне, «своим парнем», незаметным спутником в турпоходах. О таких, как Лида, парни могут помнить всю жизнь, но письма будут писать другим девчонкам.
Лида расправила на ладони узкий листок бумаги. Бесполезно искать что-то между строк. Здесь все ясно, дружески просто и... безнадежно.
«Привет, Лидуша! — писал Гришка. — Спрашиваешь, как живу? Отвечаю: живу нормально. Изучаю испанский. Осваиваю метод «погружения». Чертовски умная вещь! Надо только сконцентрироваться, отбросить все лишнее и дней пятнадцать не слышать совершенно своего языка, а говорить по-испански. Ухожу для этого в степь. Ты спрашиваешь о моем здоровье? Отвечаю: почти поправился. Врачует меня в основном мама, да еще письма парней...»
«Телевизор» посылал в лицо плотную широкую струю воздуха. Лида закрыла глаза.
Какой-то «метод погружения»... Как всегда, Гришку интересует только новое, малоизвестное, и, как всегда, он испытывает все на себе.
А вот ее немного страшит неизвестное. Что-то будет завтра? Как сложится ее жизнь на этом, новом, берегу? Мысли помимо воли снова вернулись к школе.
Лида плотнее стиснула веки. Нельзя так, нужно отключиться ото всего, забыться, успокоиться. «Погружение» скоро. Завтра.
Следующий день наступил в дожде и в тумане. Сильно похолодало: где-то в горах выпал снег. Между морем и небом граница исчезла совершенно, и все вокруг казалось серым и влажным.
Лида торопливо шла в школу. На душе было тревожно и в то же время ясно. Быстрая ходьба и холодное утро настраивали на деловой лад. А тут еще дождик незаметно прекратился, и туман начал отходить в море.
Во дворе школы Лиду встретила Мария Степановна.
— Опоздали на две минуты, — негромко заметила она.
Лида промолчала. Ее часы показывали, что в запасе еще есть минут семь.
— Двадцать шесть человек. Пересчитайте, — сказала Мария Степановна. — Мне — к директору, а вы приступайте. По режиму сейчас прогулка.
И она ушла, оставив Лиду перед выстроенным классом. Ребята нетерпеливо переминались на месте.
Лида вгляделась в них. Бледные, быстроглазые; видно, стоять смирно для них — сущее мучение. И — самое неожиданное — все они казались на одно лицо!
Лидой овладела робость.
— Пойдемте, пожалуйста, — сказала она деревянным голосом.
Ребята послушно потянулись следом за ней.
Лида шла, опустив голову, и проклинала вставшую перед ней «непедагогическую» задачу, о которой прежде она даже и не подозревала. Прогулка — и все. А что говорить? В классе по крайней мере понятно: вот доска, вот парты. Стол для учительницы. Этот десятилетиями установленный порядок казался Лиде самым разумным и... безопасным. А здесь? Как вести себя? И к чему этот дурацкий строй?
— Стойте... — растерянно попросила Лида. — Давайте хоть познакомимся! Меня...
— А мы знаем! Лидия Афиногеновна! — зашумели ребята, не нарушая, однако, строя.
— Нам Марь-Степанна объявила, что вы придете, — сказал кто-то.
— Очень хорошо, что она заранее объявила, — справившись с волнением, сказала Лида. — Объясните мне, пожалуйста, чем вы обычно занимаетесь на прогулках?
Наташа Артюхина подняла на Лиду большие чистого коричневого цвета глаза и неуверенно, но послушно ответила:
— В мячик, то есть в пионербол... Читаем... ходим...
— А что такое пионербол? — спросила Лида, чувствуя себя безнадежно отсталым человеком.
— Ну, игра такая, — объяснила Наташа. — Только не отбивать мячик, а ловить.
— Ловить? — переспросила Лида. — Отбивать интереснее!
Ребята как-то странно поглядели на нее, а Наташа тихо, словно бы стыдясь, сказала:
— Отбивать нельзя. Врачи только ловить разрешают.
Лида прикусила губу. Как могла она забыть?! Здесь все особое — и прогулки, и игры, и учеба. Это очень правильно! Нужно помнить, какие перед ней дети.
Она непроизвольно уменьшила шаг, словно боясь, что быстрая ходьба им повредит.
Мальчишки из последних рядов стали наступать на пятки девчонкам. Один, полный и медлительный, исподтишка дернул девочку за жиденькие косички.
«Вот тебе и раз! Не такие уж вы и слабые, как я о вас думаю, — усмехнулась про себя Лида. — Но тогда какие вы?»
Вслух же она спросила:
— А где ваш мяч?
Мальчишки придвинулись ближе. Тот, который дергал девочку за косички, пожаловался :
— Завуч забрал! Мы в коридоре пинали...
— Завуч? — переспросила Лида. — Интересно... А как тебя звать?
— Меня? — удивился мальчишка. — Ирфан. А что?
— Да ничего особенного. Я заметила, ты не любишь ходить в последних рядах. Вставай вот здесь.
Ирфан скорчил недовольную физиономию, но подчинился.
— Наташа, — обратилась Лида к девочке. — Сходи к Богдану Максимовичу и попроси от моего имени...
— Хорошо! — обрадовалась Наташа и побежала в школу.
Ребята оживились. Любопытство, сдерживаемое дисциплиной, которую оставила Мария Степановна, перебороло. Посыпались вопросы:
— Вы на все время к нам?
— А что будете вести?
— Правда, что вы практикантка? Нам Марь-Степанна рассказывала...
Лида едва успевала отвечать, забыв обидеться, что Мария Степановна понизила ее в должности.
Вернулась Наташа, прижимая к груди желтый кожаный мяч.
— Вот! — торжествующе крикнула она. — Отдал, но говорит — в последний раз! — Наташа скопировала суховатый тон завуча.
Лида улыбнулась: она была рада появлению Наташи с мячом.
— Ну, куда? — спросила она у ребят.
— К морю!
— Побежали! — и Лида увидела, что класс с удовольствием ей подчинился.
Увлекаемая ими, она побежала тоже. И только у самого моря, на утоптанной площадке, Лида остановилась и обратила внимание на плохо скрываемое любопытство в глазах многих ребят.
«Наблюдают, как я хромаю, — догадалась она. — Ну, погодите...» Сбросила на песок куртку, осталась в тонком свитере и узкой юбке.
— Подавай! — задорно крикнула она Наташе.
Лида хорошо знала: какой ты покажешься ребятам в первый день, такой и останешься для них на все время, какие бы усилия и ухищрения ни прилагались потом! Для них, подростков, первое впечатление являлось главным, и теперь от самой Лиды зависело, будут ли они помнить о ее хромоте.
Образовался круг, и над ним взлетел новенький мяч.
Мальчишки быстро раззадорились. «Гасили» мячи, резали, распрямляя в прыжке свои узкие плечи. Девчонки робели и просили подавать полегче, закрывали головы, ожидая удара, и то и дело смешно взвизгивали. Лида перешла на их сторону и стала брать самые высокие и трудные мячи.
«Разве ж это работа? Курорт!» — весело думала она, глядя на раскрасневшихся от морского воздуха и стремительных движений ребят и чувствуя, что «первое впечатление» ей пока удается.
