Незаметно для себя он очутился — в халате и туфлях за письменным столом. Из среднего ящика он достал блокнот, наполненный формулами и схемами. Процесс последнего опыта он помнил очень ясно, во всех подробностях. Он проверил каждую схему и не нашел ошибки.
— В чем же дело, чорт побери? — задумчиво пробормотал Сергей Александрович и вдруг похолодел при мысли, что опыт не удался случайно. Может быть, термометр испортился? Может быть, Смирнов перепутал реактивы? Эта мысль — подхлеснула его, и он яростно заскрипел пером, в десятый раз устанавливая теоретическую несомненность окончательной формулы.
Ольга застала его за этим делом. Он не слышал ни лязгания замка, ни шагов. На его исхудавшем лице лежал мертвенный отсвет синего абажура. Дрожащей рукой он тыкал перо в чернильницу, скрипя о стеклянное дно.
Ольга решительно подошла к столу и взяла блокнот. Перо проехалось по странице, оставив извилистый след. Сергей Александрович попросил Ольгу не мешать. Глаза у него были мутные, воспаленные.
— Я убедился, что опыт не удался случайно, — хрипло сказал он. — Мы провели этот опыт небрежно с технической стороны, а по существу все было правильно. Нужно повторить опыт, — и дело в шляпе. Отдай же блокнот; он мне нужен.
— Я не позволю, — решительно сказала Ольга. — Слышишь, я не позволю!
— Я достаточно взрослый человек, чтобы не спрашивать разрешений, — грозно ответил он и потянулся к блокноту.
Ольга спрятала блокнот за спину.
— Ты. ведь знаешь, что сказал доктор.
— Плевал я на этого рыжебородого дурака! — рассердился он и встал, придерживая двумя пальцами, разошедшиеся полы халата. — Слышишь, Ольга, сейчас же отдай блокнот!
Она молча отступила, к дверям. Сергей Александрович решил изменить тактику.
— Ты оказываешь мне медвежью услугу, Ольга. Подумай сама: если ты отдашь мне блокнот, я поработаю еще пять минут, закончу вычисления и успокоюсь. А без блокнота мне придется вычислять напамять. Затраты мозговой энергии будут несравненно бо́льшими.
— Какой хитрец! — с упреком сказала она.
— Ты иногда бываешь невыносимо упрямой, Ольга. Я же логически доказываю тебе.
— Нет, — ответила она твердо.
Сергей Александрович, улучив момент, хищно схватил ее за руку, пытаясь силой отнять блокнот. Она увернулась.
— Ты вздумал еще сопротивляться, старый! — крикнула она через смех.
Сергей Александрович был так ошеломлен, что сразу притих и бессильно опустился на пол. Ольга подняла его, дотащила до кровати, бережно опустила и скомандовала.
— Снимай халат!
Он послушно выполнил приказание. Он не знал, как отнестись к ее неожиданному поступку. Она, победоносно оправив волосы и смятую блузку, стала приводить комнату в порядок. Сергей Александрович внимательно следил за ловкими и быстрыми движениями ее оголенных смуглых рук.
«Какая она, однако, сильная», — с уважением подумал он. Потом тихо позвал:
— Ольга...
— Ты сам виноват, — смущенно ответила она. — Ты не хотел добровольно... Ну, пришлось насильно. Для твоей же пользы.
Он чувствовал настоятельную потребность чем-то ответить на ее поступок — и нечем было ответить: так неожиданно спутала она все его мысли и представления о ней.
4Три дня Сергей Александрович работал украдкой, пользуясь отлучками Ольги по хозяйству и по комсомольским делам.
Видя, что отца не переспоришь, Ольга официально разрешила ему работать по одному часу а день. И странное дело: получив разрешение, он сразу потерял всякую охоту к занятиям и с головой погрузился в антологию русской поэзии двадцатого века.
Ольга поощряла его новое увлечение. Стихи представлялись ей чем-то вроде пасьянса — отличным и милым средствам избавлять от скуки ничего не делающих людей.
Сергей Александрович добросовестно прочел антологию от корки до корки. Голова его гудела от рифм, ритмов и созвучий. Чтобы выйти из нелепого состояния, он взялся за книгу по специальности и поймал себя на том, что читает эту книгу ритмически, ищет случайные рифмы и улавливает не смысл написанного, а звучание, примитивное и грубое, совершенно нестерпимое для его изощрившегося слуха.
Он услышал за дверью подрагивающий от сдержанного смеха голос Ольга:
— Вы сегодня великолепны, Смирнов! Великолепны и величественны.
Сергей Александрович торопливо надел пиджак, поправил галстук и вышел в столовую. Навстречу ему поднялся с дивана Смирнов. Он был умыт, одет и причесан с предельной тщательностью, точно манекен из магазина готового платья.
— Переставьте пуговицы, — сказал Сергей Александрович. — Пиджак морщит в талии. А вообще — превосходно. Я очень рад, Смирнов, что вы становитесь наконец действительно культурным человеком.
Ольга побежала в кухню кипятить чай. Сергей Александрович расспрашивал Смирнова о фабричных делах, искренно радуясь тому, что Смирнов немного отдохнет за эти три недели.
Сергей Александрович испытывал отеческую гордость, видя, что в результате его усилий Смирнов успешно овладевает культурой.
— Но это нужно ввести в систему, Смирнов, — внушительно говорил Сергей Александрович. — Вы должны научиться чувствовать себя без галстука так же неловко, как без штанов, положим. И тогда вы при любых обстоятельствах найдете время следить за собой. Мы, старики, прошли в этом отношении суровую школу. Попробовали бы вы найти в старое время хоть какое-нибудь место, если ваши брюки были плохо отглажены. И обедали через день, но брюки носили высшего качества. Сейчас, понятно, совсем другое. Вас возьмут, если вы придете даже в трусиках. Поэтому многие забывают о брюках. А брюки нужно носить красивые, — это такая же обязанность коллективного человека, как, положим, плеванье в урны...
Ольга разливала чай. В бронзовой струе вздрагивал электрический свет. Сергей Александрович вдруг звякнул ложкой о блюдце.
— Не хлюпайте губами, Смирнов. Что скажут в Европе, если вы будете хлюпать губами за табль-д'отом!
— Когда этому будет конец? — спросил Смирнов и отодвинул стакан.
Сергей Александрович хладнокровно ответил:
— Когда вы целиком овладеете культурой. Культура, Смирнов, капризная штука и не терпит незаконченности. Она становится карикатурной и уродливой, если в ней отсутствует хотя бы один из необходимых элементов. Нужно знать все — и то, что рыбу ножом не едят, и стихи Блока, положим...
— Но вы, например, не знаете стихов Блока.
— Я?.. — оскорбленно воскликнул Сергей Александрович. — Кто вам сказал? Я очень прилично знаю поэзию, Блока в особенности.
Опять над полей Куликовым
Аптека, улица, фонарь...
Смирнов восхищенно приоткрыл рот и медленно откинулся на спинку дивана.
— Да... дальше, — произнес он странным голосом.
Сергей Александрович почуял неладное.
— Не помню. Что-то про Америку. «Страшись по морям безверия железные пускать корабли».
Смирнов смеялся вначале тихо, потом все громче и громче и, наконец, в полный голос.
Сергей Александрович обиделся и надулся. Ольга недоуменно улыбалась.
Не будете ли добры объяснить причину вашего неуместного смеха? — сухо осведомился Сергей Александрович, когда Смирнов немного успокоился.
— Все вы перепутали, Сергей Александрович. Из разных поэтов разные строчки... Очень уж бессмысленно...
— Недостаточный повод для смеха. Пора бы знать, что в стихах не может быть «смысленно» или «бессмысленно». Стихи — вещь вообще антагонистичная смыслу, рацио. Стихи нужно рассматривать, как химический состав. Строчки —- это элементы. Положим, что мы имеем десять разных составов. Если мы возьмем из каждого по одному составному элементу и соединим, то получим одиннадцатый совершенно новый состав. То же и здесь. Таким образом, ваш упрек в том, что я надергал строчки, — неоснователен, дорогой Смирнов. Но я все-таки очень рад за вас. Вы немного знаете поэзию. Когда вы поймете ее сущность, вы приобщитесь еще к одной стороне культуры. Из вас будет толк, Смирнов, я вас вышколю...
Их спор о культуре и химической сути стихов был прерван появлением фабричного врача. Смирнов стал прощаться, Ольга пошла проводить его. Врач и Сергей Александрович направились в спальню. Врач долго и тщательно осматривал и расспрашивал Сергея Александровича. Потом они вернулись к столу. Самовар был уже холодный.
— Ольга! — позвал Сергей Александрович.
Никто не отозвался. Он открыл выходную дверь и крикнул вниз, на лестницу:
— Ольга!
Каменные стены гулко повторили его призыв. Внизу послышалось знакомое пощелкивание каблучков.
— Дай нам чаю, — недовольно сказал Сергей Александрович. — Где ты была?
— Я провожала Смирнова.
Сергей Александрович пристально посмотрел на нее:
— До его дома?
— Зачем же... До нашей калитки.
— Я до сих пор думал, что ходьба до калитки занимает не больше минуты.
— Оставь, пожалуйста, — перебила она. — Иди и развлекай доктора.
