люди обрабатывать землю, выращивать скот и мириться с тем, что кредиты крестьянам дают инда под сто с лишним процентов? А чуть замешкался – выплачивай двести процентов. Эдак ни один ростовщик еще не орудовал. Сам Гобсек позавидовал бы забористости нашего управленческого аппарата. Я уж не говорю о том, что вырастить высокий урожай в теперешних условиях, когда цены на удобрения вздрючены, – это вам не мутовку облизать. А там технику негде ремонтировать, горючего не бывает неделями. А вырастишь урожай, так непросто сбыть его по приемлемой цене. Чрезвычайно трудно быть земледельцем в наше время. Вот почему за последние два-три года наши фермеры сильно поуменьшились в числе, как уцелевшие помидорные саженцы, побитые градом.
Вот по каким соображениям, да и не только по этим, говорить сейчас всерьез о продаже земли через специальный единый земельный банк, как это было при Столыпине, – затея несерьезная, от тех трехсот тысяч фермеров, созданных за последние четыре года, пожалуй, не наберешь и несколько десятков тысяч. Почти все они разорились и влачат жалкое существование. Да и не может быть иначе при теперешних ростовщических процентах, которые дерет наше правительство с фермеров, и не только с них.
Беда в том, что создали в последние годы непонятную систему, которая непомерными обложениями и совершенным равнодушием к диким неплатежам разваливает экономику, государственность и нравственность.
Я вам расскажу одну типичную историю, как великолепный фермер, по всем параметрам считавшийся хозяином мирового класса, был растоптан нашей необузданной системой бюрократического манипулирования ценами, то бишь рынком, или, выражаясь помягче, полным равнодушием или беспомощностью правительства к манипулированию отдельными отраслями сельскохозяйственного производства, ценами на сельскохозяйственную и прочую продукцию. Фамилия этого фермера Митрофанов Геннадий Борисович, живет он в Ступинском районе Московской области. Я уж писал о нем и знаю, что им гордились и окрестные жители, и руководители района. Да и как не гордиться таким умельцем! Он обрабатывал 80 гектаров пашни и одновременно откармливал за год восемьсот с лишним голов свиней. Обслуживал комплекс в основном один, в летнее время на обработке земли помогал ему брат и на сезон нанимал работницу во время опороса свиней. Землю засевал ячменем и сажал картошку. Урожаи снимал высокие, на мировом уровне; в этом году картошки взял по 288 центнеров с гектара, ячменя – 40 центнеров. Это на московских-то подзолах! Неплохо.
Но главным козырем его экономики были свиньи. Я таких породистых, упитанных, крупных свиней видел лишь на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Об этом подробно написано мной в одном из очерков. Не буду здесь повторяться, но подчеркну только вот какую особенность: огромный комплекс железобетонной конструкции построен Митрофановым по голландскому образцу. Я сравнивал в одном из своих очерков по прибыльности хозяйство Митрофанова с фермой англичанина Причарда, о котором я подробно писал еще в 1987 году, будучи в Англии.
Но вернемся к Митрофанову: комплекс его процветал. И вот нечаянно-негаданно нагрянула беда: цену на комбикорм в одночасье в начале года подняли в три раза и довели до 100 рублей за килограмм. А ячмень, отборный, сортовой, сдан был фермером в конце прошлого года по 80 рублей за килограмм. По элементарному подсчету получилось, что свинину надо продавать не по той цене, по которой продавал и государству, а, как минимум, вдвое выше. Но тогда никто эту свинину не купит. Держать ферму стало невыгодно. И пошли все животные под нож…
А накладные расходы на горючее, на удобрения, налоги… так высоки, что составили 16 миллионов рублей. Прибыль от проданного ячменя и картошки всего 18 миллионов. Вот и получается, что фермер вместе с братом зарабатывал в месяц примерно по сто тысяч рублей. А ведь это – одно из лучших фермерских хозяйств, за пять лет с великим трудом наладившее доходное производство зерна и мяса. Что уж говорить о других! Митрофанов не пропадет, огромный свинарник он переоборудует в мастерские по обработке деревянных конструкций. А потребитель лишился дешевой высококачественной свинины. Только и всего…
А. Еремин в своей упомянутой выше статье утверждает, что «к сожалению, аграрная политика в духе столыпинской реформы сегодня принудительно осуществляется на деле». Это чушь! Правда, он оговаривается: «столыпинский образец» проявляется куда бескомпромисснее под видом «реорганизации», с закреплением индивидуальных земельных имущественных «паев», созданием условий для «выхода» из колхозов и совхозов, возрождения «земельного рынка». И потом перечисляет длинный список постановлений и указов на сей счет. Ни одно постановление из перечисленных Ереминым никакого отношения, тем более схожести со столыпинской реформой не имеет. Реформа та создавалась на мощном правовом фундаменте, частично заложенном еще бессменным министром земледелия А. В. Кривошеиным, самым последовательным проводником этой реформы, начатой еще частично при Витте и оборванной в 1920 году в Крыму, откуда Кривошеин уходил с последними частями белых. Весь смысл той реформы сводился не к созданию «класса кулаков» (такой класс могли выдумать только круглые дураки, путающие вопросы социально-экономические с политико-меркантильными), а к созданию прочного класса земельных собственников, опирающихся не просто на собственную землю, но и на собственный опыт земледельца, и на деловой размах.
Ведь после того как Столыпин пришел к власти, минуло всего каких-то полгода, и люди стали забывать о трехлетнем разгуле преступности, захлестнувшем Россию от Балтики и до Тихого океана. Он ввел жесткие законы, которые неуклонно приводились в исполнение по отношению к преступникам. Столыпин создал государство разумных хозяев. Ни один разорившийся помещик не мог пустить в расход, то бишь на рынок, принадлежавшую ему землю, вся она поступала в распоряжение крестьянского банка, который продавал ее по божеской, твердой цене крестьянам, доказавшим свою способность вести хозяйство на конкурентной основе.
Конечно же, и при Столыпине были чинодралы и живодеры-спекулянты, но крестьянин-собственник, получивший землю от государства по сносной цене, был застрахован от необузданности дикого рынка, от грабежа налетчиков, то бишь тогдашних уголовников, часто прикрывавших свои разбойные дела необходимостью выполнения «партийной» программы по «устроению всеобщего счастья».
Столыпин был не просто земельным реформатором, он был вождем нации. При нем за каких-нибудь семь-восемь месяцев от всеобщего бандитизма и так называемых партийных разборок остались одни воспоминания. Да, он принял жесткие законы и проводил их в жизнь неукоснительно. При нем общество обрело спокойную жизнь и невиданный доселе размах в делах своих. При Столыпине Россия стала развиваться такими темпами, которые до сих пор не побила ни одна держава в своем развитии за последнюю сотню лет. И Столыпин не разваливал общину, а укреплял индивидуальность общинника, то есть мир, а вовсе не кулака. Это уж большевики с большим усердием сумели-таки развалить общину – много слез, много
