По находке экскаваторщика Шергунова можно сделать предварительный вывод: это снаряды. Возможно, они уложены только в один ряд и на них нет взрывателей, значит, и никакой опасности нет. А может быть, это глубокий колодец, заполненный боеприпасами, хитро заминированными, неизвлекаемыми, к которым нельзя прикасаться. Судя по найденным снарядам, так это и должно быть.
Если боец найдёт заряженную винтовку, он без труда разрядит её. Для каждого вида оружия есть только один способ зарядки. Для каждого, но не для мины. Мина — это всегда тайна. Как обезвредить мину, знает лишь тот, кто её ставил. Те, кто снимает мину, должны раньше разгадать, как она уложена. Может быть, её нельзя приподнимать с места, а на ней делай, что хочешь, хоть пляши. А возможно, наоборот, она взорвётся от малейшего давления сверху, но без всякого риска её легко поднять и унести. Бывает, что мину нельзя передвигать в какую-нибудь сторону, но в какую именно — неизвестно. Бывает, что с миной вообще ничего нельзя делать, ни передвигать, ни поднимать, ни давить на неё — она неизвлекаема.
К ней может быть протянута замаскированная проволочка. Чтобы обезвредить мину, надо перерезать проволочку. Но случается, что именно от этого всё и взлетает на воздух. Никто не знает, сколько существует способов минирования. Сколько минёров, столько и способов. Впрочем, куда больше. Каждый минёр может придумать десятки способов закладки любой мины. Все зависит от его квалификации и фантазии.
Кстати, что такое мина, сколько типов и видов её существует, тоже никто не знает, хотя в учебнике они перечислены. Сапёр без особого труда превратит в мину любой снаряд. Да и не только снаряд. Всё, что может взрываться, в руках опытного минёра быстро превращается в мину.
Опытный минёр страшен. Он может замаскировать мину так, что обнаружить её почти невозможно. Включишь зажигание автомашины — взрыв. Откроешь дверь в заброшенном сараюшке — взрыв. Поднимешь с земли самопишущую ручку — останешься без пальцев. Переходя ручей, ступишь на единственную опору посредине потока — погибнешь. Но опытный минёр на это ставки не делает. Он считает, что против него будет действовать, такой же мастер, как и он сам. Он знает, что его мину обнаружат и будут снимать. Надо сделать так, чтобы тот, кто снимает, погиб. Уже закладывая мину, он начинает поединок с невидимым врагом.
Как шахматист должен предвидеть действия противника на много ходов вперёд, в зависимости от собственного хода, так и минёр, закладывая мину, должен знать, что будет делать с ней противник, предугадать ход его мыслей. В этом анализе и рождается ловушка. Ловушка, которая должна обмануть бдительность минёра.
Когда вступают в поединок два лётчика, перед каждым ясная картина. Мгновенно оценивается оружие врага, его опытность, видна его машина, его манёвр. В поединке минёров ничего не ясно. Обнаружив очень просто заложенную мину, опытный минёр никогда не станет сразу снимать её. Эта простота может быть маскировкой, скрывающей способ минирования. И, если даже неопытный человек закладывал мину и следы неопытности видны, тот, кто снимает мину, не верит им. Они тоже могут быть лишь маскировкой.
Чтобы обезвредить мину, надо провести исследовательскую работу. Но это работа не в тиши научного кабинета или лаборатории, где главное достигается экспериментом. Попробовал один способ — не получилось, можно делать другой эксперимент, третий, десятый. Здесь эксперименты недопустимы, они смертельны.
…После того как определили границы опасной зоны, было принято решение вскрывать грунт. Три группы, руководимые капитаном Гореликом и командирами взводов Поротиковым и Иващенко, приступили к делу.
Счистив лопатками только самый верхний слой земли, взялись за сапёрные ножи. Миллиметр за миллиметром офицеры и солдаты, лёжа на земле, срезали грунт с эллипса, пока не обнажили содержимое склада. Пересыпанные землёй, точно тюленьи спины из воды, показались десятки снарядов с ввёрнутыми взрывателями, готовые к действию.
Офицеры молча смотрели на открывшуюся картину.
— Ясно, — нарушил кто-то молчание.
— Ничего не ясно, — как бы самому себе сказал полковник Диасамидзе и, обращаясь к Горелику, добавил: — Надо определить глубину склада. Пока не узнаем точно, что он собой представляет, ни к одному снаряду не прикасаться.
Возле склада остались только командир роты и его подчинённые. Отступив на метр от эллипса, прорыли вокруг него траншею, а оттуда в четырёх местах сделали ходы к складу. На глубине двух метров так же, как и сверху, лежали снаряды. Ещё на метр углубили траншею, снова с боков подобрались к колодцу и обнаружили наконец его дно.
К месту работ пригласили Диасамидзе.
— Как вы оцениваете положение? — спросил он Горелика.
— Высота три метра, площадь основания — шестьдесят. Расчёт на гигантский взрыв.
— А что внутри между снарядами? Сколько их? Как они сюда попали, для чего заложены?
Капитан молчал.
— Как попали, положим, ясно, — заметил подполковник Бугаев, — немцы заложили. А почему вся эта махина не сработала, вот вопрос.
Прежде чем продолжать разведку, предстояло ответить на многие вопросы. Минёр не имеет права действовать, пока точно не будет знать, с чем имеет дело. Надо было раскрыть тайну ямы.
В данном случае оказалось недостаточным изучать только её содержимое. Многое могла подсказать обстановка, при которой действовали немецкие минёры. А было это пятнадцать лет назад.
Годы работали на пользу врага. Если мина — всегда тайна, то сотни их, пролежавшие столько лет под землёй, — это клубок тайн.
Начинать приходилось издалека. Полковникам Диасамидзе, Кирьянову, подполковникам Бугаеву и Склифусу хотелось узнать обстановку тысяча девятьсот сорок третьего года, когда немцы были изгнаны из Курска.
Поединок начался.
…Пока старшие командиры решали, как быть дальше, солдатам предоставили отдых. По дороге в казарму они встретили Валю, шедшую на работу.
Встреча с Валей всегда была приятна им. А сейчас вдруг стало неловко, будто провинились в чем-то. Да и сама она смутилась. Поздоровавшись, Махалов отвел её в сторону:
— Что у вас случилось, Валя? Поссорились?
— А Гурам что говорит? — спросила она вместо ответа.
— Ничего не говорит, рычит на всех как сумасшедший, вот и всё.
— Он здесь?
— Нет, ему завтра ехать, капитан велел от всех работ освободить.
Иван увидел, как при этих словах изменилось лицо Вали, но он совсем не умел успокаивать девушек. Ему стало очень жаль её, а что сказать, он не знал.
— Ты не стесняйся, — наконец нашелся он, — если обидел, скажи, мы ему…
— Нет, нет, — испугалась Валя. — Ничего не надо говорить Гураму, пусть сам… И то, что меня встретили, не говорите… До свидания, Ваня. — И она вдруг быстро пошла.
— Ну что? — спросили Ивана товарищи, дожидавшиеся в сторонке.
— Видно, обидел её Гурам… Да разве она скажет! Все снесёт, а не пожалуется.
— И что могло случиться? — пожал плечами Маргишвили. — Такая дружба народов была, а теперь — скандал.
Шутке Дмитрия никто не улыбнулся.
— В другое время не страшно через недельку помирились бы, — заметил Голубенко, — но сегодня же последний день…
Прошли немного молча.
— А что с ямой делать будем? — опять заговорил Голубенко.
— А что с ней сделаешь, к ней не подступишься, — сказал Махалов.
— Так оставим, — насмешливо констатировал Дмитрий.
— Зачем так, — ответил Иван, — взорвём.
— И фашист хотел взорвать, значит, поможем ему.
— А чёрт его знает, чего он хотел, — выругался Иван.
…Что думал враг? Чего он хотел?
Ответ на эти вопросы искал военный комендант города подполковник Георгий Митрофанович Бугаев.
На протяжении многих лет, изо дня в день, жизнь ставила перед ним подобные загадки. Почти всю свою сознательную жизнь он сражался с врагом, хотя и не довелось ему участвовать в войне с гитлеровской Германией. Это были и открытые бои, но чаще всего поединки с невидимым противником, столкновения с вражеской хитростью, выдержкой, коварством, разумом.
В тридцатых годах, в период беспрерывных провокаций самураев на наших дальневосточных границах, совсем ещё молодой лейтенант Георгий Бугаев командовал особым отрядом. У него не было постоянного места дислокации. Его хорошо вооруженные люди жили в горах. Его позывные знали те, кому положено было их знать. Туда, где были схватки, словно гром в ясный день, налетал отряд Бугаева.
Георгий Бугаев обладал характерной для простого русского человека удивительной сметкой, каким-то особым, внутренним чутьём. Его прозорливость, настойчивость и упорство поражали даже старых, видавших виды пограничников. Такого человека режь на куски, а он не отступит от своего.
Что затевал враг? Как часто ломал голову над этим вопросом Бугаев! Однажды из своего укрытия на берегу скованного льдом Амура он наблюдал бой самураев с китайским партизанским отрядом по ту сторону реки.
