— Да-да, мы всё копали, — сказала Елька.
— Они, Николай Иваныч, они, — вмешался в разговор дед Афанасий. — Подъезжаю я вчера второй раз к родничку, а там полный порядок. Наши ребятишки вовсю орудуют. Канавку прокопали, ограду вокруг родничка поставили, черпачок из бересты смастерили. И даже надпись на срубе выжгли: «Родник для трактористов. Воду не мутить».
— Ну что ж, ребята! — заговорил Николай Иванович. — Я так понимаю — болеете вы за свой колхоз, за порядком следите. Большое вам спасибо! — Он подошёл к ребятам и первому протянул руку Гошке, который сидел на краю скамейки. — И позвольте от имени правления поблагодарить вас.
Гошка покраснел, дёрнулся и спрятал руку за спину.
— Дай ручку, Гошенька, — прыснула сзади Елька. — Папа же не кусается.
Покраснев ещё больше, Гошка с мрачным видом сунул Николаю Ивановичу руку.
Сопящего, хмурого Никитку, который словно прирос к скамейке, Елька почти силой подтолкнула к отцу.
И только Борька Покатилов с довольной улыбкой поднялся навстречу Николаю Ивановичу и обменялся с ним долгим и крепким рукопожатием. При этом он не без лукавства покосился на отца, словно хотел сказать: «Пилишь, ругаешь, а мне вот благодарность от правления».
Пожал председатель руку и остальным мальчишкам.
— Непорядок это, Николай Иваныч, — покачал головой Покатилов-старший. — Тут срочные меры против озорников надо, а вы им ручки пожимаете.
— Порядок, порядок, — сказал председатель и вновь обратился к мальчикам — Значит, так. Будете охранять родничок и дальше. Но этого, я думаю, вам недостаточно. Энергии у вас хоть отбавляй. Можно и другими делами заняться. В лесу, в поле, на фермах — везде вам работа найдётся. Глаза у вас острые, ноги быстрые, бегаете вы по всему колхозу — вот и примечайте, наблюдайте за всем. Где непорядок какой — руки приложите, поправьте или сигнал подайте.
— А кому сигнал? — спросил Гошка.
— Можно и мне, и бригадирам, и Косте Пёрышкину. Он ведь теперь у нас председатель ревизионной комиссии и редактор радиогазеты. Можно сказать, глаза и уши колхоза.
— А мы тоже будем глаза и уши?
— Это уж от вас зависит. Как будете действовать.
— Николай Иваныч, а вы про самое главное ещё не сказали, — напомнила председателю Стеша, — про летний-то лагерь.
— Да, ребята, чуть не забыл. Про лагерь, наверное, все слышали. Дело это новое, большое, сложное. Александре со Стешей нелегко будет. Так что они на вашу помощь рассчитывают. И чтоб не один, не двое им помогали, а вся ваша команда.
«А здорово поговорили! — подумал Гошка. — Это, наверное, всё Стеша с Елькой придумали, чтоб нас в правление вызвать».
Вытянув шею, он готов был задать председателю ещё десяток вопросов, но выбрал самый главный:
— А это как всё? Просто так помогать или задание такое от колхоза?
Николай Иванович переглянулся с членами правления и, с трудом сдерживая улыбку, ответил:
— Непременно задание. Самое ответственное и очень важное. И утверждаем вас от имени правления шефами над летним лагерем. Вас это устраивает?
— А как нашу команду называть будут? — спросил Борька.
— Ну, шефами там или юными свинарями, — пояснил Николай Иванович. — Можно и молодыми животноводами.
— Да есть у них уже название, — подсказала Стеша. — Ребята ещё на старой ферме его заработали: «команда ретивых».
— Подходяще, — согласился Николай Иванович и кивнул ребятам. — Ну что ж, ретивые, действуйте!
Через неделю летний лагерь был достроен, и Николай Иванович распорядился перевозить в него поросят.
С утра «команда ретивых» была уже на ногах и собралась — а у дома Шараповых. Не было почему-то только Никитки Краюхина.
Но вскоре тот прибежал, запыхавшийся и чем-то встревоженный.
— Чего ты такой, словно на тебе воду возили? — спросил Гошка.
— Дела всякие дома… мамке помогал. Нездоровится ей, — забормотал Никитка.
— Тогда иди домой, — предложила Елька. — Мы и без тебя справимся.
— Нет, я с вами. Пошли скорее, — заторопил Никитка, то и дело поглядывая на свой дом. — Какая работа-то будет?
— Начинается великое переселение поросят, — торжественно объявила Елька. — Прощайте старые, тесные клетки! Да здравствует свобода, приволье и зелёная трава!
Ребята отправились к старому свинарнику.
Там уже стояло несколько подвод с пустыми ящиками и корзинами. Стеша вытаскивала из полутёмных станков визжащих поросят и грузила их на подводы. Заметив пионеров, она объяснила им, что надо делать. Мальчишки пусть грузят поросят, а девочки собирают лопаты, вилы, вёдра.
— В атаку! — скомандовал Гошка и первый ринулся в свинарник.
Мальчишки принялись ловить поросят, нацеливаясь на самых рослых и сильных, и таскать их к подводам. Поросята завизжали ещё оглушительнее, бились в ребячьих руках, словно их тащили на убой, но мальчишки изо всех сил сжимали их в своих объятиях.
— Да вы потише, ещё задушите! — рассердилась Елька. — Это вам не мешки с зерном! — И, кивнув девочкам, она тоже принялась ловить поросят.
— Дурачки! Лопоухие! Для вас же лучше делается. На воле будете гулять, на травке, — ласково говорила Елька, засовывая поросят в плетёные корзины.
Вскоре первая подвода была загружена. Стеша накрыла ящики и корзины брезентом, связала верёвкой и, кивнув Гошке с Никиткой, велела им везти поросят в летний лагерь.
Взгромоздившись на передок телеги, мальчишки тронули лошадь.
Ехать пришлось через всю деревню. Успокоившиеся было поросята на тряской булыжной шоссейке вновь зашевелились, беспокойно захрюкали и подняли визг. Визжали они на разные лады, и казалось, что на телеге едет несыгравшийся шальной оркестр.
Встречные колхозницы останавливались, покачивали головой:
— Ну и музыка на колёсах!
— И куда только везут бедных? Разбегутся они на воле, одичают.
— Вот же выдумала эта Шарапиха!
— Опять пыль в глаза пускает.
Гошка стиснул зубы и хлестнул лошадь, хотя та и без того шагала довольно споро.
Никитка осторожно потянул приятеля за рукав.
— Гош, а Гош! А вдруг поросята и впрямь разбегутся? Чего тогда с тётей Шурой станет!
— Ладно тебе, закаркал, — огрызнулся Гошка. — У других же получается. А чем мамка хуже?
Но толком он ничего не мог объяснить. Мать за последние дни редко бывала дома: то наблюдала за стройкой летнего лагеря, то ездила с Николаем Ивановичем в город раздобывать корма, и Гошке никак не удавалось поговорить с ней.
Но вчера вечером, словно угадывая тревоги сына, она попросила его прочесть ей напечатанный в областной газете рассказ совхозной свинарки Семыниной: «Как я вырастила две тысячи поросят».
Статья была длинная, и Гошка было заторопился, зачастил, но мать сразу же остановила его:
— Чего как палкой по забору трещишь? Ты мне с чувством читай, с расстановкой.
Гошка стал читать медленнее.
— Видишь, сынок, Анна же могла, — заговорила мать, когда статья была дочитана до конца. — А ведь она тоже не богатырь-женщина, не чудо какое. Обыкновенная, вроде меня. А вот всё же осилила, выдюжила. Так чем же я-то хуже? Только бы подспорье было да выручка.
Выехав за околицу деревни и свернув налево, ребята вскоре добрались до летнего лагеря. Он раскинулся в берёзовом перелеске. Всё здесь было очень просто.
На большом участке, обнесённом изгородью из жердей, стояли лёгкие навесы, защищающие поросят от дождя и солнца. Рядом разместились самокормушки и автопоилки. Вода по трубам поступала из озера, к которому примыкал лагерь. Справа от озера, за перелесками, тянулся выпас, потом поля с посевами люцерны, клевера, кукурузы.
У лагерных ворот Гошку и Никитку встретили Александра, Николай Иванович и дед Афанасий.
Ребята въехали в лагерь, развязали брезент и принялись вытаскивать из корзин и ящиков поросят.
— Ну, вот и первые переселенцы, — улыбнулся председатель. — Принимай, Александра Степановна. А сейчас и с других ферм повезут.
Вскоре в лагерь въехала трёхтонка с крытым верхом, наполненная разномастными поросятами. За рулём сидел шофёр Пыжов, долговязый парень с тугими, румяными, как помидоры, щеками. Он открыл борт машины, и поросята посыпались на землю. На мгновение они замерли, пошевелили пятачками, а потом, словно по сигналу, бросились врассыпную и затерялись среди кустов и деревьев.
— Резвись, орава, нагуливай сальце да мясо, — махнул им вслед рукой дед Афанасий, вызвавшийся работать в лагере ночным сторожем.
— А впрямь они здесь как рыба в воде, — сказала Александра, проводив глазами поросят.
Достав тетрадку, она отметила, сколько животных доставили Гошка с Никиткой, сколько с отдалённой фермы привёз Сёма Пыжов, и попросила их поторапливаться — к обеду надо переправить в лагерь весь молодняк.
