Он открыл глаза и сквозь разноцветные слезинки увидел солнечный шар — он грузно опускался к водам.
Василий рванулся, что-то треснуло, и ловец отодрал спину ото льда. Затем он хотел повернуть ноги, но они были недвижны, точно прибиты гвоздями.
Он метнулся на бок, вскочил и упал на колени; потом снова поднялся, осмотрелся. Выдранные изо льда ноги его дрожали. Во льду остались клочья одежды.
Василий беспомощно оглядывал то ледяной остров, на котором он стоял, то сине-зеленые просторы Каспия.
Попрежнему едва приметно двигались ледяные поля. Струился жгучий ветерок. Кругом царило глухое, холодное безмолвие.
Вдруг Василию нестерпимо захотелось есть.
Он поднялся и побрел по льдине. Невдалеке маячил радужно сверкающий ледяной навал. Нащупав в кармане спички, Василий сурово улыбнулся и подумал:
«Может, кош там был... может, кто жил и оставил чего-нибудь».
Одежда на спине ловца была разодрана, — болтались клочья ваты и ледяшки.
Он едва переступал ногами.
Взгромоздившиеся одна на другую льдины были насквозь пронзены солнечными лучами — казалось, льдины горели, пылали.
Навал оказался пустым.
Изнемогая, Василий опустился на лед и притих...
Покорный судьбе, он молча наблюдал за тем, как солнце стлало по морю огромный золотистый тракт — он тянулся так далеко, что, кажется, достигал берегов родного Островка.
Встал бы и пошел по этому светящемуся тракту домой!
Но Василий ясно сознавал, что он в далеком и опасном относе. Кто знает, может, льдину отнесет под вест Каспия, к Брянску, где встретит ее пароход; может, льдину погонит к Долгим островам, и ее заметят гурьевские тюленщики, которые теперь бьют тюленя; могут заметить и ловцы: они должны скоро выехать на весенний лов подледной воблы — тогда жив Василий! Но может случиться и так, что льдину будет долго мотать по морю, а тут полыхнет весенним теплом солнце — и льдина растает. Не увидит тогда Василий ни Настюши, никого...
Ловец снова взглянул на огромный сверкающий, солнечный тракт.
«У ловцов могилы две, — вспомнил он старинную присказку деда: — одна в море, другая на земле».
Какая же из двух могил первая поглотит его, Василия Сазана? Неужели могилой будет море?
И ему стало нестерпимо жаль себя.
Выкарабкивался, рвался он в жизнь по-всякому — и вот теперь угоняет его неизвестно куда этот относ.
А как хотелось выбиться в люди — в добротные, исправные ловцы! Как хотелось иметь в достатке сети, хорошую бударку, доброго коня!.. И сколько раз Василий был на гребне этой заманчивой жизни! Гоняясь за фартом, за ловецким счастьем, он не щадил себя. Только за последние три-четыре года несколько раз фарт был в его руках. Однажды напал он на невиданный косяк сельди: рыба так густо шла, что даже задерживала ход бударки. Без помощи сетей, одной зюзьгой — сетчатым черпаком — налил он лодку доверху сельдью и покатил на промысел сдавать ее: хотя рядом с ним и стояла приемка Дойкина, но Василий боялся, как бы другие ловцы не выследили его и не перехватили косяк. Вместо того чтобы предупредить о богатой добыче поблизости ловивших соседей и вместе с ними успеть вычерпать рыбу, он тайком, через камышовые заросли, снова пробрался в счастливый проток. В это время подула моряна. Опять налив лодку сельдью, он под парусом помчался на промысел. Когда в третий раз возвращался Василий к небывалому косяку, моряна перешла в шторм; против буйного ветра трудно было гнать бударку, он до крови сбил пальцы о весла и шест. С большим трудом пробился Василий в проток, но сельди уже не было — моряна разбила косяк.
После он ловил вскладчину с Василием Безверховым. Добыча была толковая, каждый день поднимали они по десятку осетров и севрюг. Лов закончился совсем знатно: около трехсот целковых пришлось Василию. Опять он подновил свое хозяйство, опять сам себе хозяин. И в осеннюю путину исправно вышел на лов, а рыбы нет. И туда и сюда — нет рыбы! Рядом с ним ловят, а в его сетях — пусто! Перебрался он на другие места — одно и то же! Так целый месяц и гноил попусту сети. А потом напал на судака — огромного, полпуда весом! И тут чамра застигла его — ветер налетел страшенным шквалом и опрокинул судно. Погиб бы Василий, но напоследок посчастливилось: подобрал его шедший в Гурьев пароход.
Одну весну ходил он на краснощековской реюшке в море; заработали они втроем только за первую неделю полтысячи целковых. Рыба шла как по заказу: густо, косяками. И вдруг — ураган! Зачернело море, взбешенно ударил ветер, загромыхали огромные валы. Подломило на посудине мачту, и штормовой ветер распорол парус. Бросили якорь, но цепь лопнула, и ловцов понесло дальше в море. Два дня, две ночи грохотал ураган по Каспию. Реюшку разбило, и ловцы были выброшены вместе с ее жалкими остатками на остров Сухой...
Чего только не испытал Василий!.. В позапрошлом году подсек его под самый корень отзимок — внезапный и короткий возврат зимы начисто срезал тонким льдом его сети и лодку... И теперь вот ловит он сообща с Андреем Палычем и другими коммунистами. Только в эту зиму вышла незадача — не хватило для всех оханов, и Василий пошел на лов пока с Дмитрием Казаком. Но ничего! Станет Василий на ноги, выправится. А теперь-то непременно выправится, и выправится окончательно, выправятся и все его товарищи, все ловцы — партия указала верную дорожку: наступай на рыбника-кулака, организуй колхоз!.. Все будет: и сетка, и лодка, и снасти. Все, все! Только надо быстрей налаживать артель.
Эти мысли сразу пробудили Василия, вывели его из состояния оцепенения, покорности судьбе.
Чувствуя прилив новых сил, он открыл глаза — по небу плыли алые от закатного солнца облака.
Артель!.. Давнишняя мечта Василия была совсем близка к осуществлению. Он вспомнил последний разговор с Андреем Палычем. Секретарь комячейки говорил: как только вернутся люди с моря, тут же и будет решен вопрос об артели. Правда, они и до этого не раз толковали об артели, но организовать большой, настоящий коллектив им до сих пор не удавалось. А по существу, в поселке давно были уже крошечные коллективы — зародыши артели. Взять хотя бы тех же Андрея Палыча, Костю Бушлака, Лешку-Матроса, Григория Ивановича, Сеньку и его, Василия, ловивших сообща, — разве это не коллектив?! Многие ловцы также ловили совместно — по два, по три человека. И наконец теперь вот будет уже создана большая, настоящая артель.
Василий быстро приподнялся на локте, посмотрел на медленно ползущие ледяные поля и, кажется, только сейчас понял всю тяжесть своего положения — он был один в открытом море!
— Ми-и-итя-а! — вдруг громко закричал он. — Ми-и-итя-а!
Василий вскочил и побежал вдоль кромки льда.
Ему казалось, что вдали ледяные поля сходились краями.
И он быстро несся по кромке, в надежде, что там перескочит на другую льдину, оттуда на следующую, — так и доберется до берега.
Позапрошлой осенью на Каспий налетел лютый норд-вест; из банков волжской дельты пошел лед и стал относить ловцов вглубь моря. Ураганный ветер настолько был силен, что ловцы привязывали себя к мачтам. Тогда, после спада ветра, Василий бросил затертое льдами судно и вот так же, прыгая по льдинам, выбрался на берег.
«И теперь может обойтись так», — уверял он себя и безостановочно бежал по кромке льда, все надеясь на то, что где-либо его остров соединится с другой льдиной, он перемахнет на нее, а оттуда дальше...
Василий устал, от него валил жаркий пар. Он напрягал все силы, то и дело вытирал шапкой запотевшее лицо.
Но края льдин все не сходились.
Он бежал и думал о Дмитрии — где же дружок? Думал он и об Андрее Палыче, вновь и вновь вспоминал его разговор об артели. Перед воспаленными глазами Василия то и дело возникал газетный лист с глубоко взволновавшей его статьей.
— Теперь-то и у нас будет перелом! — жарко шептал он. — Непременно будет артель!
Василий спотыкался, падал и снова поднимался, снова бежал, все ожидая, что вот-вот подойдет какая-либо льдина и он, перескочив на нее, помчится дальше, а там встретятся еще льдины и, возможно, окажутся прибрежными.
С трудом переводя дыхание, он остановился и долгим, пристальным взглядом осмотрел все вокруг.
Огненное солнце, словно тяжелая глыба раскаленного металла, опускалось в стылые каспийские воды, и, кажется, воды кипели — над ними кружили розовые пары.
И вдруг Василий заметил: к ледяному острову, на котором он находился, медленно приближалась в небольших навалах льдина.
— Есть одна! — радостно воскликнул он.
Выждав, пока льдина подошла вплотную, Василий перескочил на нее и побежал быстрее прежнего. Миновав навалы, он увидел еще льдину...
В густой синеве неба далекими маяками сверкали звезды. Тянул сырой, пронизывающий ветер. Льдины сталкивались, море наполнялось тревожным шорохом.