Тогда Володя громко вздохнул.
— Это у вас как?..
Ладонями стряхивая воду со своих рук и груди, Снежков ничего не ответил. Только когда уж надел рубашку, равнодушно спросил:
— Пришел все-таки?
Володя не обиделся. Он даже сказал:
— Пока добежишь по этой лестнице… Это ваша моторка?
Снежков оделся совсем и уж только спросил:
— Мне только одно непонятно: за что ты на меня злишься?
— Я? Да нисколько.
— Ну уж, давай не будем вилять. Давай начистоту. Откровенно. Ты на меня вчера обиделся? Верно?
— Да. Это было вчера.
— А за что? Я все выполнил, как мы с тобой договорились.
— Я знаю. Мама сказала.
Володя прямо посмотрел на Снежкова. И Снежков тоже смотрел прямо. Володя вспомнил свой разговор с мамой, вздохнул.
Снежков спросил:
— Тогда отвечай: признаешь меня отцом?
Володя вздрогнул и выпрямился, чтобы вид у него был такой же решительный и гордый, как у Снежкова.
— Признаю!
— На вечные времена и на все дела мы теперь верные Друзья!
— Да!
— Имей в виду: с этой минуты все у нас будет на дружбе, на строгости. Все будет на честности. Вилять друг перед другом мы и не подумаем. Хочешь так жить?
— Хочу так жить!
— Давай твою руку!
Сказочно-красивый корабль покачивался на волнах неподалеку от Серого города. Тот самый корабль, который увидел Васька в первый день своего пребывания на лазурном берегу Синего моря.
Васька со своим старшим братом сидели на палубе. Вот уже несколько дней подряд они приезжают сюда на катере. Репетируют, привыкают к корабельной морской жизни и по вечерам, прежде чем спуститься в свою тесную каютку, отдыхают на палубе.
Тут же располагаются «матросы» и «капитан», который во всех портах Синего моря был известен под кличкой Куда-Ветер-Дует.
Хорошие были эти молодые ребята из театрального училища. Васька с ними моментально подружился, и когда они хриплыми «моряцкими» голосами орали свою морскую песню, он самозабвенно пел вместе с ними:
Судьба меня любила,
Смахнула пыль с ушей.
Жена мне подарила
Шестнадцать малышей…
Капитан Куда-Ветер-Дует подпевал дребезжащим тенорком. Согласно сценарию, он был настоящий моряк. Дело свое знал отлично, и хотя нигде, кроме Синего моря, не плавал, но уже зато знал в нем каждый уголок, изучил все его капризы лучше собственного радикулита.
— Двенадцать раз я тонул, восемнадцать раз благополучно выбрасывался на мели и рифы, но я бы не хотел быть на вашем месте.
Так он скажет старшему клоуну и его брату в будущем фильме, когда высадит их на злосчастный Остров Серых Нетопырей. А пока и моряки, и капитан тоже только еще привыкают к своей сказочной морской жизни.
С большим удовольствием снимался Васька в этих корабельных эпизодах, хотя надо сказать, что снимались они не на корабле, а в студии, где была построена самая настоящая капитанская каюта. Зрители будут уверены, что дело происходит на корабле, который, поскрипывая и величественно раскачиваясь, на всех парусах несется по океану, и ветер свистит в снастях, и пенистая волна бьет в толстые стекла иллюминаторов.
Да и Васька тоже нисколько не сомневался в этом, когда со своим старшим братом входил в капитанскую каюту. Они плыли на Остров Нетопырей выручать красавицу Мальву.
Приветствуя своих пассажиров, капитан Куда-Ветер-Дует поднялся с кресла, привинченного к полу. Великолепный это был капитан, сразу видно, какой он неустрашимый и мужественный. Такому не страшны никакие штормы и бури. Зеленый его камзол потерт, потускнели золотые галуны, кружевные манжеты пожелтели от морской воды. За красным поясом пистолеты и подзорная труба. Клеенчатая плоская морская шляпа лежит на столе, заваленном картами и свитками рукописей.
— Остров Нетопырей… — говорит он, и обветренное его лицо темнеет. — Да, должен вам сказать, это не луч шее место на всех побережьях, где мне приходилось бывать. Нет, далеко не лучшее. Я даже добавлю: приятнее десяток штормов, чем одна такая стоянка, как у причала Серого города. А было время, когда остров славился, как самый веселый, порт — самый гостеприимный, а островитяне — самые приветливые, какие только встречаются на морских путях. Да, было такое славное время, пока нетопыри, или, как они сами называют себя, хмурые, не захватили острова.
И в доказательство своих слов он показал старинные морские карты, где Остров Нетопырей еще назывался Островом Доброго Сердца, а его столица — Городом Радости.
Так они беседовали до тех пор, пока не пришел юнга, мальчишка, у которого еще даже не начинали расти усы, и хриплым петушиным голоском доложил, что наступает час капитанской вахты.
Проводив пассажиров до дверей их каюты, капитан пожелал доброй ночи и заверил:
— Как бы вам ни пришлось лихо, мы не покинем вас. Мы будем держать на прицеле этот проклятый остров. Вы только дайте знак — и мы войдем в бухту, чем бы это нам ни грозило.
— Какой знак?
— Три костра. Три дыма один за другим, и мы явимся на выручку.
Сегодня снимали эпизод, который в сценарии назывался «Погоня». Считался он одним из сложных, потому что в нем участвовали не только взрослые, но и мальчишки, те самые, которым так и не удалось сделаться рыжими. Теперь их волосы постепенно принимали свою первоначальную природную окраску. Были тут черные, русые, блондины — веселая, озорная орава, с которой кое-как могла управиться только одна Филимон. Она была беспощадна и, как заправский мальчишеский атаман, не скупилась на подзатыльники.
Но и она признавалась, что без Васьки ей было бы трудно.
Мальчишек одели в живописные костюмы из заплатанной мешковины или из рваного козьего меха, испачкали им щеки и носы серым и коричневым гримом. Мальчишки из нищенских предместий Серого города, веселые и никогда не унывающие босяки, еще не разучившиеся смеяться, как их угнетенные нетопырями отцы и матери.
Не только в фильме, но и на самом деле мальчишки сразу признали Ваську своим вожаком. И даже матери мальчишек, со стороны наблюдавшие за репетициями, не могли не признать, что Васька — «такой способный, уж до того способный, просто ужас, что такое».
С ними не соглашалась только одна усатая толстуха.
— Мой Мотя, вы только подумайте, мой Мотя им не улыбнулся. Им этот рыжий улыбнулся. Брат? Знаем мы этих братьев. Не брат, а блат. Много они будут иметь с этого рыжего?..
Она то и дело подзывала к себе своего черноглазого Мотю и все что-то пыталась поправить в его костюме и стереть живописную грязь с его щек.
— Мамаша, оставьте вашего сына в покое, или мы его совсем отстраним, — налетала на усатую взъерошенная Филимон.
— Девушка, — страстно шептала усатая, призывно взмахивая своей толстой сумочкой. — Девушка, сделайте из него крупный план, и все для вас будет хорошо.
Не слушая ее, Филимон хватала Мотю и заталкивала его в непоседливую мальчишескую ораву, а уж там за него принимался Васька. Восстанавливая «грязь» на Мотиных пухлых щеках, он говорил:
— Вот еще раз подойди к мамке, я тебе так дам, не зарадуешься…
— Босяцкий фильм! — негодовала усатая. — Тоже мне кино… Наши мальчики! Это же бандиты… Вот уже началось. О господи!..
По булыжной мостовой неторопливо шагают два нетопыря из Злобной стражи, один высокий и тощий, другой большой и толстый.
Темнеют двери и витрины бедных лавчонок.
И вдруг все приходит в движение. Приближается стук и звон подков о булыжную мостовую. Все бросают работу. Купцы выходят из лавок; прохожие, не успевшие спрятаться, прижимаются к домам, и все до одного встают на колени.
— Королева!.. Королева!..
По улице скачет белая лошадка. На плоском седле, совсем как цирковая наездница, стоит очень молодая, красивая девушка в балетной юбочке. Маленькая корона прикреплена к ее развевающимся волосам. Лицо злое и надменное.
За королевой скачет свита — белые нетопыри, личная королевская стража.
Проскакали, и все снова затихло, приняло прежний скучный, серый вид, и злобные нетопыри продолжают свой обход.
Мальчишки наблюдают за нетопырями, выглядывая из-за углов, и тихонько пересвистываются.
— Слышишь? — спрашивает толстый усатый нетопырь.
— Свистят, — отвечает другой, высокий и безусый.
Как бы Васька ни был увлечен всем, что творилось на съемочной площадке, он никогда не забывал, что ему надо делать. Он и сам не знал, как это у него получается, но он все делал, как надо, и ни разу не ошибся.
Грак говорил:
— Этому ничего не надо показывать. Только поставь задачу, а уж он сам все сделает. Да еще и от себя добавит. От всей своей неуемной фантазии.
