Листва жухнет, завязь желтеет, поливка большая нужна.
Зарежут нас огурцы… А мы на них так надеялись!
Вторую неделю стоял такой зной, что земля начала трескаться. Солнце всходило в багровой дымке. С востока веял сухой ветерок, от которого шелушилась кожа и трескались губы.
Друзей надо было выручать. И вот всем отрядом от мала до велика, лишь только солнце пошло на закат, вышли мы на поле нового боя. Артельщики достали насос у пожарной команды и посменно в поте лица качают воду из ручья и по шлангу подают в большой чан, установленный на краю огорода. А мы, выстроившись цепочкой, передаем ведра ближе к грядкам. Бабы, девки, артельная детвора и наши пионеры с ведрами, с котелками, с чугунками снуют среди грядок и поливают огурцы и редиску позднего посева.
Работаем до заката, при свете поздней зари. И уходим в лагерь, едва волоча ноги, но такие гордые, такие довольные собой, как будто мы выиграли сражение.
Так мы сражались три дня, пока не отлили желтеющие огурцы и не заставили посвежеть редиску.
За этим занятием и застали нас некоторые родители, явившиеся с вечера в субботу.
Они поначалу не огорчились, даже помогли нам и с удовольствием отведали свежей сочной редиски и огурчиков-позднышков, которыми угостили их артельщики.
Среди них были забавные сюрпризы: огурцы, на которых солнцем выгравировано «Рита», «Катя», «Игорь» и так далее.
Этому нехитрому искусству научились ребята от Васьки. От скуки он придумывал себе всякие забавы. Втайне обернет огурец травинкой и, когда на его зеленой коже образуется белая спираль на том месте, где травинка прикрыла ее от солнца, снимет огурец и забросит в речку:
«Это заколдованный», «На нем ведьмино тавро».
А на другом огурце выведет крестик и, поедая его, уверяет, что это «божий дар».
Но ребята уже не попадались так просто в его ловушки: вскоре, разгадав секрет, стали обертывать огурцы бумажками с прорезью из букв, тогда надписи получались темные на бледном фоне. Либо накладывали на огурцы слова из ивовых палочек, и тогда надписи получались белыми на темно-зеленом фоне. Иные огурцы делали рисунчатыми, разукрашенными замысловатой солнечной татуировкой.
Словом, превзошли Васькино искусство
— себе на горе.
Эти приметные огурцы преподнесли нам неожиданный сюрприз. И какой!
Уважаемые папы и мамы после краткого свидания со своими обожаемыми чадами вдруг собрались в гости к нашим друзьям-врагам в опытно-показательный. Оказывается, перезнакомившись в дороге с их родителями, они сговорились обменяться визитами по принципу «вы к нам
— мы к вам».
Наших пригласили к обеду, а мы пригласили гостей к ужину. Некоторые родители захватили с собой и детей, против чего я не смог возразить.
Беды не чуя, мы готовились к званому ужину. На этот раз задумали «удивить
— победить» омлетом с зеленым горошком да чаепитием с сотовым медом.
Происхождение этих яств было не простое. Целую корзинку яиц наменяли наши девчонки на нитки, иголки, наперстки и прочую галантерею, которую одолжила им мать Кости Котова из своих старых запасов, оставшихся от ее лоточной торговли.
Оказывается, когда наши распространяли книжки Мириманова, многие деревенские бабы спрашивали у них эти необходимые предметы обихода. Девчонки пообещали.
И вот результат
— корзинка яиц. Признаться, такая коммерческая операция меня весьма смутила.
— Ну, а что? Какая разница, одному нужна книжка, другому
— наперсток, доказывала Рита, — все равно мы хорошее дело сделали.
— В книжке главное
— распространение знания, — возражал я. — А это уже торговля!
— Ну что ж, а разве Ленин не говорил, «нам надо учиться торговать»? Так это наша, красная торговля.
Дискутировать было некогда, и мы приняли трофеи наших фуражиров в общий котел.
А вот с медом
— это была романтическая история. Несколько дней тому назад явился в наш лагерь неизвестный мальчишка и передал толстую книжку, аккуратно завернутую в плотную бумагу. Это был роман Новикова-Прибоя «Цусима». Посылал его нам Аркадий Гайдар с просьбой передать сапожнику.
Бывший матрос так обрадовался подарку, что наградил наших посланцев целой чашкой свежего сотового меда со своего пчельника. Оказывается, он был не только сапожником, но и пчеловодом-любителем.
Этими скромными дарами мы надеялись ублажить наших гостей.
Кроме того, каждому родителю в подарок мы заготовили по лукошку яблок. Эти лукошки из бересты нас научил делать все тот же Иван Данилыч. Они были невелики, вмещали всего по нескольку яблок, но выглядели подарочно. Беленькие, чистенькие, они так и манили наполнить их чем-нибудь вкусным. Втайне ребята надеялись, что родители в следующее воскресенье вернут лукошко, наполнив чаем-сахаром и конфетами.
Накануне мы помогли снять в саду поспевший белый налив и грушовку, проведя операцию «малой кровью», «с небольшими потерями»: только упал с дерева неугомонный Франтик, сильно поцарапавшись о сучки, и, как всегда, сумела приобрести занозы и ссадины толстая Рая.
Теперь в саду оставались дозревать самые ценные осенние сорта: антоновка, апорт, скрижапель, анис. Дележка яблок была проведена, как торжественная церемония.
Директор совхоза велел доставить в сад весы. Яблоки, уложенные в корзины, взвесили и разделили, поровну вначале между караульщиками и совхозом, а затем долю караульщиков поровну между пионерами и садолазами.
Многие деревенские мальчишки пришли на дележку с родителями, очевидно, те опасались, что их могут обмануть, как маленьких. Мужики и бабы сами проверяли весы и наблюдали дележ с торжественной серьезностью, свойственной в таких делах трудовым деревенским людям.
И, получив положенное, потащили по домам корзины с таким молчаливым достоинством, которым мы невольно залюбовались.
Доставшиеся нам корзины с яблоками мы поставили в шалаши для аромата.
Но, увы, приятный яблочный запах в шалашах не спас нас от грядущих неприятностей.
Неожиданно, тут же после обеда, дозорные заметили, что по направлению к нам движется из показательного лагеря, поднимая пыль, нестройная, шумная, жестикулирующая толпа.
Движение ее и шум по мере приближения к лагерю нарастали.
Мы сразу почуяли: что-то случилось, и что-то нехорошее… Иначе почему наши выкатились из гостей раньше времени?
Тревогу увеличили вырвавшиеся вперед Катя и Франтик. Они ревели, как маленькие.
— Обидно, — говорил Франтик, размазывая грязным кулаком слезы.
— Наша редиска! Наши огурчики! — причитала Катя.
Когда они немножко поуспокоились, выяснилось, что наши ребята, будучи вместе с родителями приглашены к обеду, увидели за столом у пионеров Вольновой наши именные огурцы!
Оказывается, они попали сюда в очередной партии овощей, которыми артель «Красный огородник», по договору, за известную плату снабжает опытно-показательный лагерь.
И ребятам это показалось очень обидно. О родителях и говорить нечего, они возмутились до глубины души тем, что их ребята работают на каких-то привилегированных детей.
— Как вам нравится, а? Наши дети огурцы, редиску выращивают, трудятся, а те запросто жрут! Да что же, наши ребята
— батраки, что ли, для них?
— Почему для тех четырехразовое питание бесплатно, а для наших шиш!
— Это в честь чего же такое неравенство? Одни живут в хоромах, на всем готовеньком, а другие
— на шишах в шалашах!
— Те живут, как в раю, наслаждаются, прохлаждаются, а наши на них батрачат в поте лица… Это что же такое творится? По какому такому праву?
— Нет, мы такого издевательства над своими детьми не позволим! Мы всю жизнь на других батрачили, а теперь наши дети!..
Родительский митинг продолжался до позднего вечера.
Никого уже не интересовал ни чай с медом, ни медовые яблоки. Все, что раньше казалось хорошим и славным, теперь казалось дурным. Чем раньше восхищались и умилялись, теперь возмущались:
— Те на кроватках, на белых простынках, а наши в этакой грязи, как каторжные!
— Тех мушка не потревожит, на окнах сеточки, а наших комарищи запросто жрут!
— Нечего сказать, добились мы для своих деток счастливого детства! На соломе спят, сеном покрываются!
— Это что же получается, одни любимчики, а другие пасынки? Нет, у Советской власти дети все равны!
— Мы этот порядок порушим!
— Мы в райком партии!
— Мы этому Районо докажем!
Попало, конечно, и мне как вожатому.
— Это почему Вольнова для своих такого добилась, а ты не добился?
— Мы думали, пионерам так и полагается, ан, оказывается, бывает и иначе!
— Ты чего же молчал? Зачем нас обманывал?
— Сам ты эксплуататор детского труда, вот ты кто!
Мы и о тебе вопрос поставим!
