«Чего я сижу? — спохватилась Зелда и, сделав над собой усилие, встала. — Надо бежать, искать Шефтла. Он-то еще не знает. Задержится допоздна, я и наглядеться на него не успею…»
Она уже выбежала в сени, когда услышала, что за стеной кряхтит свекровь. Пришлось зайти к ней.
— Кто это был? — прохрипела старуха,
— Никого не было, — как можно спокойнее ответила Зелда.
— Я же слышала, ты с кем-то разговаривала.
— Это я сама с собой… Сейчас приду…
— Куда ты? Не уходи, дай мне чайку… Где Шефтл? Мне что-то так нехорошо…
— Сейчас, свекровь, сейчас… Сию минуту дам вам чаю.
Зелда не могла оставить свекровь одну. Пришлось разжечь примус. Все валилось у нее из рук. На минуту она все-таки выбежала за ворота посмотреть, не идет ли Шефтл. Спросила у прохожих, но без толку — один видел его на току, другой — около силосных ям, третий — на перелоге.
Зелда места себе не находила. Уже столько времени, как принесли повестку, а Шефтл не знает! Она то и дело выглядывала в окно — скорей бы уж он пришел… И вместе с тем с ужасом думала, как она ему об этом скажет.
Старуха выпила полчашки чаю и задремала. Взяв на руки Шолемке, Зелда побежала на колхозный двор. Шефтла там не было.
— Что случилось? — спросил Шия Кукуй, стоявший у конюшни с газетой в руках.
— Свекровь захворала. Будьте так добры, когда Шефтл придет, скажите ему, чтобы шел скорее домой.
А когда уже закрывала калитку, ее нагнали дети. Они возвращались с пруда.
— Мама, где ты была?
— Мама, давай кушать!
— Кушать! — обступили они ее со всех сторон и, толкаясь, теребили за рукава, за подол.
— Будет вам, чего вы так расшумелись, — устало сказала Зелда. — Папа завтра уходит на войну.
— На войну? — обрадовался Шмуэлке. — Правда? Нет, мама, правда?
То, что отца Зузика и отцов других хуторских ребят взяли на войну, а его отца — нет, было для Шмуэлке большим огорчением. Мальчишки его дразнили, часто не хотели с ним играть, а если уж принимали в игру, то только в тех случаях, когда не хватало игрока.
Теперь, гордый и веселый как никогда, Шмуэлке сидел за столом и уплетал за обе щеки. Вдруг он заметил у матери слезы на глазах и притих.
Поужинав, дети еще посидели за столом, надеясь, что отец вот-вот придет. Но стало совсем темно, а Шефтла все не было. Ребятишки, не раздеваясь, один за другим прилегли на кровать — на минутку, а через минутку все уже спали крепким сном.
Зелда, завесив окно, зажгла лампу и вышла за ворота.
«Где он? — томилась она, шагая взад-вперед по тропинке. — Где его искать? Ах, надо было сразу, как только принесли повестку, в ту же минуту бежать в степь… он и собраться-то не успеет… Что делать?»
И вдруг она увидела в ночной синеве Шефтла.
— Шефтл! — крикнула Зелда, бросаясь к нему.
— Зелда, ты? — удивился Шефтл. — Что ты здесь делаешь?
— Я… я…
— Что случилось? С матерью что-нибудь? — испуганно спросил Шефтл, ускоряя шаг.
— Нет, нет, ничего… Мама спит. Почему ты так поздно? Где ты был до сих пор?
— Как это — где? — Шефтл пожал плечами, успокаиваясь. — Я только с поля. Перевозили молотилку на новое место. С рассвета начинаем молотить ячмень в балке.
Войдя в дом, Шефтл первым делом заглянул в боковушку, прислушался. Мать спала. Он осторожно задернул занавеску, снял с себя пыльную куртку и только тут увидел спящих на кровати детей.
— Это еще что за новости? — поморщился он.
— Они тебя ждали, — ответила Зелда жалобно.
— А что? Говори уж! — снова встревожился Шефтл.
— Да вот… были из сельсовета, — Зелда всхлипнула.
— Ну? Не понимаю… Кто был?
— Этот, как его… ну, безрукий, — голос у нее задрожал, как ни старалась она сдержаться. — С повесткой…
— С повесткой? — переспросил Шефтл, словно не веря.
Он ждал этого, ждал каждый день с тех пор, как отдал свое заявление представителю райвоенкомата, — и все же теперь, в первую минуту, растерялся.
«Значит, завтра…» Он крепко потер лоб. Закурил, прошелся по комнате, потом озабоченно оглянулся на бледную Зелду, которая стояла у стола, на детей…
— Ты за нас не беспокойся, Шефтл, — Зелда подошла и несмело провела рукой по его курчавым черным волосам. — И за маму… я съезжу за доктором. Помни… — голос ее дрогнул, — помни, знай — для нас ты всего дороже.
Когда Шефтл писал свое заявление, он не представлял себе в полной мере, как трудно им будет без него. Теперь все свершилось. И так быстро. Он уходил и оставлял Зелду с четырьмя детьми, мал мама меньше, с больной матерью да с чужим ребенком в придачу. Семь ртов, один работник… Как она справится без него?
Он обнял Зелду и высказал ей все, что его мучило.
— Что ты, Шефтл, — ответила Зелда, тронутая его заботой. — Разве одна я остаюсь с малыми детьми? Возвращайся только живой-здоровый.
Слова Зелды немного успокоили Шефтла. Он сел на скамью, снова закурил и озабоченно подумал — сколько у него еще дома дел! Но сначала надо сбегать в контору и передать бригаду. От этой мысли у Шефтла тоскливо екнуло сердце. Он встал и потянулся за курткой.
— Куда ты? — испуганно спросила Зелда.
— Я на минутку, в контору.
— Теперь?
— А когда? Раздень ребят, уложи их спать.
— Ты и не поел… Остались считанные часы… Мы и не побыли друг с другом…
— Так что, не идти мне в контору?
— Иди… Только не задерживайся.
— Я сейчас.
Когда Шефтл ушел, Зелда прислонилась головой к стене и тихонько, чтобы никто не слышал, горько заплакала.
В конторе Шефтл застал Хонцю, Хому Траскуна и Калмена Зогота. Все трое, услышав, что Шефтл уходит в армию, крепко задумались. Особенно Хонця.
Пока Шефтл руководил бригадой, о работах в поле можно было не беспокоиться. Председатели соседних колхозов завидовали Хонце. «С Шефтлом вам повезло», — слышал он постоянно. Но что делать теперь? Кого поставить вместо Шефтла? Разве только Калмена Зогота… Да, придется ему оба воза тащить — и ферму, и полевую бригаду.
Как Шефтл ни торопился, пришлось ему задержаться в конторе: все вчетвером они составили план первоочередных полевых работ.
Было за полночь, когда Хонця, Хома и Калмен Зогот проводили Шефтла.
Рано утром отправляли зерно на элеватор. Чтобы не гнать в Гуляйполе лишнюю подводу, Шефтл решил ехать с обозом.
— Спокойной ночи…
— Спокойной ночи, — ответил Шефтл и вошел в дом.
— Что так долго? — тихо спросила Зелда, отходя от печи. Щеки ее горели. В доме вкусно пахло сдобным тестом. Дети, раздетые, спали в своих кроватках.
— Поешь?
— Нет, не хочу.
— Ты же не ел ничего.
— Не хочу, потом.
Зелда посмотрела на него с беспокойством:
— А что? Что-то еще случилось?
— Да ничего… В шесть утра уезжаю.
— В шесть часов? Так рано?
— С обозом.
— Ну и что, если с обозом? Нельзя его попозже отправить? Ты ведь, я думаю, не один… Кто еще едет-то?
— Чего? — переспросил Шефтл, словно не расслышав.
— Кто, говорю, еще повестку получил?
— Повестку? Не знаю… нет, я что-то не слыхал. Будто бы больше никто.
— Один ты?
— Один, не один, не все ли тебе равно?… Ты что затеяла?
— Коржики тебе в дорогу.
— Какие еще коржики! Не надо.
— Тогда что же тебе дать с собой?
— Хлеба, огурцов, соли щепотку, и все. Больше ничего не давай, все равно не возьму.
— Извести меня хочешь?
— Хочу, чтобы ты отдохнула.
— Как я буду отдыхать, если завтра, в это время… — Зелда быстро отвернулась, вытерла незаметно глаза, потом, снова повернувшись к мужу, сказала, утешая не то его, не то себя: — А может, война скоро кончится и ты сразу вернешься. А, Шефтл?
— Может… — ответил Шефтл, хотя мало в это верил. Сводки со дня на день приходили все хуже, немцы наступали на всех фронтах.
Шефтл устал, его тянуло в постель, но, пока Зелда хлопотала у печи, он не решался. Прикорнул на жесткой деревянной кушетке. Закурил.
— Зелда, а Зелда? Картошкой, я думаю, вы обеспечены. На зиму хватит. Топливо вроде тоже есть. Ну, а остальное — это уж колхоз… Главное, себя береги, слышишь? За ребятами присматривай… ну, и за мамой. Ты ей уже сказала?
— Чего спешить? Еще успеет наплакаться.
— Верно. А все же…
Шефтл задумался. Не говорить? Уйти на войну, не простившись с матерью? Не зная, увидишь ли ее когда-нибудь еще…
— Нет, надо сказать. Нехорошо. — Он снова закурил, потом, с недокуренной папиросой в руке, задремал.
А Зелда продолжала хлопотать. Напекла коржиков, зажарила курицу, сварила яйца, затем начала укладывать мешок, сшитый для Шефтла. Положила две пары нового, недавно купленного в сельпо белья, простыню, полотенце, две пары портянок, катушки ниток, иголки, бритву, мыло, еще кое-какие мелочи. Отдельно сложила завернутое в пергаментную бумагу масло, несколько сочников, курицу. Мешок был почти полон, а она все подкладывала. Уместились еще яйца, кулек сахара, булка и только что испеченные коржики. А ведь надо еще положить горшочек куриного жира, баночку меда, свежих огурцов, яблок… она отдала бы Шефтлу все, что есть в доме!
