выкомаривают.
Директор Кистанов, сделав постное лицо, зачитал протокол и пришел в неописуемое расстройство.
Двух девиц он уволил с фабрики, как буквально сказано в приказе, «за разлагательную работу, выразившуюся в организации официальной секции с наличием протокола, ставившую себе целью обработать парней в мелкобуржуазном духе».
Одной девице он сделал строгий выговор с предупреждением. А еще двум — поставил на вид.
Может быть, те и поплакали, не знаем, но только, поплакавши, решили подать протест о неправильном увольнении.
И вот тут началась канитель и волынка, которая до сего времени продолжается.
В общем, обиженные подали заявление в конфликтную комиссию.
Фабричная конфликтная комиссия (РКК) под председательством того же самого директора подтвердила увольнение.
Тогда девушки подали заявление в союз.
Там отнеслись внимательно к женскому горю.
Инспектор ЦК союза шерстяников вынес такое совершенно правильное постановление:
«Факт составления протокола, в котором было прикрепление девушек к парням с целью выйти за них замуж, не может служить поводом для их увольнения. А поэтому решение РКК, как неправильное, отменить».
Постановление это, однако, не повлияло на черствую душу директора.
И тогда инспектор посоветовал девушкам подать в народный суд.
Народный суд постановил отменить увольнение и уплатить уволенным за вынужденный прогул.
Казалось бы, все сложилось хорошо и отлично. И можно, казалось бы, снова начать женские разговоры о любви и браке. Но не тут-то было.
Директор, получив извещение от народного судьи, решил заняться домашним воспитанием молодых особ.
И вот, имея самые благие намерения, он пишет в приказе об этих злосчастных девушках нижеследующее:
Дело, которое они организовали, не сумело причинить вреда. Но товарищи В. и Г. как организаторы этой никому не нужной группы по обработке парней получили моральное наказание. Все это должно в дальнейшем научить тт. В. и Г. как организаторов отделять полезное от вредного, ненужного дела...
Может быть, когда-нибудь в дальнейшем народные суды будут к чему-нибудь приговаривать за подобный стиль и за такие обороты речи, но пока с этим приходится мириться.
Далее в приказе говорится:
Принимая во внимание, что В. и Г. уже морально и общественно наказаны, отменить приказ в части снятия их с работы, оставив прежнюю формулировку в определении поступка.
Короче говоря, приказ, как можно видеть, оставлял за девушками унизительную и дурацкую кличку «организаторов секции по обработке парней».
И как девушки ни бились и как они ни протестовали, ничего у них не вышло.
Мы не сомневаемся, что ЦК союза придет на помощь и доброе имя пяти девушек (которым всем вместе девяносто пять лет) будет восстановлено в прежнем своем блеске. Но нас тревожит, что дело это крайне затянулось.
Шесть месяцев тянется подобная канитель. И навряд ли это благоприятно отражается на здоровье и наружности всех участников дела.
Да и сам директор, наверное, слинял и окончательно перестал иметь успех у женщин.
А скорей всего он даже и никогда успеха не имел. И это отчасти чувствуется по его характеру.
В общем, жало нашей конкретной сатиры направлено в аккурат на всякого сорта сухарей и педантов, которые не любят и не понимают смеха и веселья.
Ну пусть бы девушки посмеялись. Подумаешь, какая беда! Ну что могло из этого получиться? Ровно ничего. Главное, забавно видеть, что он заступился за парней.
Как будто те бедные-несчастные, и вот сейчас их обработают «в мелкобуржуазном духе». А те небось, как говорится, и сами с усами. И обошлись бы без самосильной поддержки директора.
Пустое и глупое дело. А сколько из-за него криков, шума и огорчений.
За последнее время пламенные дела творятся повсюду.
Летчики ставят мировые рекорды. Строительство расширяется. Торговля процветает. Одна группа граждан неожиданно вдруг поднялась на гору Казбек. И чуть ли даже не достигла одной из ее славных вершин. Другая группа граждан плывет, представьте себе, на яликах в Казань. Третьи, наоборот, сидят дома и, кто чем может, приносят посильную пользу своим личным присутствием.
Многие вдобавок исключительно выросли. Другие стремятся культурно провести время. Много купаются. И так далее.
Так что при таком обороте дела как-то оно даже не хочется видеть что-нибудь недостойное, какое-нибудь там мелкое арапство или жульничество. Как-то на светлом фоне досадно это наблюдать и с этим рядом находиться.
Но в том месяце, производя обмен квартир, мы как раз столкнулись с этим. И теперь желаем в печати осветить для поучения остальных граждан и чтоб другим было неповадно заниматься очковтирательством.
Те, которые менялись с нами комнатой, прикинулись сначала идейными людьми.
— Обманывать вас, — сказали они, — не входит в наше намерение. Мы хотим предупредить вас, что наша комната находится в квартире, под которой расположен тир. И там стреляют в цель, благодаря чему вы можете иной раз услышать звуки выстрелов. Но к этому не надо прислушиваться, и тогда в той квартире жить будет отчасти можно.
Мы с женой были растроганы честностью этих людей. И мы тоже откровенно им сказали:
— Что касается нашей квартиры, то дефекты у нас по сравнению с вашими невелики. И мы даже удивляемся, чего мы ее меняем. Это дивная и теплая квартира, под которой в течение пяти лет находилась пекарня. Так что наши жильцы отвыкли даже покупать дрова. Но лет девять назад пекарня эта закрылась, и туда въехал кустарь. И он там теперь чинит примуса и детские салазки.
Которые с нами менялись нам сказали:
— Значит, выходит, что под вами слесарная мастерская. Уж наверно, там стоит адский шум и грохот.
А честно говоря, грохот у нас стоял действительно умопомрачительный. И главное, сильно гарью пахло. Так что моя супруга, как южанка, находилась почти все время в полуобморочном состоянии. И врач категорически запретил ей тут жить. И через это мы решили поменять нашу комнату.
Но теперь, когда речь зашла начистоту, мы откровенно сознались, что шум у нас, конечно, есть, но зато и у вас стрельба — тоже, как говорится, чего-нибудь да стоит.
Который с нами менялся так сказал:
— Да, но, простите, что я за дурак — переезжать сюда грохот слушать. Уж лучше я в таком случае буду слушать стрельбу. Все-таки она укрепляет нашу мощь и вырабатывает глазомер. А что я буду, простите, слушать у вас? Примуса и кастрюльки. Ну нет, знаете ли, без доплаты я сюда не ездок.
Короче говоря, мы ему немного приплатили, и он с нами поменялся. Его соблазнило, что тут у нас детей не было. Он к
