Зарядили дожди, начиналась иная жизнь, по иным законам. Вот уже поутру щиплет ноздри дымок в школьном коридоре – после долгого перерыва затопили печи.
Игорь Алтынов, как в холодную речку, отважно бросался в учебу. Сперва вроде лезть страшновато, а попривыкнешь – идет в охотку, с удовольствием, – не докличешься. Его иногда вдруг раздражало, что уроки задают маленькими кусочками, еще в пятом классе он от нетерпения прочитал за несколько дней учебник географии – всю годовую программу, так что учительница потом то и дело ахала: «Откуда ты знаешь?»
Вот уже морозцем обожгло голую землю, и зима, спохватившись, подбросила снежку – прикрыться. Течет жизнь, размеренная школьными звонками. Светает поздно, первый урок при электричестве, а пришел домой, туда-сюда, и сумерки. Но стоит ли жаловаться? Время есть и для лыж, а зима синяя, хрустящая, обдающая снежной пылью, слепит глаза, прихватывает за нос. И березы, изукрашенные инеем, привычно нереальны в дневной синеве.
На девчонок он пока еще не обращал явного внимания, хотя слышал, как они говорили у него за спиной не всерьез, конечно, а чтобы слышал:
– А Игорек у нас симпатичный.
Хотя, может, отчасти и всерьез.
Он стал больше интересоваться своим отображением, щурил перед зеркалом зеленоватые глаза, – их цветом он втайне гордился, – старательно прикрывал светлым чубчиком несколько прыщиков на лбу, о которых мать сказала: «Возрастное!»
Однажды Игорь поздно задержался после уроков, уже стемнело, и когда он спустился по странно пустой лестнице в раздевалку, там висело всего несколько пальтишек. Перемахнув через барьер, он пошел между вешалками, в проходе на полу валялось чье-то пальто, он перешагнул и только стал снимать свое, как его схватили сзади за плечо.
Это был высокий парень, старше на класс.
– Зачем сбросил? – закричал он. – Лучше подними!
– Оно там и было, – ответил Игорь спокойно.
– Не поднимешь? Ну погоди, сейчас выйдем! – И он сам поднял пальто.
Мимо них по проходу промчался Толя Коляда, сорвал с крючка длинное черное пальто, набросил, как бурку, на плечи и пронесся обратно. Он хорошо играл в футбол, в защите, и был, пожалуй, самый здоровый парень в школе. У Игоря были с ним дружественные отношения.
Стоило дернуть его за руку или еще окликнуть вдогонку, а потом сказать возмущенно: «Толя, смотри, пристает какой-то…»
Но гордость не позволила, и Коляда умчался.
– Ну погоди, сейчас выйдем! – прошипел парень. Когда-то Игорь читал роман из старинной жизни.
И там было одно предложение, которое ему очень понравилось, и он его крепко запомнил: «Если видишь, что тебя хотят ударить, бей первым!»
– Вот сейчас выйдем!
Они были вдвоем в раздевалке. Игорь не стал ждать, пока они выйдут, а ударил парня в скулу. Удар получился не очень сильный, парень только мотнул головой и сказал:
– Ну сейчас выйдем, погоди!
Игорь дал ему еще раз. Так они и шли рядом по проходу, парень грозился, а Алтынов всякий раз отвечал ударом, одновременно ужасаясь того, что с ним будет на улице. Вместе они вышли на освещенное крыльцо и по разметенной дорожке, плечо к плечу, бодро направились к воротам. Там парень, что-то неразборчиво пробормотав, до смешного слабо толкнул Игоря в грудь, круто повернулся и зашагал в другую сторону. А тот сунул руки в карманы и с облегчением, но еще ожидая подвоха и на всякий случай оглядываясь, пустился к дому.
В горячке его правая рука не сразу обратила внимание на какую-то бумажку в кармане. Что это могло быть? Конфетная обертка или билет с оторванным контролем? Но только утром бумажки в кармане не было.
Он остановился под фонарем и разжал кулак. Это была записка. Сверху было выведено четко: «Игорю Алтынову». Сердце его застучало громко и резко. Он развернул и прочел: «Игорь! Я тебя люблю и уважаю. Валя Круглова».
Сперва он подумал, что его разыграли, но почерк был ее, ровный, с наклоном и нажимом, знакомый чуть не с первого класса. Дома он раз десять вынимал и тайно рассматривал записку. Он испытывал гордость, однако же все с большей примесью разочарования. Он снова представлял себе Валю, большую, спокойную медлительную, смотрящую на него долгим взглядом. Он и потом часто нравился таким вот крупным, вальяжным женщинам. Она была, пожалуй, ничего, может, даже красива, но все-таки при чем здесь он?
Не зная женщин, он больше всего дивился ее отчаянной смелости, риску. Ведь записку могли найти, и даже он сам мог показать ее ребятам. Хотя в нем-то она была уверена.
Ни назавтра, ни потом он ничего ей не сказал, никак не ответил. И никогда не испытывал угрызений совести.
В школу пришла новая учительница физкультуры, Вера Николаевна. До нее был пожилой дядя, который все заставлял делать зарядку и устраивал кроссы, где первый же отставал. Здесь без кроссов тоже не обошлось, но многое на ее занятиях было и неожиданно. И вообще было приятно, что она миловидна, молода, почти их возраста, что с ней можно переброситься шуточкой. Когда она, белокурая, в малиновом спортивном костюме, входила в класс, мальчишки преображались старались выглядеть молодцевато, подтягивались.
– Я ее знаю, она с Кубасовым гуляет, – сообщил во дворе Игорю и Паше Сухову Щучка. Они в ответ не удостоили его вниманием.
В физкультурном зале она ввела для ребят прыжки через «козла», но не просто разножкой, а ласточкой и кульбитом. Это было страшновато, но она сама, взяв в помощники Толю Коляду, подстраховывала, стоя у края мата, в этом тоже была прелесть, хотелось отличиться, услыхать похвалу.
Но главным новшеством стали эстафеты. Она разбивала их на «первый-второй», потом команды разувались, – возникало ликование, если у кого-нибудь из противников пробивалась сквозь чулок голая пятка. Взяв с них обещание не шуметь, она выводила их в длинный коридор. Они разговаривали шепотом, как заговорщики.
Еще заранее она уславливалась с учителями, что если кто-нибудь будет выходить из класса во время урока, чтобы делал это осторожненько, не помешал им широко открытой дверью.
Школа стояла тихая, но заряженная шумом, готовая к взрыву на перемене. Да и сейчас ощущался еле слышно ее смутный, словно подземный гул.
Каждая команда выстраивалась в затылок по одному, и обе подходили к старту. Нужно было добежать до конца коридора, коснуться подоконника, повернуть назад и, проделав обратный путь, передать эстафету следующему.
Сперва бежали девочки, небыстро, по-девчоночьи разбрасывая в стороны словно связанные в коленях ноги. Потом включались мальчишки, азарт резко возрастал, Вера Николаевна напоминающе прикладывала палец к губам.
Здесь Игорь Алтынов был в своей тарелке, здесь он был фаворит. Именно потому, что дистанция состояла из двух половинок. Ребята, с которыми он играл в футбол, знали, что Алтын бежит лучше всех. Бывший учитель физкультуры считал, что Алтынов бегает очень плохо. На 100 метров он приходил в числе последних, на 60 – примерно в середине. Но если бы проводились забеги на 30 метров, он был бы первым, а на 20 или тем более 10 – и говорить нечего, тут уж ему не было равных.
Даже девчонки под конец заражались азартом – уже как зрители, нетерпеливо прыгали на месте, махали руками:
– Скорей!
Все чувствовали свою причастность, ответственность.
– Тсс!
Потом в зале хотелось еще попрыгать, повозиться – для разрядки.
– Обождите, – обращаясь к мальчишкам и услаждая Алтынову слух, говорила Вера Николаевна, – скоро в футбол поиграем.
Зимой появилась еще одна новенькая – в параллельном классе. Игорь шел на перемене по коридору, среди гвалта и суеты, и его словно толкнули: смотри! Коротко стриженная, она стояла у окна и грызла яблоко. Он прошел мимо, не остановился, не стал пялиться. Только заметил – на ней кожаная курточка и что-то клетчатое, яркое. Так и осталось это ощущение яркости, необычности, а за плечами у нее зимнее пасмурное окно.
Потом услышал: Мещерякова Лариса. Отец – военный, служит где-то далеко, воевал на Хасане и на Халхин-Голе.
Она ни минуты не бывала одна, девчонки будто помешались, стояли и ходили, вцепившись в нее. Игорю показалось, что она этим слегка тяготится. Она не была старше их, она была взрослей.
Его чувство выразилось отчетливо: «Вот бы от кого записку получить!» Но подумал он об этом просто так, без всякой надежды. Он теперь старался при случае пройти мимо нее, но не взглянув в ее сторону, а если замечал, что она в другом конце коридора, шел навстречу.
Когда он видел ее издали, за чьими-то головами, он уже испытывал мгновенный краткий восторг и, если она не попадалась на глаза, ощущал смутное беспокойство.
Однажды он задержался в буфете, звонок давно уже прозвенел, и, взбегая через три ступеньки, он догнал ее на лестнице и почти остановился, глядя на ее ноги, клетчатую юбку, аккуратно остриженную голову. Она словно почувствовала, обернулась и, сторонясь, пропуская его, сказала с улыбкой:
