Всей ватагой ребята отправились в городской сад.
— А клоун им не нужен? Клоун не нужен? — горячо расспрашивал по дороге Миша Кац.
— Нет, про клоуна ничего не говорил...
— А может, говорил? Может, вы не расслышали?..
Борцы репетировали в раковине на матах. Дойнова среди них не было. Ребята спросили арбитра:
— Вы Дойнова не видели?
— Сейчас придет! — ответил арбитр и скомандовал борцам:
— Теперь в стойки! Пируэты на голове! Обратные парады! Классические призы!
Борцы старательно выполняли все упражнения.
— Ух ты! — сказала Сабина. — Работать-то как приходится!
— Это ты верно сказала, девочка, работать! — раздался сзади чей-то голос. — Цирк — это труд.
Ребята обернулись и увидели «злодея» — громадину Хаджи Мурата-второго, сидящего верхом на скамье. Борец уплетал телячью ногу. Перед ним стояло несколько кружек пива и глубокая миска со сметаной. Он уже не казался таким страшным, как во время матчей.
— В цирке завалишь трюк — сорвался, разбился насмерть! Тут не схалтуришь, все на чистом масле! А уж о спиртном и говорить нечего. Даже пива ни-ни! Режим!
— А это что? Режим? — вежливо осведомился Миша Кац, указав на кружки с пивом.
— Худею, — горько вздохнул и жалобно пробасил великан. — Сегодня взвесился — всего сто сорок три кило! Расстроился — ужас: мне никак в весе сбавлять нельзя! Должность такая! Вот и приходится пиво со сметаной смешивать. Полкружки сметаны на полкружки пива. Верное средство. Да вот не помогает что-то!..
Подошел Дойнов.
— А, артистов привели...
Борцы и детдомовцы окружили ребят.
Дойнов быстро ощупал Левку с ног до головы своими сильными руками, раскрыл ему рот, оглядел зубы.
«Совсем как барышник лошадь!..» — подумал Левка.
— Стойку жмешь?
Левка кивнул.
— Руки-в-руки стоял?
— Нет.
— Ладно, попробуем! Держись туго!
— Как это туго?
— Не расслабляй мышцы!
Атлет легко поднял Левку, поставил к себе на плечи, протянул свои железные ручищи ладонями вверх.
— Жми.
Левка оперся на ладони Дойнова. Дойнов захватил его запястья, а Левкины ноги рывком оттолкнул плечами. Мальчик выжал стойку. Ребята разинули рты:
— Вот это да! Ай да Левка! Ай да артист!
— Никакой он не артист! — сказал Дойнов, опустив Левку на пол. — Трюк вышел благодаря моему опыту. Очень неверный трюк. Руки-в-руки надо почувствовать!
«Не примет! — испугался Левка. — Не чувствую!..»
— А ты, пацанка, что умеешь? — спросил Дойнов Сабину.
Девочка выгнулась колесом назад и обхватила себя руками за щиколотки. Дойнов скривил рот.
— Щупловата маленько... Совсем дохленькая.
Левка увидел, как расстроилась Сабина.
— Я поправлюсь, товарищ борец, — сказала она чуть не плача и умоляюще посмотрела на силача. — Я... пиво буду пить... со сметаной смешивать!..
Все рассмеялись. Дойнов спросил:
— А шпагат умеешь?
Сабина сделала шпагат.
«Как бы меня не заставил!» — испугался Левка. Сердце его забилось часто-часто.
— А ты, пацан, гнуться можешь?
— Пробовал.
— Гнись.
Левка согнулся. Дойнов очень удивился.
— Природные способности! — оживились борцы.
«Слава богу! — обрадовался Левка. — Только бы про шпагат не спросил!..»
— А как насчет шпагата? — тут же спросил Дойнов.
Левка покраснел, увидел встревоженное лицо Миши Каца, подумал в страхе: «Не возьмет!.. Отправит назад!.. Рискнуть, что ли?..»
— Шпагат умеешь, спрашиваю?
— Умею.
— Тогда садись! Что резину тянешь?
Левка сел и тут же почувствовал резкую боль между ногами и под коленями. Казалось, с хрустом надорвались все связки и сухожилия, лопнула не то кожа, не то штаны. Он попробовал подняться, но не смог. В глазах поплыли разноцветные круги.
— Вставай!
— Не могу!
Дойнов легко, как котенка, поднял Левку за шиворот и посадил на пол. Боль не утихала.
— Ты, чмур! — выругался Дойнов. — Мог разорвать пах! Но ничего, сможешь шпагат делать, выйдет из тебя каучук!
— Чего-чего? — спросил Левка, задрав голову.
— Не знаешь? Гнуться будешь туда-сюда. Как резиновый. Кто вперед гнется — тот клишник, кто назад— каучук. Варишь мозгой? А я тебя и вперед и назад научу. И вправо и влево. Ляжешь в постель, сумеешь левой ногой почесать за правым ухом. Человеком-змеей будешь! Гуттаперчевым пацаном! Можешь подняться?
Левка еле встал.
— Алле за мной!
Они вышли на улицу. Дойнов купил Сабине и Левке по стакану газированной воды с сиропом.
— Угощайтесь! А вечером приходите на программу. Поговорим после борьбы.
Дойнов снимал небольшую комнату неподалеку от городского сада. Вся она была заставлена фикусами, пальмами, в двух клетках прыгали канарейки. Стены борец украсил афишами.
Из большого кофра Дойнов вытащил два выцветших, стареньких матросских костюмчика с якорями.
— Приложьте, приложьте к себе! Красотища, а не костюмчики! В трумо, в трумо гляньте! Хороши!
— Очень красивые! — сказали восхищенные ребята.
— Будут ваши! А тебе, пацаняга, вдобавок еще и шляпу нацепим! Знай наших!
— Я не хочу шляпу, — сказал Левка.
— Ничего не понимаешь! — рассердился Дойнов. — Шляпа — символ артиста! На-ка, мерь!
Дойнов снял шляпу и передал ее Левке. Тот примерил. Она тут же съехала ему на нос.
— Идет тебе! — восхитился Дойнов. — Ты в ней просто как граф! Как херувим! Глянь в трюмо, глянь! А великовата, — так не беда! Из газеток обруч соорудим, внутрь подложим! Ежели договорюсь насчет вас в детдоме, с завтрашнего дня афидерзей! Переедете ко мне! Ну как, рады?
— Ясное дело, рады.
— Еще бы не рады! Какой макака не желает артистом стать? Красивая жизнь! Цветы! Поклонники!
Дойнов вытащил из кофра толстый альбом с фотографиями. С первой страницы приветливо улыбалась красивая женщина в клоунском костюме, расшитом блестками.
— Моя жена — клоунесса! — с гордостью сказал Дойнов. — А вот и я сам!
Рядом с женой Дойнова стоял огромный клоун в клетчатом сюртуке до колен, коротких полосатых брючках и больших тупоносых ботинках.
— Так вы еще и клоун? — удивились ребята.
— Да еще какой! — похвастался Дойнов. — Пат и Паташон мне в подметки не годятся! Слабаки! Бездари!
— А это что за ребята? — спросил Левка, указав на фотографию мальчика и девочки в матросках.
— У меня работали, — нахмурился Дойнов. — Сбежали, охламоны! Вы теперь вместо них будете!
— А почему сбежали? — спросил Левка.
— Паскуды, вот и сбежали! Переманил их один подлец!
— А что они делали?
— Пацан со мной этюд, а паразитка — каучук. Жаль, что их костюмы для работы вам не подойдут. Все навыворот получается: ты будешь каучук, а она — этюд! Придется новые шить! Но ничего, выдюжу!
— А почему вы сейчас в цирке на арене не работаете?
— Так... Есть причины... — уклончиво ответил Дойнов. — У нас теперь свое дело будет, повыгодней. Бригада будет что надо! Павел и Валерия Абашкины — салонные жонглеры. Я — три номера, ты — один, Сабина со мной — этюд, Панич — «Человек-фонтан», баян, конферанс! Загинай пальцы! Лихо? То-то! Нешто это в госцирке будешь иметь? Там человеку заработать как следует не дадут! Будут посылать по разнарядке, куда хотят, да еще не дай бог в коллектив засунут. А у нас житуха вольная. По морям, по волнам, нынче здесь — завтра там! Куда захотел, туда и поехал. Вольные птицы! Кумекаешь? Варишь мозгой? То-то!..
Ребята вернулись в детский дом очень поздно. На лестничной площадке Левку поджидал Миша Кац.
— Ну как? — спросил он с волнением. — Говорил насчет меня? Не надо клоуна?
— Говорил. Ничего не выйдет, Миша... Он сам клоун... И жена его клоун...
— Эх, жаль... А я-то надеялся... — вздохнул Миша.
На другой же день Дойнов забрал Левку и Сабину из детского дома. Репетировать начали во дворике.
— Каучук — особый жанр, — объяснял Левке Дойнов, — у тебя должны расходиться позвонки. Но не слушай, ежели кто треп пустит, что это для роста плохо! Болтают!
— Как? — испуганно спросил Левка.
— Не бойсь! Ты знаешь, что каждый человек к вечеру становится ниже ростом?
— Ну да? — не поверил Левка.
— А как же! Не слыхал, темнота? За счет жидкости между позвонков. За день человек находится, намыкается, его позвоночный столб на сантиметр-полтора дает усадку. Отдохнет тело за ночь, утром снова подлиньше стал! На себе проверь! Смерься утром и вечером — увидишь! А ежели артист, кто работает каучука, повиснет руками на турнике, расслабит мышцы, повисит минуты две, его тело вытянется на десять—пятнадцать сантиметров, а то и побольше! Так должно стать и у тебя! Потренируемся. Ничего страшного. Увидишь. Помять тебя, конечно, придется что надо! Но коли артистом решил стать, держись!
Дойнов поставил побледневшего Левку лицом к себе. Левка сделал мостик. Дойнов с силой потянул его за плечи. Мальчик вскрикнул.
— Терпи! Твоя башка должна лечь на задницу! Гнись назад! Гнись! Сызнова гнись!
