кого поблизости. Командир стоял в тени от дома, и девочка не заметила его. Она ухватилась за мокрые ветви. Дождь стучал в стенки рупора. Девочка дотянулась до него, всунула голову в самый раструб. Командир услышал ее торопливый, прерывистый голос.
– И от меня ему поклон, – говорила, слегка задыхаясь, Олеся в трубу, – от меня там тоже поклон ему в Москве передайте… Скажите – от Пружак Олеси.
Спорили о силе. Какая она бывает? И кто всех сильней?
– Сильней всех Илья Муромец был, – сказал Володя. – Помнишь?
– Помню, – сказала Наташа. – Илья был Муромец, богатырь. Он был здоровый. Как махнет, так все и валятся. Даже лошади – и то!
– Мамонт бы не повалился, – заявил Володя, – Мамонт самый сильный был. Он мог слона на крышу закинуть.
– А кондор что, слабее мамонта?
– Кондор – это, как орел, птица! Он только из всех птиц сильнее. А мамонт всё равно бы и у кондора мог все крылья из хвоста вытащить.
– Теперь уж мамонты не водятся, – проговорила Наташа. – Сейчас кит всех сильнее.
– А мамонт бы и кита мог затоптать, если 0 только не умер и в воду полез.
– «Если бы», «если бы»! – передразнила Наташа. – А кит всё равно сильнее всех!
– А вулкан зато сильней еще кита! – не сдавался Володя. – Если б кит вдруг полез на гору и вдруг очутился б в вулкане… Думаешь, вулкан засорится? И вовсе нет! Кит бы весь разварился сразу, даже пригорел… А я знаю, кто всех сильней!
– Кто? – Всех сильней Геркулес был! Он целый великан был. Его все киты боялись. Он знаешь какой был? Волосы причесывал граблями, а зубы чистил щеткой, которой подметают… А курил знаешь как? Провертит сбоку у вулкана дырку – и давай дымить! А если вулкан потух, возьмет дом, печку затопит, а сам трубу на крыше всунет в рот и курит себе. Вот какой был силач! Его никто не мог победить. Он бы всех поборол.
– Так он ведь в сказке только был… Мало ли что!
– А он бы и вправду всех победил.
– Так бы уж и не нашелся, кто его победит?
– Никто бы не нашелся.
– Никто из людей? Ни один человек? Что ж, по-твоему, значит, его и Сталин бы не победил? – спросила Наташа и хитро посмотрела на Володю. – Сталин бы уж победил!
Володя смутился было, но потом нашелся.
– А Геркулес бы с ним не боролся, его бы Геркулес послушался, – сказал Володька. – Он бы сам за нас скорей стал да как дал бы врагам всем!
– А что бы он сейчас в жизни делал, Геркулес твой? – придиралась Натка.
– На службу ходил.
– Он бы на службе не поместился.
– Уж нашлось бы ему место, не беспокойся! – сказал Володя. – Он бы знаешь куда на службу ходил?. В самый Кремль. Он бы там у часов стоял, которые, знаешь, на башне? И за водил бы их прямо с земли… Пускай, чтоб всё время, целый день играли!
Больше спорить было не о чем. Пошли вместе чай пить.
Есть много разных портретов Сталина. Бывают портреты маленькие, такие, что умещаются на булавочной головке. Бывают и такие, что выше семиэтажного дома.
Видел я немало портретов, нарисованных детьми. Портреты эти не были похожи один на другой.
Мальчик с Кавказа нарисовал товарища Сталина в распахнувшейся косматой бурке, в черкеске с газырями, на лихом коне. Конь мчится над кручей. Внизу облака. Наверху орел.
Девочка-китаянка нарисовала товарищу Сталину узкие глаза, немножко раскосые. Негритенок изобразил Сталина курчавым, с тугими, мелко вьющимися волосами.
Каждый прибавлял портрету сходство с людьми своего народа. Каждый пририсовывал знакомые черты отца, товарища или старшего брата.
Но самый удивительный, самый неожиданный портрет показал мне раз один мальчик за границей, в чужой заморской стране.
Я остановился в большом городе и жил там в красивой гостинице. В гостинице служил мальчик – «бой». Он чистил жильцам ботинки и с самого утра до поздней ночи мотался на побегушках. Целый день он бегал с письмами и разными поручениями с первого этажа на седьмой, с седьмого – на второй, со второго – на улицу, с улицы – в переулок, а там – в магазин, куда его посылали… Он так уставал, что иногда нечаянно засыпал над нечищеным ботинком. Тогда мрачный рослый швейцар под ходил к нему, брал грязную сапожную щетку и с размаху проводил ее жесткой щетиной по лицу мальчика. Бедняга вскакивал с лицом ушибленным и в ваксе.
Я однажды не вытерпел и заступился за мальчика. С этого дня мы с ним подружились. Он знал, что я приехал из Советской страны, и часто расспрашивал меня, как у нас живут, как учатся ребята и почем у нас вакса. Встречая меня, он украдкой салютовал – подымал кулак, как это делают революционеры.
Жил он, как все бои, в грязном и душном чуланчике под черной лестницей.
Как-то раз я пришел к нему в гости. Мы сидели с ним на скрипучей узкой кровати и разговаривали. Кто-то топал над нашими голо вами, сбегая по лестнице. Пахло ваксой и светильным газом.
Вдруг я увидел над кроватью небольшой портрет под стеклом в самодельной рамке, старательно выпиленной лобзиком. На портрете был изображен красивый мужчина со спокойными добрыми глазами. Густая черная борода скрывала нижнюю половину лица, а на самые брови была надвинута шляпа с широкими полями.
– Кто это? – спросил я.
Мальчик лукаво посмотрел на меня, потом перевел взгляд на стену, где висел портрет.
– Би-им, бюм-бум-бом, бэ-бам!.. – вдруг пропел он. – Слышали, где так часы играют на башне? Я один раз слышал по радио… На всю жизнь запомнил.
Он опять весело посмотрел на меня.
– Не узнаёте? Ловко! Значит, уж действительно никто не узнает, раз вы не догадались. Сказать вам, кто это? Только смотрите не раз болтайте, а то мне будет!.. Это… – Он заговорил шопотом. – Это Сталин.
Я расхохотался.
– Это Сталин? Да что ты, милый мой! Разве Сталин такой?
– Минуточку, – спокойно сказал мальчик: – он у меня загримированный. Сейчас я вам покажу.
Мальчик подбежал к двери, высунулся, огляделся, потом прикрыл дверь и быстро снял портрет со стены. Он вынул что-то из-под стекла – и знакомое спокойное и доброе лицо Сталина вдруг глянуло на нас. Мальчик держал в руке надставную бороду и шляпу. Они были вырезаны из плотной бумаги.
– Я видел в
