— Правильно, чего там, елочки зеленые, — поддержал лесоруба Матвей и прикрикнул на хулиганов:
— Собирайте монаточки — и прости-прощай, Маруся! Ножками пройдитесь, елочки, раз котелки плохо варят!
— Чо пристали? — заныл Лешка, наверное, самый бестолковый из тройки.
А Юрка и парень с челкой быстро сообразили, что спорить бессмысленно.
— Пойдем, — буркнул Юрка, и они, нагнув головы, пошли к двери.
Бабы и девчата хихикали, глядя им вслед. Возле первого вагона Юрка все же обернулся и погрозил всем кулаком. Но это было уже только смешно.
— А ты, Капитоныч, прямо-таки красивую речь сказал, елочки зеленые, — засмеялся Матвей. — Оратор, да и только!
— Ну, какой там оратор, это самое, — скромно потупил взор лесоруб и начал крутить пуговицу на своем парадном кителе. — Но бывает, что надо сказать слово. Могу произнесть. Складно там или не очень, но глупостей не скажу, уволь, так скать.
А Генка едва дошел до вагона: у него опять закружилась голова. Лена сразу заметила перемену:
— Пойдем, у меня есть бинт, сделаем тебе настоящую перевязку. Жаль, что йода нет.
— Спирт у меня имеется, так скать, в наличии. — Иван Капитонович обрадовался возможности предложить свою помощь. — Спиртом можно промыть рану, это самое. Мы в лесу всегда так делаем.
В вагоне Лена осторожно сняла повязку, которая еще не успела присохнуть к ране. А Иван Капитонович с бутылочкой спирта стоял рядом и качал головой в такт каждому движению девушки,
— В грудь, видать, хотел, аспида этакая, — определил лесоруб. — Но ты, Гена, молодой, все заживет быстрее быстрого.
Когда Лена, прикусив от старания язык, начала промывать рану спиртом, Генка невольно замычал от резкого пощипывания.
— Больно, конечно, больно. — Кукольное личико Лены сморщилось, как будто больно было ей. — Потерпи немножечко.
— Вот и порядок, — удовлетворенно сказал Иван Капитонович, он спрятал спирт в чемодан и пошел на вольный воздух, где его уже поджидали партнеры по игре в дурачка.
— А ты здорово дрался, — проговорила Лена. — Губы у тебя стали как ниточки, а лицо белое, страшное. Ты испугался?
— Не помню. Честное слово, не помню. Наверно, испугался. Особенно вначале и когда нож увидел. Я вообще драки ненавижу. Сейчас мне кажется, что это не я дрался, а какой-то другой человек…
— Я за тебя боялась. — Лена прижалась к его плечу, потом вдруг запрокинула голову:
— Ну, поцелуй же…
Но потрясенный Генка как раз в этот момент увидел, что на него смотрит отец Лены. И было в этом взгляде такое, что заставило Генку отстраниться от девушки.
— Ты что? — еще не открыв глаза, слабым, ждущим голосом спросила Лена.
— Не надо, только не сейчас… — Генка не мог определить, что выражал взгляд больного.
Лена резко оттолкнула его, посмотрела в сторону носилок и поняла все.
— Ну и ладно! И зачем я только связываюсь с малышами!
Она спрыгнула вниз, почти скатилась по насыпи на траву и пошла вдоль состава, маленькая, разгневанная и решительная.
Генка, растерянный и униженный, стоял на середине вагона. «Что же я наделал? — в отчаянии подумал он. — Но неужели я должен был поцеловать Лену на глазах у отца?..»
От огорчения у него заныли раненая рука и плечо. Генка сразу почувствовал себя одиноким и забытым. Даже Арвид, надоедливый Арвид, гулял где-то. Ну и пусть! Все это не имеет никакого значения, главное, быстрее бы добраться до Москвы!
И Генка уныло полез на свою полку. Ну как Лена не могла понять, что он не может, не смеет поцеловать ее на глазах у отца! А как у нее было с теми? Все в Генке содрогнулось от жгучих и обидных видений ревности. Еще недавно казавшийся себе сильным и отважным, он чуть не заплакал от жалости к себе.
— Спит наш паренек? — послышался голос Василия Сергеевича.
— После такой передряги неплохо и поспать, — усмехнулся Владимир Астахов.
Генке не хотелось ни шевелиться, ни говорить, и он притворился спящим.
— Вы знаете, Василий Сергеевич, — снова заговорил Владимир вполголоса. — Когда этот Гена смотрит на меня, мне становится даже как-то неловко.
— Отчего же?
— Я и сам не знаю, как это объяснить. Он смотрит так, будто я какая-то знаменитость, будто ждет от меня чего-то необыкновенного…
— А это, пожалуй, неплохо, — заметил старый учитель.
Они спустились на насыпь и ушли, разговаривая. До Генки долетело только слово «наивный». И хотя старичок произнес его скорее даже с одобрением, Генка расстроился: «наивный» — ну разве это не обидно! Эх, как хорошо начался этот день, и как плохо он заканчивался!
Поезд, видимо, готовился продолжать свой путь. Пассажиры начали заполнять вагон.
— Эй, Генка, ты не захворал, елочки? — Это Матвей неслышно залез на полку.
— Нет, не захворал, — буркнул Генка. В бесхитростном вопросе попутчика ему почудился какой-то намек. Может, тот уже знает о его позорном положении отвергнутого?
А Лена сейчас наверняка стоит с Арвидом у бруса. Можно даже и не проверять. Генка приподнялся — и точно: Лена стояла с Арвидом, а тот размахивал своими бестолковыми руками, такой противный, веселенький.
— Ты, парень, прихворнул или так отдыхаешь? — услышал Генка голос Ивана Капитоновича. — Рука ноет небось, это самое?
— Да ничего у меня не ноет. — Генка с досады дернулся всем телом.
— Может, тебя лихорадит? Так у меня спирт есть…
— Ничего мне не надо. — Генка хотел сказать это грубо, но голос его прозвучал, действительно, как у больного.
Лесоруб еще что-то предлагал, но Генка замотал голову пиджаком, чтобы отрешиться от всего. Надоедливый этот Иван Капитонович! Сидел бы себе с Николаем да про барсуков рассказывал. «Так скать», «это самое», «все как у людей». Откуда он знает, как все должно быть у людей? Даже вон старый учитель и Владимир не очень-то знают, как должно быть у людей…
«Да чего это я?! — вдруг спохватился Генка. — Может, правда заболел? Как я мог подумать плохо об этих людях! Как мог!»
Генке стало стыдно.
…В Омске провожали старого учителя. Николай суетливо помог ему собрать вещички и вызвался сам отнести чемодан Василия Сергеевича до вокзала.
Иван Капитонович загрустил. Когда Василий Сергеевич подал ему руку, лесоруб бережно пожал ее, потом порывисто обхватил старичка за плечи.
— Вот и туды-сюды, так екать, — пробормотал он и быстро отошел к другому брусу, на ходу доставая похожий на простыню, накрахмаленный и тщательно выглаженный платок.
— Прощайте, Василий Сергеевич, спасибо вам за все, — сказал Владимир.
— Я верю, что у вас все будет в порядке, — проговорил старый учитель.
Тут вперед высунулся Арвид.
— Старикам везде у нас почет! — воскликнул он и подал руку.
— До свидания, Арвид. Хотелось бы с тобой встретиться лет через десять. Очень любопытно посмотреть, каким ты станешь.
— Поживем — увидим, будьте обо мне спокойны, — высокомерно и солидно заверил Арвид.
Подошла и Генкина очередь.
— До свидания, дружок. Как ваша рука?
— Чепуха. До Москвы заживет.
— А в институт вы поступите. Позвольте мне вас заранее поздравить.
— Спасибо. — Генка осторожно пожал сухую руку старого учителя. — До свидания, Василий Сергеевич.
Старичка пошли провожать Николай и Астахов. Все смотрели им вслед. И только Иван Капитонович махнул рукой:
— Да ну вас совсем, это самое. — И опять пошел к другому брусу. Через минуту он вернулся и виновато сказал:
— Ослаб я душой, это самое! Слезы сами наружу лезут, без спросу, туды их сюды. К старости это, думаю. Не иначе, так скать…
Арвид и Генка уже хорошо изучили капризный, взбалмошный нрав пятьсот веселого и могли почти всегда довольно точно определить, что взбредет в безграфиковую голову этого сумасброда.
А поезд мчался по степям, по безупречно ровной колее, лихо заломив дымную кепку-гриву. И, глядя на проплывающие равнины, ребята воображали себя то лихими конниками, то ковбоями, мчащимися на горячих конях по бескрайней сибирской прерии.
— В Ишиме будет смена бригады, — авторитетно заявил Арвид, вытянув шею, которую он ухитрился не отмыть даже в санпропускнике в Омске. — Надо провизией запастись, а то на одном хлебушке долго не протянем.
— О, Ишим — хорошая станция, елочки зеленые, — заулыбался Матвей. — Когда я ехал в Иркутск в культурном поезде, вышел в Ишиме — и глаза разбежались. Вот базар так базар! И караси, и окуни, и всякая рыба без названия!
— Мяса бы сейчас! — Арвид хищно клацнул зубами. — Строганинки. Ох, и рубанул бы я!
— А из рыбы строганину тоже делают? — спросил Генка.
— Отличник должен все знать! — нарочно громко возвестил Арвид и оглянулся на Лену. — Только где деревенским знать про строганину!
Но Генке неинтересно было даже и ругаться с Арвидом. После размолвки с Леной он чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
