В дороге я часто смотрел на ее руки. Порою мне казалось, что они бездействуют, свободно лежат на баранке. Казалось, что им просто нечего делать — так послушна машина. Когда мы проезжали через живописные Губерлинские горы — их здесь называют «оренбургской Швейцарией», — дорога то круто взмывала вверх, то так же круто, стремительно ныряла вниз. А Тоня почти не переключала скорость: на третьей спускалась под уклон, на третьей же поднималась на очередной перевал — до того она точно рассчитывала ход машины.
...Избитая колдобинами дорога вдруг выпрямилась, выгладилась и зачернела свежим асфальтом. Я подумал, что тут-то и прокатит меня Тоня «с ветерком», тем более что мы были одни на шоссе, когда вечером подъезжали к Оренбургу. Машина шла ровно, спокойно. Асфальт, словно вскипая, приятно шелестел под колесами.
Спидометр по-прежнему показывал шестьдесят километров в час. Я не выдержал и попросил Тоню поднажать. Ни один мускул не шевельнулся на ее лице, но стрелка спидометра подобралась к семидесяти километрам.
— А еще?
— Хватит, — сказала Тоня. — Если бы новая была машина...
Двухдневный рейс в Оренбург показался мне довольно утомительным. Особенно длинны были последние десятки километров — ночью, по неровной полевой дороге. Засветятся впереди огоньки, думаешь — вот она, Николаевка, центральная усадьба нашего совхоза. Ан нет, какое-то незнакомое село. Часто спрашивать у Тони, сколько еще осталось ехать, — неловко. И вдруг вижу улыбку на ее лице:
— Засекайте время — через двадцать минут будем дома.
Она ни разу не посмотрела на часы. Но на центральную усадьбу мы приехали ровно через двадцать минут.
Вот несколько историей из ее шоферской жизни, которые Тоня рассказывала мне в дороге.
Самая тяжелая работа у нас — зимой. В рейсы ходим целым караваном, машин по шесть-восемь, а то и больше. В одиночку — нельзя, пропадешь в снегах, степи-то у нас, в Оренбуржье, вон какие!
Вставать надо часов в шесть утра, чтобы до начала смены успеть разогреть двигатель. В восемь все водители собираются в кружок и гадают: пройдут машины или нет. За ночь все дороги заметет — как хочешь, так и езжай. Потом звонок: трактор дают. Ну, раз трактор, то и гадать больше нечего. Едем.
Чаще всего мы возим грузы со станции Халилово. Это километров сорок от совхоза.
Как-то возвращались с углем. Первые двадцать километров одолели быстро, к вечеру добрались до Ново-Рудного и оттуда стали звонить в совхоз: нас сопровождал один трактор, так мы хотели попросить, чтобы еще другой навстречу вышел. Не дозвонились — столб, что ли, телефонный бураном повалило. Все же решили ехать.
Трактор ползет впереди, разгребает снег. За ним наша головная машина — самосвал «ЗИЛ-130». На нем — опытный шофер Николай Бутенко. Буран все сильнее. Впереди на дороге сугробы все выше. Вот самосвал за трактором уже буксует. Стоп! Все шоферы выскакивают из кабин, бегут толкать застрявшую машину. Протолкнули, ждут, когда подойдет следующая. Но сил наших не хватает. Достаем тросы, по очереди цепляемся к трактору, и он нас протаскивает на буксире. Одну машину протащил метров триста, возвращается за другой, потом за третьей... Все время выскакиваешь из кабины — то цеплять трос, то отцеплять.
А потом так вовсе дороги впереди не стало — одни сугробы. Вот работенки прибавилось трактористу: пришлось пустить в ход экскаваторный погрузчик, который уголь на станции грузил.
А ночь уже. Метет так, что не видно сигнальных огней передней машины. Снегом залепило ветровое стекло, а «дворники» не работают: на резинки намерзло льда с палец.
Приходится держать открытым боковое стекло, все время выглядывать наружу.
Понемногу, но двигаемся вперед. И чем меньше остается до дому, тем тяжелей. В каких-нибудь четырех километрах от совхоза самосвал Николая забурился так, что уже и трактор не мог его вытащить. Остановилась вся колонна. Собрались мы в кружок: что делать? Главное — бензин на исходе, ведь всю дорогу буксовали.
Решили послать единственный наш трактор в совхоз за подмогой. Сидим, ждем. Я закутала ноги в запасной ватник да еще «москвичкой» запахнулась — ничего, терпеть можно. Только спать сильно хочется, глаза сами так и закрываются. Ну, тут уже мы друг за другом приглядываем...
Пришел второй трактор. Совместными усилиями вытащили из сугроба самосвал. Потом один трактор подцепил две машины, другой две — поехали! В девять утра были дома.
А то еще был случай. Тоже несколько машин с утра занарядили в Халилово за дровами. И метель была. Водители стали просить трактор. Пока они там договаривались с начальством, мы вдвоем — Гена Кулешов и я — взяли путевки и поехали. Неохота было сидеть и ждать.
— Где застрянем, там и дождемся остальных, — сказал Гена.
У меня машина совсем старая тогда была. Гена уйдет вперед, а я буксую да буксую. Мигну ему фарами — он вернется, подцепит меня, вытащит. Поедем дальше. Немного погодя опять: я завязну — Гена меня вытащит. А когда и он тоже буксовал, я его машину задним ходом выволакивала из снежной колдобины. Под конец мы не стали отцеплять трос, так на привязи друг у друга и двигались: он забурится — я его вытягиваю назад, я застряну — он меня вперед тащит.
А когда и на буксире ни взад, ни вперед — беремся за лопаты.
Но вот совсем выбились из сил. Лопаты уже в руках не ворочаются. Решили вернуться: несколько часов уже прошло, а нашей колонны не видно и не слышно. Чтобы развернуться, надо добраться до разъезда. Но разъезда все нет и нет. Развернуться никак нельзя. Мало-помалу ковыряемся, кое-как ползем. Доползли до Ново-Рудного. А дальше дорога хорошая — к двум часам были в Халилово. Сами удивились.
Оттуда сразу позвонили в совхоз:
— Привет! Где машины?
— Вышли, — ответили нам.
Ну, вышли — так вышли. Значит, скоро будут. Ждем час, ждем два. В пять вечера снова звоним в совхоз.
— Давно уже вышли машины, — отвечают, — ждите!
В восемь часов, наконец, наша колонна подъехала к дровяному складу. Водители все злые, обступили нас с Геной и давай ругаться:
— Выскочки, чтоб вас!..
А мы только посмеиваемся.
Тоже зимой было. Мы с Николаем Бутенко везли из Халилово оборудование для комбайнов. Николай, как более опытный шофер, ехал первым, я — за ним. У меня в кабине сидела пассажирка. Молчаливая такая женщина — и десятка слов за дорогу не проронила. Не люблю неразговорчивых попутчиков. А еще того хуже, когда твой пассажир дремлет. Тогда и самой спать хочется. Говорят, если шоферу дремлется, — надо петь песни. Вот и неправда. Я сама люблю петь, но в дороге, особенно в дальней, никогда не пою. Самое верное средство от дремоты — веселый разговорчивый пассажир.
Проехали Гай, от него до совхоза уже рукой подать. Был вечер, слегка мела поземка. Вот и плотина. Вся запорошена снегом — ни дороги, ни следов не видно. Николай вылез из машины, попробовал ногами — наст твердый. Поехал дальше. Я — за ним. В самом конце плотины он опять, смотрю, останавливается и меня подзывает: поперек пути свалены огромные трубы, за ними — глубокий снег. Проезд закрыт. Надо возвращаться, искать другую дорогу.
Николай развернулся первым, отъехал, вылез из машины и закурил.
Я открыла дверцу, одна нога на подножке, другая на педали. Медленно сдаю машину назад, выкручиваю баранку. Пассажирка моя жует пряник.
Вот машина стала поперек плотины. Позади, совсем рядом, обрыв, и там, внизу, на тридцатиметровой глубине — черным-черно. Смотрю на передние колеса. Нет, не развернуться, еще немного надо сдать. Машина послушная, я за нее спокойна. Протекторы новые — не пробуксовывают. Еще чуть-чуть... Теперь, думаю, хватит: задний борт уже навис над краем плотины. Чтобы переключить скорость, надо было сесть в кабину. Я, как видно, сделала слишком резкое движение, и нога соскользнула с обледеневшей подножки. Попыталась ухватиться рукой за дверцу, но лишь провела пальцами по ребру и — прямо под машину. Приподнявшись, увидела перед собой переднее колесо. Оно медленно-медленно поворачивалось, наползая на меня: машина продолжала пятиться к обрыву. Еще немного, и она полетит в пропасть!
Но тут сработала мгновенная реакция, которая есть у каждого шофера. Все, что последовало дальше, произошло помимо моего сознания. Не помню, как выскочила из-под машины, как очутилась в кабине, как переключила скорость. Пришла в себя, когда мой «газон», чуть вздрогнув, послушно тронулся вперед.
Посмотрела на пассажирку, а она ни о чем и не догадывается — все жует пряник. Я и не стала ей ничего говорить.
Шофером я начала работать в Карагандинской области. Может, слыхали про Щербаковский совхоз в Нуринском районе? «Комсомольская правда» еще писала, как там у нас двое трактористов остановили пожар в поле. Пока прибыла подмога, они вдвоем опахали целый массив пшеницы и спасли хлеб от огня. Я в то время на водовозной машине ездила — обслуживала сто домов, школу, больницу и еще бригады.
