Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 1)

Тембот, как и следовало ожидать, возглавил отряд подростков, которые кололи дрова, перетаскивали бараньи туши, разжигали огонь. Лю, весь в курином пуху, верховодил среди младших. На его долю выпала приятнейшая обязанность рассыльного — то нужно было позвать деда Еруля резать кур, то бежать по домам просить чашки, собирать столики…

На пылающих огнях очагов в котлах кипели бульоны, тушилась баранина. Искусница Думасара то просила добавить перцу, то настрогать чесноку, но, разумеется, главное ее внимание было сосредоточено на приготовлении несравненного гедлибже.

На столах уже гремела посуда, с веселым говором размещались гости. Лучший запевала аула, сладкоголосый Жанхот уже заводил:

Никто не хотел прослыть лентяем за столом.

Думасара и Баляцо щедро угощали. Неприкосновенным оставалось пока лишь большое сито, куда сложили кепхих — сладкое угощение для детей и молодежи. Мальчишки со всего аула, как воробьи на просо, слетелись на это лакомство. Что же касается их предводителя, то Лю едва удерживался от соблазна запустить руку под кровать, где стояло наполненное пряниками и конфетами сито.

Хорошо еще, что девочка Тина так и не пришла. А появись она, вряд ли Лю справился бы с желанием угостить ее.

Опять раздались выстрелы. Перед крыльцом мужской хор строился полукругом. Зазвучала «Оредада».

В задней комнате дома невесту украшали и приводили в порядок ее наряд после долгой скачки.

— Добрая моя Гашане, — твердила Сарыма, покуда ей заново заплетали косы, не выпуская руку подруги из своей руки, — никогда не оставляй меня!

А как же уйти ей, доверенной невесты? Она будет вблизи, даже когда в первую брачную ночь Эльдар за дверью рассечет кинжалом на Сарыме девичий корсаж, в котором жена уже не нуждается. От всех этих мыслей замирало сердце. Скорее бы кончался шумный день! А предстоял еще самый торжественный момент обряда — выход невесты, унаиша.

Друзья жениха получали право войти в комнату — посмотреть на невесту. И первым среди парней был веселый Келяр. Он доволен и горд выбором своего друга. Посмел бы кто-нибудь худо подумать о невесте! Но и Сарыма не осталась в долгу: не каждый парень выйдет отсюда с таким звучным и красивым именем, каким окрестила его заново Сарыма. «Брат мой, Дышашу, — сказала ему она. — Брат мой, Золотой всадник!» Вот оно как!

— Спасибо, сестра, — бормотал Келяр-Дышашу. — Да принесешь ты всем нам счастье!

Он уже было ступил за порог, но девушки хором остановили его:

— Уносишь красивое имя, а что оставляешь?

— Делитесь!

Горсти конфет и связка пестрых тонких ленточек были наградой за ласку невесты.

Парни, уже навестившие невесту, выстраивались перед крыльцом, дружно ударяя в ладоши. И вот снова послышался звук заряжаемых винтовок.

Час унаиша пробил. Выход невесты.

Каждое движение и каждый шаг Сарымы и ее подруг выражали целомудренный смысл обряда, его красоту. Неторопливо продвигались девушки, поддерживая под руки невесту, чуть колыхалась белоснежная фата, закрывающая ее лицо. Глаза опущены долу, нежно приоткрыты губы. Думасара с печальной радостью смотрела на Сарыму, вспоминая себя такою же молодой, тоненькой и стройной.

В знойной тишине августовского полдня Сарыму повели по двору, совершая круг перед тем, как вернуться в дом. Грянул нескладный хор мужчин, по аулу понеслась песня «Оредада». Как бы опомнившись, стряхнув с себя очарование, гармонист развел гармонь, зазвучала: кафа, и зевак оглушили залпы из винтовок.

По двору разнесся запах пороха.

А с ветвей развесистого тутового дерева посыпались, как плоды, пряники, конфеты, блеснули на солнце монеты. Это вместе с дедом Ерулем взобрались туда Лю и Тембот со своими дружками и выгребали лакомства из корзин. Дед Еруль сыпал пятаками и серебряными монетами. Мальчишки и парни, сбивая друг друга с ног, бросились подбирать щедрый кепхих. Слышались веселые шутки, притворные восклицания испуга, когда монета вдруг попадала кому-нибудь в лоб.

Стрелки направили огонь на дверной проем, чтобы навсегда выгнать злого духа из дома, где будут жить молодожены.

Хор приутих, певцы закашлялись от порохового дыма. Петухи и куры попрятались, собаки разбежались.

Свадебное шествие заканчивалось.

Сарыма уже ступила на крыльцо, когда раздались крики:

— Едет Казгирей Матханов!

И верно, в открытой коляске катил Казгирей Матханов в белой праздничной черкеске с позолоченными газырями. Тонкая талия, как всегда, перетянута старинным ремешком, голова поднята, поблескивает пенсне.

Гости во дворе и толпа зевак на улице почтительно ждали приближения высокого гостя.

— Думасара! Едет Казгирей Матханов! — воскликнула быстрая Гашане. — Его коляска…

Думасара вышла из-за стены, прикрывавшей ее от молодецких выстрелов.

— Никто не может остановить обряд, про должайте унаиша! — распорядилась она.

Сарыма шагнула к порогу — и в этот момент со стороны сада раздался одинокий выстрел. Сарыма ахнула, покачнулась, Думасара подхватила ее. На спине у девушки выступила кровь.

— Ранена! — ужаснулась Думасара. Мгновенно веселая праздничность обряда сменилась всеобщим замешательством…

Парни выхватили кинжалы. Иные, не имея оружия, выдергивали из плетня колья и тоже бежали в сторону сада. Келяр поскакал к дому Астемира за Эльдаром.

Какое несчастье! Какой позор! Такого позора в ауле еще не знали!

Коляска Матханова въехала во двор. Ах, как нехорошо! Зачем несчастье совпадает с его приездом!

Раненая Сарыма лежала на кровати в той же комнате, где недавно девушки украшали ее. Теперь одни из них плакали, другие в страхе прижались к стене.

— О дочь моя, родная моя! Кто же это посмел? О, горе нам! — причитала Думасара.

— Кто? — с порога вскричал Эльдар. Женщины расступились перед ним, а он ухватился обеими руками за дверь, не в силах шагнуть дальше, раскачиваясь из стороны в сторону, как пьяный.

— Сарыма… Я здесь, — бессвязно твердил он, как будто недвижимая, с растекающимся пятном крови на плече Сарыма звала его на помощь. — Я здесь, Сарыма!.. О, я из-под семи слоев земли достану его!

Наконец, собравшись с силами, Эльдар подошел к кровати.

Сарыма приходила в чувство. Шевельнулись побледневшие губы, медленно поднялись потемневшие веки с длинными ресницами, блеснули бархатно-мягкие черные глаза.

Думасара склонилась над нею,

— Нужен доктор, — неуверенно проговорил Астемир.

— Да, мусульмане, прежде всего тут нужен доктор. — В дверях стоял Матханов. — Эльдар! Бери мою коляску, вези Сарыму в больницу. Это прежде всего… Очень прискорбно мне, — другим тоном продолжал он, — что я застаю не радость свадебного пира, а такое… несчастье… Я горюю вместе с тобой, Эльдар! Но ты прав, негодяя мы найдем и под землей… Сейчас нужно в больницу.

С воплем вбежала в комнату запоздавшая Диса:

— Сарыма! Дочь моя! Что сделали они с тобою? В недобрый час отпустила я тебя из своего дома…

Комната наполнилась людьми, слышались голоса:

— Скорее Чачу, где Чача? Пошлите всадника за Чачей…

— Нет, да благословит всех нас бог, не надо Чачи. Никакой Чачи. Женщины, помогите Эльдару, — распорядился Казгирей. — Помоги и ты, Астемир!

Сарыма застонала. Астемир, с сурово сведенными бровями, помог поддержать раненую. Осторожно понесли ее в коляску.

Теперь во дворе смешались званые с незваными, все угрюмо провожали взглядами процессию, столь непохожую на то веселое шествие, которое было полчаса назад.

Диса лежала без памяти на полу в опустевшей комнате.

На крыльце из-за широкой юбки Думасары выглядывало испуганное личико Лю.

Из сада еще доносились возбужденные голоса людей, продолжавших искать преступника, а здесь, на дворе, гости спешно разбирали коней. Коляска Матханова тронулась с места, всадники окружили ее.

Раненую Сарыму повезли в Нальчик.

Слух о несчастье на свадьбе большевика Эльдара из Шхальмивоко быстро распространился по Кабарде и за ее пределами: об этом толковали в Осетии и даже в аулах Дагестана.

Стрелявшего не нашли.

— Да и как найти, — рассуждали люди, — если выстрел был с неба. Не столько выстрел, сколько голос самого аллаха. И то ли еще будет!

Коляска с Сарымой и сопровождающими ее Казгиреем, Эльдаром, Астемиром неслась по пыльной дороге. Сарыма лежала на подушках, прикрытая буркой. Астемир сидел рядом, придерживая раненую. На одной ступеньке стоял Эльдар, на другой — Казгирей. Несколько всадников скакали впереди, сгоняя с дороги мажары, подводы, табуны.