Мансур снял с себя совершенно мокрую ковбойку, бросил на траву возле насыпи. Глянул на обнаженные руки, и они удовлетворили его густою смуглотой, мускульной округлостью. Он обматывал проволокой опору и вплотную притертый к ней «пасынок», накручивал ломиком.
Вспыхнули фары автомобиля, и туманный полусвет вокруг загустел, стал темнотой. Вася Филиппов махал рукой, Нещеретнов потихоньку подвигал машину, направляя свет на работающих парней.
На рассвете дождь совсем прекратился. Пришел экскаватор и тут же начал рыть ямы. В половине седьмого явились ребята, живущие в Новом городе. Коля Хадыкин босиком, с подвернутыми штанинами подбежал к груде лопат и, выхватив первую же, принялся выбрасывать из ямы землю...
— Осман, теперь дело за тобой! — крикнул Вася Филиппов.
Осман Куртасанов, водитель автокрана, молча направился к кабине. Вызывающие нотки в голосе бригадира как будто бы задели его, но он, казалось, решил промолчать.
— Далековато стоит кран, — пробормотал Нещеретнов.
— Вижу, — огрызнулся Вася Филиппов.
Да, кран стоял на насыпи. Осман правильно выбрал позицию, на прочном грунте. Но опоры лежали слишком далеко за насыпью.
— Их бы трактором подтащить, — сказал Нещеретнов.
— Нет трактора! Где ты видишь трактор? — взъярился Вася. — Может, «Беларусь» ты принял за трактор? Осман! — крикнул Вася и опять помахал рукой.
И точно в ответ ему стрела крана стала медленно, но неуклонно выдвигаться вперед. Все — на полном вылете стрела. Значит, его подъемная сила сокращена теперь в три раза, но опору он, пожалуй, осилит. Ребята закрепили первую опору, подали знак: можно подымать.
«Рискует Осман», — подумал Мансур, но он ни за что не сказал бы этого вслух.
Опора поднялась-таки, ее быстро вкопали, затрамбовали. Когда подняли третью опору, Мансур не удержался:
— Рискует Осман.
Вася кивнул ему, будто речь шла о чем-то таком, что они знали только двое. Осман был мастер, он действовал на острие возможного и невозможного с микроскопической точностью, которую ни глазом, ни рукой не ощутить. К одиннадцати часам, подняв все шесть опор, решили пообедать, а вернувшись, натянуть провода. Невдалеке, в котловине плотины, имелась столовая под дощатым навесом — отправились туда. Опять стал сыпаться дождь, настырно шелестящие струи как бы пробудили ветер. Сидя под навесом и хлебая суп, они слышали разгул ветра и ливня и презрительно молчали. Они управились с обедом в полчаса, но за это время снесло четыре опоры, которые с таким трудом подняли и вкопали.
Все-таки природа на этот раз помилосердствовала: ветер и ливень были недолгие. И Вася Филиппов, пробормотав, что, мол, хорошо хоть опоры не сломало, а только выдернуло, крикнул с прежним выражением веселого вызова:
— Осман, теперь дело за тобой!
И снова они подымали и вкапывали опоры, а потом, не давая себе передышки, стали раскатывать барабан с кабелем. «Вышка», елозя колесами по грязи, двинулась вдоль опор. Навесив на ролики провода и натянув их, ребята вздохнули свободно; теперь остается «подвязать» провода, это час работы — и можно будет сообщать, на базу, что все в порядке.
Мансур, вскинув на руки когти, направился к опоре. Долгие часы он работал рука об руку с другими — накручивал проволоку, махал лопатой, натягивал провода, и все его напряжение, выносливость, ловкость не были отдельны, а как бы поглощались общим потоком работы. Теперь же он мог венчать свою работу личным, отдельным мастерством. Лучше всего это видно тем, кто внизу. Он «пляшет» на высоте: то откидываясь на ремне, то подтягиваясь почти вплотную к опоре, он вяжет — накручивает провод к подвесному изолятору и вот уже скользит вниз, в то время как другие все еще наверху. Вот только Виктор Глотов, пожалуй, да сам бригадир не уступают Мансуру...
В девять часов вечера Вася Филиппов сообщил на участок, что работа кончена. «Вахтовка» двинулась в сторону города. Сумеречный туман качался в уличках старых Челнов, окна домиков были еще слепы, и фонари на столбах тоже не горели. Но прежде чем падет темнота, старый город получит свет... Даже грубая тряска в кузове действовала убаюкивающе. Мансур закрывал глаза, но, открыв их, видел перед собой осунувшееся, задумчивое лицо Коли Хадыкина. Он казался присмиревшим, даже чуточку, может, напуганным. Нынешний день, пожалуй, стал для него днем испытания. Приехав на стройку, он сразу же попал на новый участок к Стрельникову. Крикливый и самоуверенный, не признающий никакой дисциплины, он вывел из себя даже терпеливого Стрельникова, и тот перевел его в бригаду Филиппова. «Если там не сработаешься, то пеняй на себя», — так сказал ему Стрельников.
Глядя на Колю Хадыкина, Мансур вспоминал ноябрьские дни на автозаводстрое, когда он дневал и ночевал там, и усмехался умудренно: уж он-то свое испытание прошел, теперь что бы ни было, все будет казаться не таким трудным, как те дни...
Когда Мансур подошел к своему вагончику, то увидел жену. Она мыла порог. Он скинул тяжелые сапоги, оглянувшись, стащил с себя рубашку и брюки и на цыпочках, в трусах прошел в свое обиталище, пахнувшее ему в лицо чистым домашним запахом.
— Я воды согрела, — услышал он слова жены, но не ответил.
Он лежал, уступая сну, с блаженной, глуповатой улыбкой на расслабленном лице.
Мельком он подумал о том, что хотел же и не сказал Коле Хадыкину каких-то важных слов...
Хозяйство Володи Сафонова росло быстро. На участке, где они когда-то начинали и где стояла одна временная подстанция и десятка три КТП, вступила в строй самая мощная в Челнах подстанция, а количество КТП перевалило за две сотни. Мансур более месяца провел на новой подстанции, делая ревизию, в то время как там уже действовали наладчики оборудования. Володя Сафонов в редкие минуты досуга делился новостями, мешая производственные с личными. Оказывается, участок намереваются превратить в РЭС, район электросетей, и начальником хотят назначить Володю.
— Ничего, — сказал Мансур, — грамотешка у тебя есть, потянешь.
Володя засмеялся и рассказал, что получил комнату в десятом комплексе и у него родился сынишка. «Чудеса, — подумал Мансур. — Стройка едва началась, быт не налажен, а у ребят то свадьба, то пополнение в семье. За последние два месяца женился Ильяс Хаматдинов, родился ребенок у Гены Коломацкого, и вот теперь Володя стал отцом. Чудеса!..»
— Ты, может, помнишь Надю Шумейко? — спрашивал между тем Володя. — Она на ГЭС работала, на подстанции. А теперь у нас. Оперативные переключения, быстрота и точность! — Он рассмеялся. — Мы всех новичков направляем к ней на стажировку — ветеран. А ветерану двадцать лет. Наташа Трифонова в энергостроительный поступила, тоже девка с головой.
Еще раз привелось ему работать с парнями Володи Сафонова. На строительстве Нового города сгорел трансформатор, погасла распределительная подстанция. Пока действовала резервная линия, надо было срочно менять трансформатор. Сафонов созвал самых опытных ребят да еще попросил помощи у Стрельникова. Тот послал Мансура и Васю Филиппова. Володя не скрыл радости, опять встретившись с Мансуром. Когда поставили новый трансформатор, закончили монтаж и подключения, он снова заговорил о своих девчатах, о той же Наде Шумейко, а потом неожиданно предложил Мансуру перейти на РЭС.
— Брось ты, — сказал Мансур. — Брось ты! — резко повторил он. — Ну что я тебе, что? На фотожелатиновом заводе меня даже не спросили, почему я увольняюсь, — вот как нуждались!
Володю смутила его резвость, Мансур это заметил сразу. Но вместо того чтобы загладить неловкость, он продолжал:
— Брось, говорю! Пусть молодежь работает. «Быстрота и точность!» Они молодые, техникумы заканчивают. А я что, я вечный монтер.
Ему было приятно, что Володя хочет заполучить его к себе, да и сам он знал теперь цену своему умению. Но было ему отчего-то невесело. Он завидовал этим девчонкам и паренькам, а время, когда бы и сам он учился, казалось ему упущенным: где уже там, тридцать лет! Нет, он останется в своей бригаде.
Он останется, а многие ребята с пуском завода уйдут. Ильяс Хаматдинов по направлению дирекции КамАЗа учился в Казани; будет работать на монтаже электрооборудования. Гена Коломацкий тоже ждет не дождется, когда пустят завод, — у него диплом техника. Коля Хадыкин сдал экзамены в энергостроительный техникум. Вася Филиппов тоже заговаривает об учебе. И Осман Куртасанов уходит из бригады. Неуемная душа, он взялся отремонтировать старый автокран и поднял его на ноги. А Дюмин видит, что парень мастак и по фрезерному делу, и по токарному, и кровельщик, и электрик, говорит: принимай мастерские. Действительно, Осман мастер, но у него еще и диплом.
«На шофера, что ли, выучиться? — думал Мансур. — Но техникум все-таки лучше. Продавцы и те учатся...»
Его старательная Фирдоус поработала всего-то ничего, а ее уже послали учиться на курсы в Казань. Вернется в Челны заведовать отделом в магазине... «Скорей бы приезжала», — думал он, нему становилось так неспокойно, как будто Фирдоус могла и не приехать. Он перелистывал альбом с фотографиями. Быстротечно проносилась перед его глазами череда прошлых лет: вот он мальчик-четвероклассник с пионерским галстуком на белой рубашке, он — с челкой на лбу, в гимнастерочке, с приятелями из ремесленного, а вот они вдвоем с Фирдоус, отважно застывшие перед объективом, а вот уже с дочкой... Однажды, захлопнув альбом, принялся писать жене письмо: «Фирдоус! Я купил пианино и считаю, что сделал правильно, пусть Эльмира учится». Больше он не находил слов, главное, казалось, он высказал — поэтому исписал страницу приветами и поклонами и запечатал письмо.
