— В самый аккурат успеем. Как часы! Бывало, и не по таким дорогам водил… Эт-то ты не беспокойся! Как в аптеке!
Алексей, не слушая, взглянул на часы. Два часа пятнадцать минут.
«По какой дороге двигается сейчас второй взвод? Что там у них? У него был другой маршрут: через Ивановку — на Марьевку».
Матвеев подмигнул и сказал:
— Помню, был у нас такой начальник ППС Таткин. Этот так, бывало, сядет в машину и кричит: «Давай, Анюта!» Это поговорка у него. Я на всю железку газ! Аж в глазах рябит. А навстречу ЗИСы ползут с орудиями, танки, «студебеккеры». Тут Таткин и беспокоится: «Лихачество! Безобразие! Сбавь газ!..» Не слушаешь, что ли?
Неожиданно дорога повернула направо, машину затрясло на мостике, загремели бревна под колесами — и Алексей поспешно осветил фонариком карту. «Наконец-то, вон она, Марьевка!»
Ослепительные лучи фар скользнули по мокрому стогу сена на околице, по колодцу с навесом, по крыльцу темного дома с закрытыми ставнями, ярко выхватили из тьмы обмокшие ветви садов — влажные яблоки вспыхнули над заборами, как золотые.
Деревня спала — нигде ни одного огонька. Возле самых колес залилась хриплым лаем собака, побежала, должно быть, рядом с машиной, по обочине.
Он знал, что ему нужно теперь выезжать на юго-запад через перекресток, к Глубоким Колодцам.
Он постучал в стенку кабины.
— Машина идет сзади?
— Идет.
— Что замолчали, пойте песни, скоро приедем!
— Охрипли.
— Сказки, что ли, рассказываете?
— Нет, Саша тут одну историю…
— Жми, Матвеев, на окраину, — сказал Алексей решительно. — К развилке!
Машина, разбрызгивая грязь, неслась по спящей улице, вдоль сырых заборов с обвисшими ветвями, мимо закрытых ставен. Но вот мелькнул последний дом, и снова дождливые потемки, обтекая кабину, понеслись назад, и снова началась степь.
Алексей наклонился к карте.
«Что такое двести двадцать домов? А проехали деревушку, где и пятьдесят домов не насчитаешь! Значит, это не Марьевка?»
А впереди, освещенная фарами, стремительно наползала распластанная лапа перекрестка.
— Стоп!
— В чем дело?
— Стоп, говорю! — скомандовал Алексей и вложил карту под целлулоид планшета.
Машина остановилась. Сразу словно приблизился плеск дождя, дробный стук по железу. Шофер Матвеев, опустив стекло, изумленно глядел, как Алексей спрыгнул на дорогу, и слышал, как ветер захлестал полой его шинели — темь и мокрядь. Хлопал где-то рядом ставень, визгливо скрипели петли; в двух шагах от дороги, раскачиваясь, шумели деревья, ветер носил над заборами лай собак.
«Погодка!» — подумал с тревогой Алексей, сжимая в руке фонарик.
Слева он смутно увидел очертания дома, качающиеся тополя, острую, как игла, полоску света; она пробивалась сквозь ставенную щель, отвесно падала на кусты у дороги. Оскальзываясь, хватая одной рукой влажные ветви, другой направляя луч фонаря, Алексей спешно пошел к домику.
Во второй машине погасли фары, щелкнула дверца; свет фонарика запрыгал по косым от ветра лужам, по кустам, по воде в кювете. К Алексею придвинулась невысокая фигура в плаще с откинутым капюшоном — лейтенант Чернецов.
— Не похоже на Марьевку, — сказал Алексей. (Чернецов не ответил.) — Сейчас узнаю у кого-нибудь из жителей. Это верней.
Все так же молча Чернецов стоял на дороге; прикрыв полой плаща планшет, посмотрел на карту.
Алексей толкнул набухшую калитку, вбежал в черный двор, полный шума дождя: струи шелестели в ветвях, звенели по железному навесу. Где-то совсем рядом загремела цепь, и навстречу, сверкнув огоньками глаз, бросилась огромная собака, хрипло и злобно залаяв.
— Тебя еще, дурака, тут не хватало! — выругался Алексей и взбежал на крыльцо.
Собака натянула цепь, с злым подвизгиванием лаяла, рвалась на привязи. Внутри дома скрипнула дверь.
— Кто тамочки? — послышался женский голос.
— Хозяева, это не Марьевка будет? — спросил, торопясь, Алексей. — Это деревня Марьевка?
Стукнула щеколда, и в темноте сеней он увидел высокую женщину в платке, накинутом на плечи.
— Заблудился, что ль? — сонно, мягко пропела женщина. — В дождь-то… Степановка это. Цыц ты, Цыган! — прикрикнула она на собаку. — На место!
— А далеко ли до Марьевки отсюда?
— До Марьевки-то? Это какой же? Там, где клуб, или той, что электростанцию отстраивает? У нас ведь Марьевки две, милый человек, две Марьевки-то…
— Фу ты, в этом-то и дело. Одну минуту, — выдохнул Алексей и посветил на карту. — Вот до той, где сад колхозный, где мост, где мельница…
— А-а, — протяжно сказала женщина. — Это та, где электростанция… Эк вы далеко забрались-то! Так это справа от нас, километров пятнадцать. Экий крюк дали-то.
— Как проехать туда?
— Да обратно вернуться надо. До Крутилихи. Там вскоре после переезда аккурат дорога вправо сворачивает. А до другой Марьевки — так это вам прямо по грейдеру, по грейдеру…
Кровь жарко ударила Алексею в голову, он мгновенно вспомнил этот разъезд Крутилиху, песчаную насыпь, развилку дорог и указатель. Он все понял теперь. Возвращаться километров на двадцать-тридцать назад было немыслимо.
— А ближе как-нибудь можно?
— Ближе? — Женщина подумала. — Тут ездют, да дорога покинутая, плохая, а кроме — речка. С грузом, должно, и не проедешь. Назад возвращаться надо.
— А через брод машины ходят? — спросил Алексей с надеждой. — Не знаете?
— И не знаю, милый. Давеча вроде, в погожие дни, лес возили в Марьевку. А назад — легче. Там грейдер… как стекло.
— Ну ясно, спасибо! — И он побежал к калитке.
Собака рванулась за ним, но Алексей уже выбежал за калитку и, цепляясь за кусты, стал карабкаться на насыпь дороги, чувствуя, как стучало в висках. «Вернуться назад до Крутилихи? Это значит наверняка опоздать!.. Повернуть к броду? Кто знает, какой он, какие берега? Пройдешь ли с орудиями?»
Надо было немедленно решать, а он еще не мог побороть эту мучительную раздвоенность. И когда увидел вблизи силуэты машин с прицепленными орудиями, загорающийся огонек цигарки в кабине Матвеева, неподвижную фигуру Чернецова, темнеющую посреди дороги, в груди будто что-то оборвалось, и он подумал: «Застряну, если поведу машины через брод! Но где другой выход? Что делать?»
— Это Степановка, а не Марьевка, — со сбившимся дыханием доложил Алексей, подходя к Чернецову, и неожиданно громко и возбужденно скомандовал: — Моторы!
— Как решили вести взвод? — спросил Чернецов.
— Поведу на Марьевку!
— От Крутилихи!
— Нет! Не от Крутилихи!
— Какой же дорогой, однако?
— Напрямик. А вы как считаете, товарищ лейтенант?
— Я никак не считаю. Вы командир взвода, Дмитриев.
— Есть командир взвода! — с почти отчаянной решимостью проговорил Алексей и влез в кабину. — До развилки — и налево! — приказал он Матвееву. — Ясно?
— Не совсем…
— Вперед, я сказал! Дай газ!
Машина тронулась, набирая скорость, капли ударили по ветровому стеклу. Алексей смотрел на дорогу до тех пор, пока не убедился, что на развилке свернули влево; после этого сейчас же пристроил фонарик над картой, отыскал Степановку, затем тонкую нить дороги, по которой двигалась машина; увидел реку — Красовка; возле нежно-голубой ленты — зеленый кружок рощи и, не найдя отметки брода, с выступившей испариной на лбу, внезапно подумал: «Зачем же все-таки я рискую? Какой в этом смысл? Что я делаю?»
— Матвеев, — тихо сказал он, глядя на карту, — тебе когда-нибудь приходилось через брод с орудием?
Матвеев посмотрел сбоку и тотчас отвел глаза.
— Как это понимать?
— Придется переправляться, — ответил Алексей и свернул карту. — Придется рискнуть…
— И что ты, честное слово, выдумал? — проговорил Матвеев и неспокойно задвигался на сиденье. — Какой дурак шофер в такую простоквашу в воду полезет? Загорать захотелось? Что ты с ней сделаешь, если она станет? Ее, гробину, трактором не вытащишь. Не могу я ничего ответить на это дело.
— Вот что, дай-ка всю скорость! — вдруг решенно приказал Алексей. — Всю! Что можно!
Слева и справа по мутному стеклу ходили «дворники», в свете фар навстречу радиатору косыми трассами летели струи дождя, накаленно гудел мотор машины, кузов трясло и кидало, и Алексей, не отрывая глаз от дороги, думал: «Скорее бы, скорей! Только бы скорее увидеть берег!..»
В два часа двадцать одну минуту впереди показалось черное пятно, и ему сначала почудилось, что это контуры дальней деревни. Но дорога стала спускаться под бугор, и через несколько секунд плотная стена деревьев понеслась навстречу машине.
Фары, прокладывая белый световой коридор, полоснули по желтым стволам — огненно вспыхнули капли на мокрых сучьях, спереди хлестнули косматые лапы елей по кабине, заскребли по брезенту кузова, прошуршали по орудию. Это была роща.
