Без сыщиков, тайных агентов, сутенеров тут не обходится. Они прислушиваются, следят, потом хватают… А иной раз, не доведя до участка, за взятку отпускают: публика битая. Знают, что если не удастся урвать сейчас, потом это сделает начальство. Эти друг другу цену знают — во сколько каждый котируется. Дельцы здесь здороваются с сыщиками за руку и дают «в лапу» комиссионные. Более крупные чины, те, что сидят в кабинетах и ездят в машинах с королевским гербом, получают в конвертах или прямо на текущий счет… Они не трудятся, не бегают до потери сознания в жару и в проливной дождь, как это делают их подчиненные. Им все дается легко: нужно только смотреть сквозь пальцы. Собственно говоря, они и этого не делают. Они вообще ничего не делают… «Себе и только себе!» Уж так заведено в «Румынии королей Гогенцоллернов»: брать взятки, брать, что можно, с живых и мертвых!.. И прикроет все это «Нация, Династия, Герб, Бог».
Если же кто-нибудь унесет килограмм гвоздей или литр керосина и не сумеет вовремя откупиться, его может судить даже военный трибунал! Об этом обязательно напишут в газете и поместят снимок: вор на скамье подсудимых, охраняемый четырьмя или пятью вооруженными до зубов жандармами… А вот когда уходят «налево» целые составы с бензином, шерстью, мукой, когда миллионы рассовывают по карманам господа министры, принцы, король — это считается нормальным… Недаром в Румынии напевают:
Бог — помогает,
Герб — укрывает,
Династия — хватает,
Нация — страдает.
Кто не знает проделок их сиятельств-министров?.. Национал-царанистское правительство Маниу как-то заключило контракт с Бруно Селецки, представителем чехословацкой фирмы «Шкода» в Бухаресте, на поставку румынской армии вооружения на огромную сумму — почти на семь миллиардов лей. И этот же самый заказ польская фирма бралась выполнить всего за один миллиард! Но тогда сиятельные министры не могли бы положить себе в карман комиссионные…
Не было также секретом, что фирма «Шкода» запродала румынскому правительству Маниу двадцать пять тысяч пулеметов по 50 тысяч лей за штуку. А швейцарская фирма просила за такой же самый пулемет всего-навсего 9100 лей! Но это, разумеется, было невыгодно господам министрам, и румынское государство переплатило целый миллиард лей! Или куда уж больше, если сама фирма «Шкода» за батарею гаубиц просила 2,94 миллиона чешских крон, а румынское правительство было настолько щедро, что уплатило 3,26 миллиона… Коммерсанты не удивлялись — это было в порядке вещей!.. Но этот «порядок» ложился тяжелым бременем на плечи трудящихся.
В Констанце «игра в счастье» занимает не последнее место: карты, рулетка, чет-нечет, табле — все на деньги. Вот она, Констанца, и вот он мир!..
Пребывание в этом портовом городе окончательно сбило Илью с толку.
Возвращаясь с телефонной станции, Томов со слесарем зашли в закусочную на улице Траяна. За перегородкой, видимо, играли в карты: «Бей!.. Кроешь? Принимаю…» Потом смех, ругательства…
В зале закусывали, пили старое, пробовали новое, еще не перебродившее вино. Растопырив ноги, с осоловелыми глазами — вот-вот упадет — стоял человек в полувоенной форме и шарил по карманам: не хватало расплатиться. Видимо, просчитался или обсчитали, а быть может, и обчистили.
За соседним столиком двое, слегка навеселе, ели что-то жареное, темное, с трудом разрезая его тупым ножом. Здесь, как и повсюду, говорили о делах, о наживе и, конечно, о войне. Но этих двоих последнее, должно быть, не так уж беспокоило:
— Дела будут и тогда, не тревожься! В военное время ушлые иногда зарабатывают десятки лимонов! — говорил один. — Не применили бы только этих газов. Тогда и нас может коснуться. Это порт, а не какой-нибудь Клуж или Сибиу. Сюда в первую очередь прилетят гости и начнут клевать… Впрочем, знаешь, и это теперь уже не страшно. На то есть зенитки и противогазы… А Гитлер все же нахал и шизофреник. Это ясно. Но для коммерции он — молодчина! Я восхищен до пяток. Клянусь! Его люди, слышь ты, проникают, куда угодно. Говорят, они шпионят… Надо им шпионить, когда все, что нужно фюреру, дадут сами наши министры и даже король, а на худой конец — железногвардейцы, да еще скажут спасибо за честь. На что тогда держать такую ораву? Но нацисты эти, слышь, мне пока что, клянусь, нравятся. Они люди коммерции. Покупают они все, буквально все! Шерсть им надо, хлеб закупили, нефть выкачивают, золото вывозят… Теперь и вино тоже пошло туда на экспорт! Не знаю, насколько это правда, но слыхал, что в Германии ничего не пропадает: из опилок они делают хлеб, из песка — мыло, из антрацита, представляешь, сливочное масло! Слыхал какое дело? А ихние цейссовские очки или карандаш «Фабер»! Разве где в мире найдешь такие? Все умеют в лучшей форме. И все им мало. Хватают, как голодные свиньи… Недавно мне один рассказывал, будто немцы собираются в Румынии чистить бесплатно все нужники… Будут дерьмо вывозить в Германию, слышь? И, наверное, заработают на этом немало. Здесь без риска… И поставлено солидно! Экспорт!
— Может быть, немцы потом это же вернут нам обратно и тем самым расплатятся за нефть, зерно и шерсть?.. — сказал второй, сидевший спиной к Илье.
— Нет, я серьезно. Дело выгодное! Имей в виду — экспорт! Я слыхал, будто они из этого самый лучший спирт вырабатывают! Да, да, с немцами не шути. Цеппелин — помнишь? А в мировую ту пушку, «Берту», которой они обстреливали вон откуда Париж?.. То-то, дружище! А поляки, конечно, хвастуны и фантазеры. Что их армия, что наша — одно дерьмо… Только для парадов и похоронных шествий они пригодны. А наверху у нас там сидят политические импотенты. Поверь! Собственно говоря, и у них положение незавидное. Что они могут сделать? Пойти с русскими? Абсурд! Эти их в два счета перевешают. Нам с тобой тогда вообще конец… Или… Кто их знает… — Он в раздумье передвинул дымившуюся сигарету из одного угла рта в другой… — А вдруг дадут торговать?.. Много ли нам нужно? Чтобы дома был всегда обед, — он загнул мизинец, — одеть прилично семью, при возможности сэкономить и построить себе еще один-другой домишко, содержать, не скажу уж много, но хотя бы одну любовницу, имею я право? …ну, и чтобы мы могли вот как сейчас — разок, два, ну пусть три или четыре в неделю — тяпнуть по холодненькому шприцу и немного перекусить… там антрекот или мититеи… — Он громко рыгнул. Все пальцы уже были загнуты, но он продолжал держать на весу свой жадный волосатый кулак. — Кажется, довольно скромно… А?.. Ведь без коммерции не живут же и русские, пусть они будут трижды большевиками и дважды коммунистами. Не представляю, как еще иначе может существовать государство? Говорят, у них там рабочие взяли власть… Хорошо! На здоровье! Но торговля себе торговлей. И конкуренция всегда была, есть и будет. Наши шумят, будто русские могут напасть на нас. Что-то не верится, чтобы им была нужна наша земля… Подумаешь, тоже мне большая страна… Не успеешь здесь, в Констанце, издать звук, как уж на том конце страны, в Орадя Маре, отдается эхо!.. Тоже мне «Великая Румыния»! А у русских этой земли столько, что они сами ее как следует не знают!
— А Бессарабия? — усмехнулся второй.
— Ну, это дело другое. Пока мы должны сказать спасибо, что нас оттуда не просят… Мы уже и так немало выкачали, а дальше будет видно. Бог поможет. Ну, за здоровье, и чтобы, главное, дела были хорошие… Будь здоров!..
На высокой подставке над прилавком загорелась зеленая лампочка, потом загудел приемник. Из Софии передавали легкую музыку.
Слесарь и Томов расплатились и вышли, чтобы отправиться на товарную. Когда Илья подошел к киоску купить сигареты, он вдруг заметил за невысоким палисадником, у какой-то кофейни, парня с очень знакомым лицом. Томов присмотрелся. За столиком с двумя молодыми людьми и девушкой сидел его бывший одноклассник Хаим Волдитер! Это он осмелился сказать преподавателю, что в России молодежи открыты все пути, и был за это изгнан из лицея.
Хаим узнал Илью и, перепрыгнув через ограду палисадника, подбежал к нему.
— О, Томов, Илюша, привет! Как живешь? Что ты здесь делаешь?
Илья познакомил Хаима со своим спутником и рассказал, что они прибыли за грузом и автомашинами для гаража.
— Для какого гаража? — удивился Хаим.
— Работаю в Бухаресте в одном крупном гараже, — ответил Илья.
— Погоди, Илюша! — Хаим даже отступил назад. — Я что-то не понимаю тебя, ей-богу! Ты же в авиацию поступил?
Томов горько улыбнулся.
— Собирался, но не приняли. Бессарабец… и потом не нашлось у меня четырнадцать тысяч лей, — скупо объяснил он.
— Значит, получилось, как со мной: хотел закончить лицей, а угодил в керосиновую лавочку дядюшки Соломона?.. Вместо авиации — гараж!
— Всякое, Хаим, бывает, — грустно произнес Илья.
— Так что? Тебя даже и не принимали вообще? — продолжал удивляться Хаим.
