Ветер играл её толстыми косами. Зарокотал мотор, и катер с девушкой на борту и провожающими отошёл от берега.
— Иди вперёд — и дорога обязательно приведёт тебя к дому, — негромко сказал дед Лузгин.
Колка, босой, закатал высоко брюки и полез в воду, словно хотел догнать сестру.
Ребята готовились к отъезду в школу. Собрали книги, уложили чемоданы. А что делать с Семипёрой птицей?
— Возьмём птицу с собой в интернат, — сказал Колка.
— А кто тебя пустит в школу с такой махиной? — спросил Урьюн.
Колка призадумался, потом торопливо сказал:
— Наловим бурундуков, клестов, белок и получится «живой уголок»! Наш «уголок» будет самый лучший — не у каждого ведь есть Семипёрая птица!
— Молодец Колка! Вот голова! — обрадовался Ульюн и предложил: — Всем классом пойдём собирать ягоды и орехи для «уголка». — Но тут он спохватился и огорчённо, будто его кто обидел, сказал: — А где мы возьмём столько рыбы, чтобы прокормить такую обжору?
Колку это озадачило. В самом деле, где взять столько рыбы? Где её взять? Тут вмешался дед:
— Ещё сыновья рыбаков называетесь! Или вы разучились ловить рыбу? А ведь ваша школа находится на берегу Тыми — самой крупной реки Ых-мифа. В Тыми рыбы столько, что ею можно накормить целый город.
— Верно! — воскликнул Колка. — Мы поставим вентерь — и каждый день у нас будет свежая рыба!
Паровоз тонко присвистнул, замедлил ход и, лязгнув буферами, остановился. Он чадил густо и много, будто старался отдышаться после долгого бега.
Взрослые помогли ребятам снять корзину с большой птицей. Корзина лёгкая. Её сплёл дедушка Лузгин из веток ивы. Но сама птица…
Ребят окружили чуть ли не все, кто пришёл к поезду.
— Что за птица? — слышались удивлённые голоса.
— Семипёрая, — важно отвечал Урьюн.
Когда подошли к большому двухэтажному дому, украшенному транспарантом «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!», остановились. Как-то неудобно входить в интернат с большущей птицей. Один шустрый русский мальчик сказал:
— Птица вовсе не семипёрая. У неё перьев больше. Я посчитал.
— Всё равно Семипёрая, — ответил Колка.
— Что же вы с ней будете делать? — спросил знакомый голос.
Ребята оглянулись. Это был старый учитель географии Илья Вениаминович. Солёные ветры и морозы обожгли его лицо, и оно стало коричневым, как у нивхов. Но глаза были молодые, цвета весеннего неба, а брови густые, белесые, похожие на крылья жаворонка.
Только сейчас Колка почувствовал, как он соскучился по учителю. Колка никогда не задумывался над тем, почему он так любит Илью Вениаминовича. Наверно, потому, что учитель сам любил детей, школу, эту землю. Ребята знали, что Илья Вениаминович — давнишний житель Сахалина. Как приехал сюда молодым, так и остался здесь навсегда. Он обучал многих нивхских детей. Его ученики, окончив институты и училища, сами уже работают преподавателями в интернате.
Илья Вениаминович — лучший краевед в районе. Вместе со старшеклассниками не однажды ходил на места древних стойбищ, собирал каменные наконечники, каменные топоры, глиняные черепки. Ещё он мастерски делал чучела зверей и птиц.
Илья Вениаминович организовал в школе краеведческий музей. Говорят, что этот музей — лучший в области.
Ребята хором сказали:
— Здравствуйте, Илья Вениаминович!
— Здравствуйте, ребята! — улыбнулся учитель. — Ну, так что же вы собираетесь делать с птицей?
— А если… организуем «живой уголок»? — робко предложил Колка.
— Из одной-то птицы «живой уголок»? — всё так же улыбаясь, спросил учитель.
— Илья Вениаминович, — вмешался в разговор старшеклассник Гоша Степанов, эвенк, сын таёжного оленевода. — Можно наловить птичек, зверей… — Гоша вопросительно смотрел на учителя.
— Ишь ты, так сразу и «живой уголок»! — сказал учитель. Мысль ребят ему понравилась. — Пусть птица поживёт пока в моём огороде.
Когда Колка и его друзья отнесли Семипёрую птицу на огород к Илье Вениаминовичу и возвращались в интернат, их остановил Николай Лезгранович, преподаватель физкультуры.
Он спросил Колку:
— Ну как, летом бегал?
Физрук многим ребятам давал на лето задания. Одни выполняли акробатические упражнения, другие играли в волейбол, а Колка тренировался в беге на сто метров.
— Бегал, — ответил Колка. — Старался бегать так, как вы учили.
Николай Лезгранович тоже когда-то учился у Ильи Вениаминовича. Потом уехал в Ленинград. Там закончил институт физкультуры и в прошлом году вернулся на родину. С первых же дней он занялся малышами, ведь перед ними длинный спортивный путь. Может быть, кто-нибудь из них в будущем выйдет на беговую дорожку…
…Интернат пахнул свежестью. Кругом светло и чисто. Через весь коридор протянулась новая ковровая дорожка. В спальных комнатах просторно и уютно. Над кроватями — коврики, вдоль стен — шифоньеры. Здание, пустовавшее всё лето, вновь наполнилось весёлым гамом. Колка и Урьюн, соскучившись по своим друзьям, уже носились по коридорам.
В одной комнате ребята окружили Гошу Степанова. Он привёз фигурки оленей, белок, собак — костяные.
Урьюн, словно не веря своим глазам, осторожно взял красивую фигурку оленя с тонкими ветвистыми рогами на гордо поднятой голове.
— Неужели сам вырезал? — спросил Урьюн.
— Сам, — коротко ответил Гоша.
— Правда, сам? — всё ещё не верил Урьюн.
Вместо ответа Гоша достал из-под кровати мешок с чем-то угловатым. Развязал мешок, — показались спиленные куски рогов.
— И в школе буду вырезать, — сказал Гоша.
От Гоши ребята шумно направились к девочкам. Что они покажут? Катя Вайзгук из четвёртого класса, смущаясь, достала х'ухт — халатик с ярким цветным орнаментом.
— Вот это здорово! — всплеснул руками Урьюн.
От похвалы Катя зарделась так, словно её лицо окатили соком брусники. А Надя Винокурова, эвенка из совхоза «Оленевод», показала тапочки из оленьей замши, расшитые бисером.
— Вот бы мне их, — и тут не стерпел Урьюн.
— Походишь и в спортивных, — ответил Колка.
Девочки обступили Колку:
— А ты что нам покажешь?
— У меня ничего нет. Я летом только бегал стометровку, — сказал Колка и для убедительности добавил: — Знаете, как хорошо бегать босиком по морскому песку — ног под собой не чувствуешь!
— Врёт он. Врёт. Не верьте ему, — Урьюн выдал друга. — У него рисунки. Акварелью.
Ребята гурьбой вбежали в комнату к Колке. Ему пришлось достать из чемодана альбом. Со страниц толстого альбома глядели большеглазые нерпы, лежащие на синих льдинах, медвежата переходили горную речушку. А вот вечер над пылающим заливом, и лодка покачивается на медленной волне. Впечатление такое, что вот-вот появится хозяин, отвяжет лодку и уйдёт в безбрежье. Ребята рассматривали рисунки, когда в комнату заглянул старшеклассник Пахтун с красной повязкой — он сегодня дежурный по интернату:
— В баню! — крикнул он.
Вечером состоялась торжественная линейка. Ребята — в гимнастёрках и отутюженных брюках, в чёрных новых ботинках, девочки — в наглаженных платьях и белых фартуках — выстроились в актовом зале.
Директор поздравил ребят с наступлением нового учебного года. Рассказал о выпускниках интерната — одни поступили в вузы, другие пошли на производство.
Колка смотрел на директора, но мысли его блуждали где-то далеко-далеко. Он думал о Семипёрой птице, мысленно путешествовал с ней по разным странам, грелся под горячим южным солнцем, шёл пустыней, горами, продирался сквозь непроходимые джунгли.
А директор говорил, что в школе открываются кружки: музыкальный, фотолюбительский, спортивные секции, студия живописи.
— По предложению ученика восьмого класса Гоши Степанова нынче организуется кружок прикладного искусства народов Севера. А Колка Лузгин предлагает создать «живой уголок».
Колка услышал своё имя и неохотно расстался с мыслями. Вокруг аплодировали. Илья Вениаминович улыбался своей доброй улыбкой. А директор продолжал:
— Колка привёз для «живого уголка» очень редкую в наших местах птицу — аиста.
— Это не аист! — обиженно возразил Колка.
Директор удивлённо посмотрел на Колку.
— Какая же это птица?
— Это Семипёрая птица, — ответил Колка и добавил: — Птица Счастья.
— Пусть будет по-твоему, — сказал директор.
6
В ПОХОД ЗА «ЖИВЫМ УГОЛКОМ»
Как-то после занятий ребята шумно играли на спортплощадке. Но среди них не было ни Колки, ни Урьюна. Друзья, притихшие, сидели на берегу Тыми. Они тоскливо смотрели, как от берега одна за другой отчаливали лодки.
В это время мимо них по круче проходил Илья Вениаминович.
— Кто-нибудь бы взял нас с собой, — так, для себя, чтобы излить тоску, сказал Урьюн. Он знал, что охотники и рыбаки уходят на ночь и никто не отпустит ребят с ними.
