– Стой, есть живые! – раздался голос над самым ухом, и Петер увидел, что жандарм склонился над могилой. В мозгу сверкнула молния: раз у могилы жандарм, стрелять не будут. Петер почувствовал, что он кубарем катится с обрыва, попадая головой то на камень, то на колючий куст.
Сзади застрочили автоматы. Прожектор ударил совсем близко, осветив свежий пень, даже колечки на пне успел запомнить Петер. В мозгу сверкнула вторая молния: там, куда летят пули, не должно быть охранных постов, значит, бежать нужно по направлению пуль, и он побежал…
Через пятьдесят пять дней Петер нашел отряд. Он уже не мог идти или даже ползти. Так что правильнее – партизанский отряд нашел Петера. Пятьдесят пять дней без обуви, без хлеба, без оружия, с гниющими ранами… Нечем было поживиться и на полях: дело происходило в мае.
…Первым движением нашим было выйти и посмотреть братскую могилу, где остались лежать товарищи Петера. Но пока Петер рассказывал, мы, оказывается, уехали очень далеко от нее.
Когда один из пловдивских журналистов узнал, что мы собираемся побывать в селе Первенец, он усмехнулся и сказал:
– Между прочим, обязательно спросите у председателя, какой он послал в прошлом году подарок в Советский Союз и что из этого вышло.
В кабинете председателя сельскохозяйственного кооператива имени Георгия Димитрова было полно народу. Из северной Болгарии, с Дуная приехали делегаты из разных кооперативов посмотреть, поговорить с опытным и умелым руководителем, поучиться у него, а может быть, что-нибудь и подсказать. Разговор шел чисто деловой: сколько раз за лето опрыскиваются химикалиями виноградники, сколько винограду идет на экспорт, а сколько на переработку, какое есть в кооперативе животноводство, сколько парников, сколько торфяных горшочков. Так что уж из этих разговоров нам стало ясно, что кооператив очень большой, выращивается здесь виноград, табак, помидоры, перец, шпинат, кукуруза. Разводятся коровы, свиньи, овцы, птица, а также рыба.
Председатель, видимо, привык к посещению села разными делегатами, корреспондентами, туристами. Как только крестьяне вышли из кабинета и мы с председателем остались одни, он сразу предложил нам бумаги, сказав: «Вот здесь все контрольные цифры по хозяйству», – а сам занялся своими делами: начал звонить но телефону то в одно, то в другое место. Это был человек лет пятидесяти, с совершенно седым бобриком на голове и черными бровями и усами на смуглом мясистом лице. Стоит ли говорить, что из-под черных бровей глядели черные живые глаза.
– Хорошо, мы посмотрим и цифры, а вы рассказали бы нам о каком-то таком прошлогоднем подарке.
Лицо председателя сразу оживилось. Он лукаво подмигнул нам и велел бухгалтеру принести «дело о подарках». Через две минуты па столе лежала папка, открыв которую, мы обнаружили аккуратно подшитые десять-пятнадцать листочков. Но сначала о сути дела. В прошлом году, как только началась уборка винограда, председатель кооператива внес предложение – первый вагон отборного винограда послать в подарок рабочим Горьковского автомобильного завода. Кто-то из членов правления спросил: почему, дескать, именно на этот завод?
Председатель разъяснил:
– Потому на этот завод, что грузовики, выпущенные в Горьком, прекрасно работают на полях нашего кооператива. И (это же все знают!) оказывают нам большую помощь.
Сказано – сделано. Вагон ушел, но был где-то перехвачен экспортными организациями, которые еще чуть-чуть и направили бы его по обычной экспортной дорожке. Тогда в папке и появились первые документы – переписка с Плодэкспортом. Потом все затихло месяца на два, и вдруг… Вот оно, письмо, пришедшее через два месяца: «Болгария. Пловдивской области. Председателю объединенного трудового кооперативного земельного товарищества имени Г. Димитрова. От имени коллектива автозавода города Горького благодарим вас, дорогие товарищи, за теплые поздравления, теплые пожелания и подарок.
Желаем вам, как и всему болгарскому народу, больших успехов в благородной борьбе за построение социалистического общества. Посылаем вам для хозяйственных нужд объединенного товарищества два автомобиля ГАЗ-51.
Примите, дорогие товарищи, наш подарок, горячий привет и наилучшие пожелания трудиться на благо вашей родины».
Подписали письмо директор завода, секретарь партийной организации и председатель завкома.
Вскоре пришли и сами автомобили. Вот в папке квитанция, описательный лист, упаковочный лист. Кстати, пойдя на маленькое нарушение правил, горьковчане погрузили машины, уже заправленные бензином. Здесь первенецким водителям осталось нажать только стартеры, и грузовики своим ходом пошли в село.
– А больше никому вы не посылали подарков?– поинтересовались мы.
– Как же! После этого мы послали вагон помидоров в Чехословакию. Тоже на автомобильный завод. Письмо пришло еще быстрее, чем из Горького.
«Дорогие товарищи, друзья! Горячо благодарим вас за щедрый подарок – вагон помидоров. Надеемся, что этот подарок послужит дальнейшему укреплению дружбы между нашими братскими народами. С коммунистическим приветом… (подписи)».
– И все?
– И все, – засмеялся председатель.
Когда мы собрались уходить и прощались в дверях, председатель вдруг спросил у нас как бы невзначай:
– Вы не знаете, где делают МАЗы?!
– В Минске, конечно, потому они и называются МАЗы.
– Бухгалтер, запиши! В Минске! – И, обращаясь к нам, доверительно добавил: – Только боюсь вот, очень уж тяжелые эти МАЗы, пожалуй, не выдержат их наши мосты!..
* * *
Шесть лет спустя, в конце, значит, 1962 года мне посчастливилось снова съездить в Болгарию. При этом могло быть два решения – либо ехать по старому следу, по старому ламаровскому маршруту, все вспоминая, оживляя, сравнивая, узнавая, либо стремиться в новые, незнакомые для меня места.
И с точки зрения взгляда на вещи. Тогда, в первый раз, я, помнится, все больше лазал по лесам строек, по кирпичам и бетону, меня водили по цехам металлургических и азотнотуковых заводов, а также по шахтам и забоям.
Теперь, значит, можно было обратиться к чему-нибудь другому. Если я уж имею представление о чем-либо, зачем же я коротенькие деньки поездки буду расходовать на то же самое? В моем случае это, правда, немного эгоистично. Но если разобраться, тут вовсе нет никакого эгоизма, напротив, – хлопотливая забота о читателе. В конце концов заводы и шахты у разных народов больше похожи друг на друга, чем, к примеру, обычаи и песни тех же самых народов.
Маленький «Москвич» темно-вишневого цвета. За рулем – болгарский писатель (с военным уклоном), бывший партизан, имя которого известно в народе, – Станислав Сивриев. Он небольшого роста, круглолицый, чернявый, что естественно для болгарина, разговорчивый, хорошо говорит по-русски. Незначительные ошибки делают его речь всего лить более привлекательной, я бы сказал, более трогательной. Например, он вместо того чтобы сказать «не так уж много» пли «не та!; уж писатели, как художники», всегда говорит: «не уж так много», «не уж так писатели, как художники».
«Москвич» его собственный, водит он его отлично. Кроме того, уроженец Родопов, он превосходно знает и любит этот край. Значит, когда у Союза болгарских писателей появляется иноземный гость, обращаются к Станиславу Сивриеву. Если он свободен в это время, то дело улаживается быстро. Иноземный гость увидит Родопы так и с такой стороны, с какой не увидел бы, будучи туристом или если бы путешествовал один на своей машине. Станислав рассказывает:
– В последний раз со мной ездил по Болгарии Константин Георгиевич Паустовский. Он сидел там, где сидите вы, на этом самом месте. Ну а я, конечно, на своем – за баранкой.
Время от времени Станислав заводит разговор, который заставляет меня задуматься. Например:
– Вы знаете, когда мы ехали с Паустовским, он сказал: «Можете называть меня плохим писателем, можете называть меня тупицей, но не говорите, что я плохой рыбак. Этого я не прощу».
Немного погодя, снова:
– Паустовскому очень понравилось слово «шума». Так называют у нас, в Болгарии, осеннюю листву на деревьях. Константин Георгиевич даже несколько раз повторял вслух: «Шума, болгарская шума, шума».
Километров через десять – новый рассказ о Паустовском:
– Вы знаете, почему Константин Георгиевич не побывал в Родопах? Мы были в Созополе и собирались ехать в Родопы. Однажды ночью, около отеля, раздался женский крик о помощи. Паустовский, побежал. У дороги лежала женщина, видимо, с сердечным приступом. Она из магометанок, как потом выяснилось. Из подобострастия и раболепия побоялась будить ночью мужа и пошла в больницу одна. Естественно, что приступ по дороге усилился, и вот она в канаве.
Паустовский стремглав побежал в отель, в верхний этаж отеля, за валидолом. Лекарство он принес, но сам свалился в сильнейшем приступе асгмы. Вот почему он не побывал в Родопах.
