Албазинцы зорко глядели на восток, дозорные казаки не спускали глаз с Амура. Миновала весна. Разгорелось лето. Рос и креп Албазин. Хлебопашцы успели посеять хлеб, ждали урожая.
Многие албазинцы о войне забыли. Жонки собирались у колодца, судачили:
— Лето жаркое на исходе, грозы не бывало. Наступит на Амуре тихость.
Маньчжурская рать нагрянула внезапно. Прорвалась грозная туча, градом ударила по албазинцам: и не укрыться и не спастись. Маньчжурские ратные начальники помнили неудачи своего первого похода и теперь шли скорым ходом, полной силой. Их рать имела около десяти тысяч конников при сорока пушках. Вел армию именитый полководец, дядя богдыхана маньчжур Синь-готу.
Амур огласился неслыханным гамом, движение, столь могучее, всполошило всех обитателей Амура: и людей, и птиц, и зверей. Кочевые эвенки, побросав свои юрты и пожитки, побежали в леса и ущелья. Птицы с криками, оставив берега Амура, летели прочь, звери шарахались в страхе и разбегались по трущобам, оглашая тайгу беспокойным ревом. Прибрежные камыши и травы никли к земле, рыбы прятались в омуты и промоины.
В Албазине собрались восемьсот человек при восьми пушках.
Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров в чешуйчатых кольчугах и железных шлемах, взойдя на шатровую башню, оглядели полчище маньчжуров, велели все ворота закрыть и сели в осаду.
Богдыхановы корабли подплыли к Албазину и ударили из всех пушек.
Крепость стояла, ядра пушек не причинили разрушений.
Наутро воины Синь-готу плотными рядами кинулись на приступ. Албазинцы ни разу не выпалили из пушек. Синь-готу решил: у русских пушек нет, и смело бросил своих воинов в атаку на крепость. Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров с трудом сдерживали пушкарей. Когда головной отряд, состоящий из отборных маньчжуров и даурцев, подошел к первому валу, албазинцы ударили из всех пушек. Атакующие сбились в кучу, топтали друг друга. Албазинцы палили из самопалов, метали камни из пращей.
Пушкари Синь-готу сняли ночью с кораблей пушки и приволокли их лесом на гору, что стоит за крепостью. Албазинцы замешкались, они не ждали такого удара. У крепости развалились две башни; ядра ломали стены. Землянки и малые крепостные строения рухнули, много пало сраженными албазинских казаков.
Успех Синь-готу имел большой. Оттого бросал воинов смело на приступ крепости.
Албазинцы отбивали неприятеля. На шатровые башни, в бойницы, в черные подлазы без устали таскали жонки, подростки камни, смолу, засыпали песком и землей опаленные огнем бревна крепости.
Байдонов свел брови, озабоченно вздохнул, вытащил из-за пазухи тряпицу, подал:
— На, Ярофей, вытри кровь и сажу со лба и скул. Как черти в пекле горим…
Ярофей силился отшутиться:
— Хорош и ты, славно тебя приласкала стрела-змеевка — через всю щеку ссадина, присыпь пеплом…
Ударила большая пушка с корабля Синь-готу, и все опять смолкло. Ярофей усмехнулся:
— Чуешь, скудеют…
— То, Ярофей, хитрость, так смекаю… У нас же в погребах порох на исходе… Надобно из пушек бить с толком, только по скопищу, по кораблям.
Прибежала Степанида, растрепанная, чумазая, с оборванными в кровь руками, исцарапанным лицом.
— Лихо, Ярофеюшка!..
— Что?
— Из колодца вода ушла! Муть черпают жонки, и та на исходе…
— Так ли? — усомнился Байдонов. — Пойдем, Ярофей!
Подошли к колодцу. Байдонов опустил бадью и вытащил — вместо воды зачерпнулась желтая глинистая муть.
Подумали атаманы, прикинули. Сняли с шатровых башен да бойниц двадцать казаков, в ночь вырыли внизу двора крепости глубокий колодец. Хотя скупо он наполнялся, однако воду добыли. К новому колодцу поставили строго раздатчика, чтоб делил он воду без обиды.
Пушкари Синь-готу приволокли к ближнему валу пушку-маломерку и ударили из нее по правой башне крепости.
От удара вздрогнула башня, обвалилась крыша и придавила казаков, а с ними и Афанасия Байдонова.
Опечалились албазинцы. Ярофей Сабуров потемнел лицом, опал, одинокий глаз прятал, ходил, склонив голову.
Афанасия Байдонова схоронили возле стены. Хоронили под бой пушек, вой стрел и взлеты огненных языков.
Потеря Афанасия Байдонова, мужа храброго и разумного, обессилила крепость.
Все запасы Ярофей наказал собрать и запереть в подземный погреб, давать по малой толике лишь пушкарям да самопальщикам.
Спотыкаясь, вышел Сабуров и поднялся на шатровую башню. Вглядываясь в пороховую пелену и огненные всплески, сам наводил пушку. За спиной, над головой атамана взвизгнул камень и упал, отскочив от бревенчатого шатра. Оглянулся Ярофей, камень метнул молодой казак Ленька Зазнамов, сын храброго албазинца Петра Зазнамова.
Ленька, обезумев, бежал по крепостному двору и кричал:
— Казаки, одноглазый пес, Ярошка, нас не спасет! Надобно крепость сдавать!..
Несколько казаков бросили самопалы, спрыгнули с шатров на землю. Ярофей ринулся на трусов, но корабельные пушкари ударили из пушек по шатру; Ярофей торопливо спустился вниз. Казаки разбежались.
Тогда вылез из подлаза Соболиный Дядька — старец дряхлый, обнажил белую голову и, опираясь одной рукой на костыль, а другой на бревенчатый оклад, призывал:
— Казаки!
Около него собрался немалый круг. Соболиный Дядька говорил:
— Казаки! Отчего терпим изменников и трусов? Надо их повывести с корнем.
Ветер разметал седые космы старца, а он, задыхаясь и падая, говорил:
— Казаки, умрем, как подобает русским воинам!
Старца снесли в шатровую подклеть.
Казаки разошлись по бойницам и подлазам, отбиваясь кто чем мог.
Синь-готу подтянул пушки еще ближе. Пушки ударили по крепости, подожгли ее с трех сторон.
С кучей храбрецов Ярофей спас крепость от огня. Синь-готу, встретив неслыханное упорство русских и терпя в огневых запасах нужду, послал в крепость четырех маньчжуров и доктора-иезуита. Посланцы через толмача, подойдя к крепостному валу, кричали:
— Сдавайтесь на милость великого богдыхана!
Ярофей отвечал с башни крепости:
— Не бывать тому! Милости богдыхановы нам ведомы — то петля да могила!..
Маньчжуры уговаривали:
— Великий богдыхан проведал о ваших бедах: многие от ран умирают, истекая кровью! Шлем доктора и лекарства травяные! Такова милость богдыханова.
Ярофей посланцев Синь-готу в крепость не пустил:
— Не ищем ваших милостей! Все в добром здравии проживаем!
Синь-готу, пораженный столь непреклонной силой албазинцев, решил крепость окружить.
На заре Ярофей Сабуров с сотней казаков ринулся из крепости в тайный пролаз.
Синь-готу видел, что сила русских мала.
Конники густой цепью окружали казаков и теснили их к Амуру.
Казаки отбивались.
Сабуров махал саблей, кричал. Крик тонул, глох… Казаки не слышали голоса атамана.
Маньчжурские воины, вскинув желтое знамя, кинулись в атаку, казаков смяли и опрокинули.
Ярофей Сабуров, побитый, окровавленный, с тремя казаками прорвался с левой стороны; он пытался добежать до леса, чтобы скрыться от тучи стрел.
Беглецов быстро заметили. Маньчжурский конник с желтым флажком на длинном древке отделился от конной цепи и поскакал в погоню. С корабельного мостика следил за боем именитый маньчжур Синь-готу. Рассмотрев в трубу на Ярофее Сабурове чешуйчатую кольчугу и высокую железную шапку, узнал в нем воина не простого, приказал:
— Надо этих трех русских поймать живыми. Особенно мужа рослого, в доспехах добрых, который в бою барсу подобен.
Конники и пеший строй стали смыкаться в плотное кольцо.
Ярофей разгадал их замысел, живым в плен попадать не хотел, побежал в крепость. Конники преградили путь.
Ярофей взбежал на холм и крикнул дозорному казаку:
— Бейте из пушек! Не мешкайте, казаки! Бейте! Смерть мне едина, иной не быть!
Маньчжуры надеялись, что албазинцы, щадя своих воинов, не станут стрелять, без опаски вышли на чистый холм.
Албазинцы ударили из пушек и самопалов.
…Ветер гнал по небу черные лоскуты туч. Луна пугливо косилась на землю, мутными пятнами освещала лес, горы, обливала башни крепости блеклой зеленью.
Поодаль воины Синь-готу жгли костры.
Луна озарила ратное поле. Зелеными пятнами засветился холм, на холме лежал в чешуйчатой кольчуге рослый воин. Железный шлем валялся поодаль. Воин лежал, широко разметав длинные руки. Ветер трепал волосы.
Воин застонал, оторвал голову от земли и вновь уронил.
Где-то далеко завыл шакал. Туча закрыла луну, темь нависла. Тени сгустились. Чаще перекликались сторожевые дозоры Синь-готу.
У крепостной стены, подле тайного подлаза, проползли три тени. Послышался шепот:
— Средь множества тел не сыскать Ярофея…
— Ярофеюшку сыщу хоть средь тысяч… — отвечала приглушенно женщина.
