По залу пробежал тревожный шепоток, Алексей потащил меня за руку, и мы с ним выскочили в фойе.
Катюша находилась уже здесь. С нею оказалась и Ксения.
Алексей быстро приблизился к жене, заглянул ей в лицо.
— Катенька! Что ты, родная?
— Ничего, Леша… Совсем ничего… Давай где-нибудь сядем…
Мы усадили ее на диван. Ксения подала стакан с водой. Руки Катюши дрожали, и стакан жалобно звенел у нее на зубах. Вода светлыми струйками сбегала на платье.
— Ох, и как это я… — откидываясь на спинку дивана, проговорила Катюша, а сама стряхивала с платья капли воды. — Наверно, все торжество я… испортила…
— С быстрого бегу ты задохнулась, вот сердце у тебя и захватило. А тут на людях еще поволновалась, — объяснила Ксения.
— Нет… Тут еще другое… Надо пойти мне… — Она с трудом шевелила губами.
— Куда ты пойдешь? — возмутился Алексей. — Я тебя сейчас домой отвезу, лошадь достану.
— Нет… Не надо… Там мальчик… Леша, ты послушай, чего у меня получилось… — Катюша еще попросила воды. — Пошла я из дому заранее, с мыслями хорошенько собраться, волновалась все-таки очень… Думаю, пройдусь потихоньку, постройку кругом обогну… И вот к углу подхожу, где проходная, — откуда ни возьмись машина… Пылит на всю дорогу… Прижалась я к сторонке, пропустить… Гляжу: сзади на кузове болтается мальчишка, подцепился, а силенок не хватает, чтобы подтянуться да в кузов. Тут машину как тряхнет…
— Да ты не говори, не говори! — замахала Ксения и закрыла ладонями лицо. — Ой, мальчишки, жиганы эти!..
— Подскочила я, трясусь вся, испугалась… Лежит он пластиком, бледненький… В маечке одной… Из плеча кровь ручьем, о скобу, что ли, разорвал, когда падал… Сторожиха из проходной прибежала… Жгут наложили… В медпункт донесли. А у него и дыхания нет, пульс не могу прощупать… Шок, наверно… Я — камфару, кофеин, грелки, — хорошо, у сторожихи был чайник горячий… Отошел мальчишка, глаза заблестели… В больницу мы со сторожихой отвезли его, главный врач осмотрел, сказал: «Сто лет жить будет…» Я успокоилась вроде вовсе, пришла сюда, а здесь все празднично, люди в ладоши хлопают, — теснит дыхание у меня… Стала говорить… Говорю, а он все время у меня перед глазами… И вот сердце расходилось опять, силы меня и оставили… Сейчас хорошо. Схожу в больницу, еще раз проведаю…
Тут вмешался и я:
— Ну, Катя, так не годится. Посиди с Ксенией, отдохни, успокойся. Мы с Алешей пойдем.
— Да нет, что вы, что вы! — нервно поправляя волосы, возразила Катюша. Румянец постепенно проступал у нее на щеках. — Я себя чувствую совсем хорошо. Я могу…
Она поднялась.
— Тебе говорят — не ходи, — хотел насильно усадить ее на диван Алексей.
— Да что ты, Лешенька! — строго сказала Катя и отвела его руку. — Как это можно, чтобы я не пошла? — И потянулась к Алексею с просительной улыбкой: — Да ты не бойся, не бойся, Леша…
Она ласково посмотрела ему в глаза. Алексей вздохнул и молча уступил жене.
Газетные вырезки, копии протоколов, другие документы, черновые наброски доклада, подготовленные Алексеем с помощью Зины, лежат передо мной. Вспоминаются отдельные встречи, разговоры. Все это связано между собой и либо дополняет, либо вытекает одно из другого. Подобрать все по датам, сброшюровать в порядке последовательности, пронумеровать цветным карандашом — и для любителей канцелярии получится «дело».
На нем можно будет сделать пометку «начато — окончено» и, завязав накрест шпагатом, сдать в архив. Факты, лежащие в основе этого дела, сами по себе не претендуют на исключительность. Это маленькие обыкновенные кирпичи, из которых, однако, строятся большие здания. Можно не обратить внимания на каждый в отдельности кирпич, но не заметить, что здание построено из кирпича, нельзя. И тогда обязательно подумаешь: как много значат эти отдельные маленькие кирпичи!
Мне хочется рассказать об этом не подшитом в канцелярскую папку «деле», рассказать, не слепо следуя календарю событий, не так, как это выглядело бы в дневниковых записях. Но тут окажется, что лично я не всему был свидетелем. И поэтому я хочу позволить себе начать этот рассказ не от своего имени, а от третьего лица.
В один из знойных июньских дней, когда кажется, что огненный шар солнца вот-вот расплавится и хлынет на землю потоком жидкого металла, в обеденный перерыв, Алексея вызвали в партийное бюро лесозавода. Иван Андреевич, секретарь партийного бюро, встретил его в аккуратно и наглухо застегнутой гимнастерке. Протянул ему руку, сказал:
— Садись. Фу, черт, жарища, какая!..
— Да вы, Иван Андреевич, хотя бы воротник расстегнули, — посоветовал Алексей. — Этак и верно… куда же…
Иван Андреевич, разморенный жарой, отер платком испарину со лба, влажной ладонью пригладил волосы.
— Не могу, — сказал он, — привычка. Если я в гимнастерке, значит воротник наглухо, ремень натуго. Словом, по форме. Растрепой ходить не люблю. Надо было сразу из дому полегче одеться.
— Членские взносы примете сейчас, Иван Андреевич? — спросил Алексей.
Иван Андреевич сложенной газетой помахал себе в лицо.
— Приму, конечно. Кстати, ты — один из самых аккуратных, — он подышал на узкий длинный штемпелек, готовясь поставить его на партийный билет Алексея, и отвел руку. — А как у тебя с учебой?
— Занимаюсь…
— Я знаю. Интересуюсь, как идет учеба?
Алексей пожал плечами:
— Пока не ругали…
— Знаю и это. Мне важно знать собственную твою оценку. Сам-то ты как считаешь?
— Понимать я все понимаю, Иван Андреевич. Но когда приходится отвечать, красиво не могу, язык все на свой лад воротит.
— Научишься. И говорить научишься, — Иван Андреевич поставил штемпелек, протянул ведомость Алексею. — Так ведь и каждому приходится, кто в молодости курс наук не прошел. Не пугайся.
— А я не из пугливых. Взялся, — значит, сделаю, — сказал Алексей. — По какому делу вызвали, Иван Андреевич?
— По какому делу? — Иван Андреевич пристально посмотрел на Алексея. — Находится небольшое.
— Так я и знал, — усмехнулся Алексей, — что дела настоящего вы для меня не найдете.
Иван Андреевич хмуро сдвинул брови, молча встал из-за стола, прошелся по комнате и остановился у окна, повернувшись к Алексею спиной. На стекле окна, наполняя густым жужжанием комнату, бился толстый мохнатый шмель.
— Надоело быть столяром? Да? — не оглядываясь, спросил секретарь. — Быть хорошим рабочим-краснодеревцем — это не настоящее дело? Так я тебя понимаю! На хозяйственную работу хочешь!
— Кто? Это я-то на хозяйственную? — удивился Алексей. — Чего-чего, а этого я никак не добиваюсь. Не поняли вы меня, Иван Андреевич. Настоящее дело — это какое потруднее, а вы меня все жалеете.
— Не говори загадками, — сердито сказал Иван Андреевич. Подошел к Алексею. — Только что перед тобой был у меня такой разговор. Вот я и подумал… — Иван Андреевич схватил газету со стола и погнал ею шмеля за окно. — Поди ты к черту, уши все прожужжал! — Расправившись со шмелем, он заговорил другим тоном: — Вчера обсуждался у нас на бюро вопрос о партийных поручениях коммунистам. Был разговор и о тебе. Ты учишься хорошо, Худоногов. Молодец. Это для тебя самое важное. А не очень трудно тебе? Не стесняйся, скажи. Надо — консультанты будут особо с тобой заниматься.
— Не надо, — сказал Алексей. — Помощь мне и так хорошая оказывается. Если что не ясно — приду, спрошу.
— Я не настаиваю, — согласился Иван Андреевич, — чем больше самостоятельности в учебе, тем лучше. Прочнее знания в памяти остаются. Но в принципе консультацией не пренебрегай, советуйся чаще. Знаешь, говорят: ум хорошо, а два лучше. Да, начал я о партийных поручениях, а сам увлекся… Ну, что же сказать тебе, Худоногов? Подписку на заем ты провел отлично, хорошо ведешь стрелковый кружок, с беседами в цехе, правда, получается не очень гладко, но дойдешь, дойдешь. Не в упрек говорю, просто делаю замечание. И вот подумал я: может быть, пока не давать тебе никаких поручений? Тяжело?..
Алексей перебил его:
— Мне облегчения не требуется. Мне чтобы, как всякому, как по уставу полагается. Понял я вас: поручение мне дать хотите?
— Да, — Иван Андреевич сделал энергичный жест рукой. — Есть жалобы на Никулина. Рационализаторские предложения рабочих он маринует. Конкретный случай: Тимошин предложил убыстрить ход бревнотаски. Интересное предложение. Ответа он не получил. В чем дело? Проверь хорошенько, вникни в самую суть. Подойди к вопросу как коммунист. Но на первый случай не разбрасывайся, за рамки поставленной задачи не выходи, полное обследование работы Никулина мы намерены провести позже. Мужик он как будто хороший, но проверка никого не испортит.
— Вот это мне подходит, — удовлетворенно сказал Алексей. Но чего-то замешкался, смутился.
