И Эрнест остался. Ничего не сказав Кришу, он перегнулся через борт лодки и начал трясущимися пальцами освобождать рога мины от полотна сетей. К счастью, сеть не успела запутаться, ячеи легко снимались. И вдруг точно тяжелый камень свалился с груди Эрнеста: как только освободились два рожка, мина перевернулась набок и медленно пошла ко дну. Сеть сразу полегчала. Эрнест подтянул остальную сеть, оставив якорь в море.
— Правь к берегу!.. — приказал он. Его вдруг охватила усталость, близкая к обмороку. Он грузно опустился на гребную банку и почувствовал, что все тело стало мокрым. Пот крупными каплями катился по лицу, несмотря на то, что ночь была прохладная, и кончики пальцев ныли от длительного пребывания в ледяной воде, словно в них покалывали тысячи игл.
Отпустив Криша домой, Эрнест отобрал для Вилмы самую лучшую рыбу и, вывалив остальную в вентерь, отправился к ней.
Лишь теперь до его сознания дошло, какой страшной опасности подвергался он сегодня ночью. Все недавно происходившее было настолько ужасно, что Эрнест старался не думать об этом, и небольшой узелок в его руках вдруг приобрел такую ценность, какую не имел ни один подарок в мире. Он нес этой женщине свою жизнь, только что находившуюся под угрозой смерти. Такой ценой можно купить не только Вилму Галдынь.
Приближалось утро. В окнах рыбацких домов замерцали огоньки, где-то скрипнула дверь, и заботливые хозяева с зажженными фонарями в руках направились в хлев. В доме Вилмы было тихо и темно, окна занавешены. Эрнест обошел вокруг дома и постучал в окно, находившееся в конце здания. Но в доме царила тишина. Эрнест постучал громче, кулаком. Из комнаты послышался ответный легкий стук в стекло. Эрнест направился к крыльцу и стал ждать у дверей. В темноте он мог усмехаться и гримасничать сколько угодно. Улыбка обнажила его крепкие белые зубы. Он почувствовал прилив какой-то непонятной, новой, неизвестно откуда взявшейся энергии, она заставляла его двигаться, ходить, топтаться и потягиваться.
— Кто там? — вопрос Вилмы слегка испугал его.
Она вышла в сени, но не открывала дверей.
— Я… Эрнест… — прошептал он. — Принес рыбу.
Дверь немного приоткрылась. Вилма, заспанная, в накинутом на плечи пальто, с равнодушным видом взяла узелок и уже собиралась закрыть дверь, но потом словно поняла, что необходимо что-то сказать этому человеку, разбудившему ее.
— Спасибо, Эрнест. Тебе здорово достается каждую ночь… Ты не продрог?
— О нет! — он бодро вскинул голову, хотя в темноте никто этого не мог видеть, и тут же пожалел о сказанном. Не продрог ли он. Это же намек! Это прямое приглашение зайти в комнату погреться! Как он сразу этого не понял? Сказанных слов, конечно, не воротишь, но если Вилма так явно намекает ему, значит, он тоже может себе кое-что разрешить.
— Вилма, я должен тебе что-то сказать. Мне бы хотелось поговорить с тобой, — Эрнест протиснулся в приоткрытую дверь.
— Шш, тише, — Вилма опасливо оглянулась на кухонную дверь. — Вчера ко мне пришла свекровь и осталась ночевать. А она, ты знаешь сам, очень подозрительная. Лучше уходи, не то еще неизвестно что подумает.
Эрнест нерешительно отступил на крыльцо.
— Поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, — продолжала Вилма. — В другой раз, Эрнест. Успеем…
Вилма исчезла. Щелкнул замок, скрипнула внутренняя дверь, и все стихло. Тяжело волоча ноги по мерзлому песку, Эрнест Зитар возвращался домой. Ветви сосен цеплялись за его одежду, били по лицу, но Эрнест не нагибался и не отводил их в сторону. Вдруг он остановился и выпрямился, лицо его злобно перекосилось, и, повернувшись в ту сторону, где находился дом Вилмы, он потряс кулаком:
— Проклятая Галдыниете! Дернула ее нелегкая прийти сюда именно сегодня. Дьявол, а не человек.
Вспышка злобы словно придала ему бодрости, и он быстро зашагал домой. Вскоре Эрнест бешено барабанил кулаком в дверь, а когда никто ему не открыл, стал колотить по ставням.
— Что случилось? — высунула голову Ильза.
— Что случилось, — передразнил ее Эрнест. — Я тут барабаню целый час, а они спят, точно медведи в берлоге. Мучаешься, мерзнешь всю ночь на море, а придешь домой, торчи, как пес, на дворе.
— Но, Эрнест…
— Полно тебе кудахтать!
Эрнест с силой захлопнул дверь и, намеренно громко стуча сапогами, стал подниматься по лестнице. Пусть все слышат, пусть просыпаются — ничего не станется. Пока они спали, он работал, смотрел смерти в глаза. Пусть только попробует кто-нибудь сказать ему хоть слово! Он им покажет!
Но никто и не собирался унимать разбушевавшегося парня. Он разделся, раскидал одежду по всей комнате и, бросившись в кровать, мгновенно заснул. Но и во сне он не находил покоя. Впечатления проведенной ночи вновь воскресали в сновидениях. Вилма летала вокруг него, как птица, то приближаясь, то удаляясь, когда он протягивал руку, чтобы схватить ее. Он несколько раз взлетал на воздух от взрыва мины. После полудня Эрнест проснулся на полу.
6
Эрнест Зитар не отличался разговорчивостью и, находясь в обществе, предпочитал больше слушать, чем говорить. Но случается, у человека вдруг появляются наклонности, совсем не свойственные ему. Вот ведь он, забыв всякий страх, освободил сеть от запутавшейся в ней мины, хотя его и нельзя назвать смелым. Безусловно, это было чудом. За первым чудом последовало второе: неразговорчивый парень горячо жаждал говорить с Вилмой Галдынь — говорить наедине, лучше всего у нее дома. Он целыми днями только об этом и думал, а встретив Вилму, напоминал ей об этом. Но, как назло, всегда выходило так, что разговор наедине не мог состояться.
Днем Вилма редко бывала дома. У нее постоянно находились дела: то в лавку сходить, то к матери, к свекру, то снести белье офицерам. Если она никуда не ходила, то была занята дома: стирала белье, сушила, гладила. А рядом с ней, как и полагается верной подруге, сидела с вышиваньем в руках Эльза Зитар. Вечерами же — о, Эрнесту не хотелось даже думать об этом — в маленьком домике занавешивались окна, и за ними до полуночи продолжалась неведомая, таинственная жизнь, в которой Эрнест не участвовал и о которой мог только догадываться, сгорая от томления.
Вилма, используя расположение Эрнеста, старательно избегала его, причем делала это так ловко, что Эрнест ни в чем не мог ее упрекнуть. Эта женщина всю осень играла с ним, как с ребенком. И хотя ребенок был настойчивым и капризным, она не отнимала у него надежды, подбадривала упавшего духом малого, но всегда держала его на почтительном расстоянии. И это сводило Эрнеста с ума. Вилма давно догадывалась об истинных намерениях парня. В известной степени ей даже льстила такая настойчивость. И если все же она избегала его, то совсем не потому, что Эрнест ей не нравился. Просто она считала, что с местными парнями опасно связываться. Какой-нибудь приезжий Павлуша или Лебедев жил положенное время и исчезал, а с его уходом никто не вспоминал о прошлом. Местный парень все время был здесь, и его присутствие напоминало о прошлом даже тогда, когда хотелось забыть о нем. Он может все разболтать, похвастать победами перед товарищами и, наконец, просто надоедать в то время, когда в его дружбе миновала всякая надобность. Вот почему Вилма избегала Эрнеста.
Эрнест ее сдержанное поведение объяснял по-другому. Рыба — это пустяк; на сырти и лещах далеко не уедешь, а шоколадом ее в достаточной мере снабжают золотопогонники. Она ждет какого-нибудь существенного подарка.
И Эрнест решил покорить Вилму дорогим подношением, тем более, что и случай удобный представился. Отец как-то в разговоре упомянул, что этой зимой закажет новую лодку для рыбной ловли, а одну из старых, если подвернется подходящий покупатель, можно будет продать. Эрнест немедленно начал действовать. Старая лодка еще достаточно хорошо сохранилась, и, если ее привести в надлежащий вид, ею можно будет пользоваться не один год. Покупатель нашелся — один из прибывших прошлым летом на побережье, по фамилии Липацис.
Ни слова не сказав отцу, Эрнест сходил к Липацису. Лодка тому была необходима, и он отправился с Эрнестом на взморье. Они тут же условились о цене — двадцать четыре рубля, которые уплачиваются сразу, причем Эрнест должен дать Липацису еще две пары весел и черпак для воды.
Они договорились, что Липацис на следующий день принесет деньги и перегонит лодку к своему месту на берегу, немного севернее устья реки. Двадцать четыре рубля наличными деньгами! У Вилмы дух захватит, когда Эрнест выложит ей такую сумму. Нет, он их небрежно бросит на стол с таким видом, будто это для него ничего не значит. «Возьми, это твои, я тебе дарю их. Теперь ты найдешь время поговорить со мной?» Да, теперь у нее, конечно, найдется время. И они будут разговаривать долго, до утра. И ни Галдыниете, ни прапорщики не посмеют мешать им. За двадцать четыре рубля этого можно потребовать.
