— Вы нам должны будете еще ответить на несколько вопросов, подсудимый. Скажите, когда вы вступили в эту разбойничью партию и какую она вам дает выгоду?
— Вступил я в разбойничью партию большевиков в девятисотых годах. Больше 15 лет тому назад. Выгоды же она мне дала вот какие. Первое. Это право бороться за раскрепощение рабочего класса, бороться с вами. Второе — сидеть по тюрьмам и умереть за это дело от вашей руки.
— Много ли вы заработали за эти пятнадцать лет — спрашиваю я?
— Нет, немного. Шесть лет каторги при царе и вот теперь — смерть.
— Не говорите таких громких фраз, ведь мы все равно не поверим. Говорите правду, сколько было награблено вами.
— Много. Очень много. По крайней мере, на сотни миллионов рублей золотом, не считая лесов, лугов, земель, дворцов, фабрик, заводов и много другого.
— Где же вы храните награбленное?
— Я грабил вас не для себя, а для народа, у которого вы награбили все то, что я отнял у вас.
— Это возмутительно, — фыркнул председатель.
— Позвольте мне, ваше превосходительство, задать ему вопрос, — попросил член суда с моноклем.
— Правда ли, что вы пытали и издевались над арестованными в подвалах Чека?
— Низкая, подлая ложь!
— Еще вопрос. Каким образом вы попали к нам на бал?
— Случайно, проходил мимо и был приглашен вашим распорядителем.
— Изволите шутить.
— Нет, серьезно.
— Хорошо, есть ли в городе ваша подпольная организация?
— Не знаю.
— Не раскаиваетесь ли вы в тяжелых кровавых преступлениях?
— Нет, и даже напротив. Виню себя за то, что зачастую бывал слишком мягок к своим врагам.
— Список говорит за другое. Не можете ли вы нам раскрыть ваших соучастников?
— Извольте, если вы так недогадливы. Мои соучастники — это весь рабочий класс страны и всего мира.
Взбешенный председатель поднялся во весь рост.
— Ваша наглость граничит с безумием, — с пеной у рта закричал он. Мы вас прикажем пытать!
— Не страшно. Я от вас лучшего не ожидаю.
— Бандиты! Разбойники! Грабители! Разорили всех! — громко кричал председатель. — Что вы сделали с усадьбами, фермами, лесами? Вы разорили все! Вы толкаете страну в пропасть, вводите анархию. Вы разрушили хозяйство страны!
Наконец, поднялся до сих пор молчавший сосед председателя слева. Человек с лошадиным лицом. Он сказал:
— Вы разрушили семью, вы пачкаете все святое в человеке.
— Вы давно ее сами разрушили.
— Вы безнравственны, — поддержал его председатель.
— Ложь! У вас нет доказательств. За то вы нравственны. Это можно доказать. Это вашу голову, председатель, я видел в темной гостиной на балу. Она покоилась между двумя толстыми женскими ногами в пьяном сне.
Председатель закричал исступленным голосом, как мельница, махая руками.
— Нет, он невыносим! Выведите его, мы будем совещаться.
Борина вытолкали за дверь. И только тут он почувствовал слабость. Он покачнулся, чуть не упал. Долгое время стоял с закрытыми глазами, пошатываясь. Эх, скорей бы покой.
Хотелось лечь на кафельный пол и больше не вставать. Прошло несколько минут. Опять вошел хмурый секретарь и вызвал их в кабинет суда.
— Нечего тут церемониться, — сказал председатель, когда Борин вошел. — Читайте приговор.
Секретарь погладил свои волосы ежиком и прочитал:
«Приговор военно–полевого суда при Н‑ской дивизии имени его превосходительства, генерала Деникина. Номер. Число.
Заслушав дело по обвинению рабочего Петра Борина в насилиях, грабежах, убийствах, чинимых им, Петром Бориным, на протяжении последних лет, постановили: применить к Борину высшую меру наказания — смертная казнь через повешение, предварительно дав ему сто шомпольных ударов. По исполнении донести.»
— А до этого сведите его в контрразведку вот с этой запиской, — негромко сказал генерал начальнику конвоя.
Борин напряженным слухом уловил это и понял: «будут пытать»…
Борина вывели за дверь…
* * *Когда он вышел на улицу, то у него закружилась голова и потемнело в глазах. Кто–то сильно толкнул его в плечо.
— Иди, иди, что ли! — крикнул грубый голос.
Борин оглянулся. За его спиной шел усатый конвоирный офицер. С револьвером в руке.
— Ну, нечего оглядываться, ничего не потерял, — грубо крикнул он.
Десять казаков шли вокруг Борина. В такт шагам качались обнаженные наголо сабли. Сверкала сталь. Уродливые длинные фиолетовые тени ползли по золотистой, песчаной дороге впереди казаков.
«Такой хороший солнечный день, — подумал Борин, — так хочется жить. Что–то теперь там, в Ивановской топи?». Щемило сердце.
«Потребуют сведений. Пожалуй, убьют, пытая. Непременно убьют. А труп повесят. Чтобы только приговор привести в исполнение?»
— Куда вы меня ведете? — спросил Борин, не оборачиваясь.
— Молчи, там увидишь.
* * *Вдруг, что это… со всех сторон конвой окружили коляски, наполненные вооруженными людьми. Лица у этих людей до самых глаз были закутаны белыми платками. У каждого в высоко поднятой руке сверкали большие бомбы.
— Ни с места! — закричал грубый голос с пролетки, — иначе вы вместе с нами взлетите на воздух.
— Мы требуем! — прокричал знакомый Борину голос, — чтобы вы выдали нам этого проклятого большевика.
— Смерть большевикам, — заревело сразу несколько голосов. — Смерть!
Неизвестные люди в масках прыгают с извозчиков с поднятыми бомбами в руках.
— Храбрые казаки, ни с места! — кричат они.
Двое из них подходят к Борину, берут его под руку и ведут сквозь строй казаков. Один из них идет позади его.
— Стойте! — закричал и рванулся вслед за ними офицер. — Дайте, я его пристрелю здесь! Дайте! Я не могу допустить.
Но кто–то в повязке сбил его с ног, вырвал из рук револьвер.
— Держите их! — закричал офицер с пеной у рта. — Это большевики!
Но казаки стояли неподвижно, замерев от испуга.
Борина посадили в пролетку. Всунули ему в руку два свертка и револьвер с патронами. Кто–то пожал ему руку, кто–то сел рядом с ним. Вот в воздухе взвился кнут. С силою рванулись кони и пролетка понеслась во весь дух.
На пути сосед сбросил повязку. Перед Бориным сидел Амо. Борин засмеялся: — Молодец, Амо. Я так и чувствовал, что без тебя в городе не обойтись.
— Будет погоня, — кричит Амо сквозь стук лошадиных копыт. — Вот здесь, в узле наша старая одежда. Давайте переодеваться.
К ужасу проходящих обывателей, двое пассажиров в пролетке стали раздеваться вплоть до кальсон, попутно одевая заплатанную, оборванную, крестьянскую одежду.
— Погоняй, погоняй, — торопил извозчика Амо.
Извозчик оборачивается к Борину.
— Железкин, — радостно кричит Борин, — и ты тут!
Железкин утвердительно кивает головой. Он хлещет лошадей, не жалея сил. Лошади несутся. Вот уже окраина города. Кирпичный завод, бойня. Последний домик, утопающий в зелени. У дороги стоят две оседланных лошади. Возле них суетятся три человека. Они передают лошадей Борину и Амо. Сами садятся на извозчика, открывают закрытый белой повязкой номер и галопом едут я город. Борин и Амо садятся на лошадей и скачут по пыльному тракту.
* * *Проехали вскачь около десяти верст. У лошадей взмылились спины. Вздымались бока. Поехали шагом.
— А все–таки нам лучше будет свернуть с тракта, поехать верстах в пяти в стороне. Может случиться, что они узнают, по какой дороге мы удираем. Пошлют в погоню бронеавтомобиль, а от него нам будет трудно убежать.
— Согласен, — подтвердил Борин.
Они свернули с тракта и поехали наискось коричневыми ржаными полями. Где–то в отдалении стали слышаться глухие раскаты грома; иногда казалось, что где–то далеко сверху падала по частям огромная масса земли.
На небе ни облачка… Как жарит солнце. А тут раскаты грома, — недоумевал Амо.
— Да, странно.
Колосистая рожь шумит под ногами лошадей. В желто–коричневой волнующейся массе колосьев, пестреют розовые и белые васильки. Душисто пахнет чобор. Пропитан воздух ароматом полевых трав.
На горизонте колышатся яркие, светло–голубые струи воздуха. В воздухе возле лошадей вьются золотисто–зеленые оводы. Порхают разноцветные бабочки. Какой–то огромный, темно–коричневый жук с силой ударился в щеку Амо и, точно в обмороке, упал на землю.
— Фу ты, напугал, — улыбался Амо, потирая ушибленную щеку. — Думал, уж не пуля ли, а это жук.
Борин смеется.
Ехали так около двух часов. Далеко в стороне ниточкой тянулась трактовая дорога с маленькими палочками телеграфных и телефонных столбов.
* * *Борин неожиданно заявил:
