— А вы возьмите и выведите, если убеждены, что они такие, — горячо сказала Ася. — Это же неправильно: сидеть и ждать, пока кто-то сделает что-то. Я, например, только так бы поступила. — И она так тряхнула головой, что тяжелая коса чуть было снова не перескочила со спины на грудь. Ася вовремя водворила ее на место.
Тюриков молчал. Он смотрел на раскрасневшуюся, возбужденную Асю и молчал.
— Что же вы не отвечаете? — спросила она.
— Я могу сказать. Вы красивая, Ася. Если бы я был помоложе, влюбился бы.
Она не обиделась, не вспылила, не смутилась. Она по-детски хлопнула серыми глазищами и доверчиво сказала:
— В меня еще никто не влюблялся.
— А вы?
Ася покачала головой. Нет, она тоже не влюблялась. Ни разу. Ни в кого. Есть ребята, которые ей нравятся, но одно дело нравиться, а другое — влюбиться.
Вот какие признания сделала Ася Луке Семеновичу Тюрикову. И, сделав их, не чувствовала никакой неловкости. Во-первых, Тюриков чудесный человек. А во-вторых, с точки зрения своих двадцати лет Тюриков казался Асе не то чтобы очень старым, но далеко не молодым. Во всяком случае, отцу ее подружки Тони тоже сорок лет. И Тоня очень даже запросто посвящает его в свои сердечные дела. И ничего, решительно ничего дурного нет в том, что один из немаловажных Асиных секретов узнал сейчас Тюриков. Видно, так уж по-особому устроены пожилые люди, если те, кто еще очень молод, не задумываясь, открывают им иногда даже самые сокровенные тайны…
— Спокойной ночи, — сказала Ася, направляясь в комнату.
— Спокойной ночи, — ответил ей Тюриков из кухни.
Ася долго не могла уснуть. Мешала не пурга, которая содрогала дом. Уснуть не давали мысли.
«Обязательно расскажу Бабочкиной о разговоре с Тюриковым, — думала она. — Надо же что-то делать, если здесь такой председатель, такая врачиха…»
Последней ее мыслью перед тем как уснуть была мысль о себе: «И почему это я думала, что в меня нельзя по-настоящему влюбиться?.. А вот Тюриков говорит — можно. Говорит — красивая я. Ему-то виднее…»
10
Пурга ломится на почту.
Чего она хочет? Дать срочную радиограмму в Москву: «Не бойтесь, москвичи, у меня не хватит сил дойти до вас!» Послать «молнию» в Магадан: «Берегитесь, магаданцы, до вас-то уж я доберусь!» Чего она хочет? Чего она ломится в маленький домик почты? Все равно ей не откроют. Все равно никто третий в огромном мире не узнает, что делают в этом домике двое людей. Никто этого не узнает, кроме них самих…
Коля хорошо придумал. Уселся на полу перед открытой дверцей печки и читает. В печке жарко горит уголь. От этого Колины меховые брюки прожарились так, что к ним не притронешься. Тепло коленкам, тепло груди, лицу. К тому же из печки на книжку падает красный свет, и читать гораздо интереснее, чем при обычной электрической лампочке. Электричество он выключил специально, чтобы свет не мешал спать Оле.
Оля спит уже часа два. Руки лежат на столе, голова — на руках. Так и спит. Теперь она может спать хоть целые сутки, хотя и на работе. Кто же в такую пургу придет на почту? Коля отлично знает, что никто сюда не явится, поэтому он давным-давно заложил на засов входную дверь, устроился в Олиной комнате, топит печку и читает. Считается, конечно, что они с Олей дежурят.
Оля не только телефонистка почты, она еще и Колина сестра. Им нередко приходится дежурить в один день и в одни часы. А вот пурга впервые застала их на дежурстве вместе. Сперва Оля тоже читала книжку. Она называется «Алые паруса». Читала, читала, не выдержала и уснула. Что ж особенного — пусть спит, если хочется.
Но сам Коля ни за что не уснул бы, пока не дочитал. Тем более такую книжку, как «Алые паруса». Коля сам живет на берегу моря, сам не раз ходил в море на вельботе. Но разве их море сравнишь с теми морями, что в книжке? Те моря теплые, вода в них голубая, люди ходят по берегу босиком, и им нисколечко не холодно.
А разве есть в их Северном такие смелые капитаны, как капитан Грэй? Ну, есть в колхозе бригадир Тантикин. Ходит в море на моржей. Летом его вельбот попал в сильный шторм. Тантикин не растерялся: и вельбот привел к берегу и убитого моржа притащил на буксире. Но Тантикин — не капитан Грэй.
Или разве есть у них в поселке такие девушки, как Ассоль?
Очень обидно, что Оля уснула, не дочитав такую книжку.
Книжка, которая лежит у Коли на коленях, тоже интересная. В тайгу приехали комсомольцы и строят город. Разбили палатки среди деревьев и целыми днями пилят лес. Один из парней — Глеб Скворцов — пошел охотиться, его застала в лесу гроза, он заблудился. И вот весь палаточный городок отправился искать Глеба. Одну группу повел плотник Миша Скворцов — брат Глеба. Люди сутки бродили по тайге. Многие ни с чем вернулись в городок. Не возвращались только ребята, которых повел Миша. Они пришли только на третий день, но с ними был и Глеб.
Коля перевернул страницу, задумался. Он всегда подолгу думает, когда читает книжку.
Вот тайга. А какая она? И как она шумит? Так же, как сейчас шумит за стеной пурга или сильней? И как выглядят живые деревья? Кто выше, сосна, береза или дуб? И как они пахнут?
Только один раз в жизни Коля видел настоящее дерево: елку. Ее привезли осенью в поселок пароходом, потом поставили на Новый год в клубе, украсила игрушками. Тогда многие чукчи приезжали из тундры поглядеть на живое дерево. Седые старики удивленно открывали рты, ощупывали и нюхали колючие зеленые иглы так же подозрительно, как это делал вначале Коля.
А других деревьев Коля не видел.
И еще он думал. Как это можно жить среди деревьев? Выйдешь из дома, а назад дорогу не найдешь. Ведь все деревья похожи, кругом ничего не видно. Не то, что в тундре, когда все вокруг открыто. Или почему это у русских бывают одинаковые фамилии? Вот Глеб Скворцов. И брат у него Скворцов. Они с Олей тоже брат и сестра, но он — Какля, а она — Каляны. Нет, если вся семья будет иметь одну фамилию, так можно всех перепутать. Правда, у всех русских есть имена, а многие чукчи, особенно старики, имен не имеют. Но все-таки надо давать людям разные фамилии. Так уж наверняка никого ни с кем не перепутаешь.
Коля перевернул еще одну страничку. Опять задумался.
Пожалуй, не стоит ему учиться на капитана. Пожалуй, напрасно еще вчера он видел себя в морской шинели, точь-в-точь такой, как носит командир танкера, который ходит к ним на почту за письмами. Чтоб быть капитаном, надо долго учиться. Опять иди в седьмой класс, потом кончай десятилетку, потом — училище. А он не любит математики: всегда были тройки. Нет, когда тебе уже скоро шестнадцать лет, тут надо спешить. И самое верное дело — стать хорошим охотником. Если стать хорошим охотником и поймать много песцов, могут послать в Москву на сельскохозяйственную выставку. Ездил же в Москву его сосед — охотник Кергин! А в Москве — деревья живые, с запахом. По дороге до Москвы тайга. Увидишь и сосны, и березы, и дубы. Если ехать поездом, можно выйти на остановке и потрогать руками кору и листья. Да, лучше всего так и надо сделать: идти летом в колхоз, в бригаду охотников. Теперь уже Опотче не скажет ему, как осенью, «мало лет». Тогда, может, было мало, а теперь на целый год прибавилось.
Если хорошенько разобраться, то самая лучшая специальность в их поселке все-таки охотник. Ну, например, Оля. Она телефонистка. А что особенного? Зря он когда-то ей завидовал. Сиди все время за столом и передавай в трубку радиограммы, которые тебе приносят. Или записывай радиограммы, когда их передают с аэродрома радисты. Еще бы на аппарате передавать, а то — в телефонную трубку. В одном он завидует Оле: ей целых девятнадцать лет. Тут никто не скажет: мало.
— А ты сидишь еще?
Коля вздрогнул от неожиданного голоса.
— Спи лучше, — сонным голосом сказала ему Оля. — Хочешь, мы на столе вдвоем ляжем?
— Я читаю, — ответил Коля.
— А я на столе лягу. Если сидеть и спать, шея болит.
Оля зажгла керосиновую лампу, потому что электричество давно отключили, начала собирать со стола бумажки. В комнате стало совсем не так, как раньше. Красный свет, падавший на книжку, пропал. Уголь в печке сразу побледнел, и Колины мечты тут же куда-то убежали.
— Ай-я-яй, — сказала Оля. — Как же так? Давно радиограмма пришла — и лежит. Катя дежурство сдала и не сказала. — Оля держала в руках радиограмму.
— Кому пришла? — спросил Коля.
— В больницу, доктору.
Коля подошел к сестре. Та вертела в руке запечатанную по всем правилам радиограмму: только адрес виден.
— Почитаем, — сказала Оля, — может, не очень важная. — И она царапнула ногтем по ленточке, склеивавшей радиограмму.
— Нельзя, — решительно сказал Коля. — Чужие новости читать нельзя.
Сестра удивленно посмотрела на него.
— Почему нельзя? А если бы я принимала?
— Ты не принимала, поэтому нельзя.
Не слушая его, Оля разорвала ленточку. В тот же миг Коля выхватил у нее бумажку, сунул за пазуху. Узкие черные глаза его стали вдруг злыми, огнистыми.
