— Вон что! Понимаю…
— Вот и хорошо, не придется объяснять.
Волдис испытывал двойственное чувство. С одной стороны, его забавлял этот недвусмысленный шаг (Карл, вероятно, хотел внести ясность в свои сердечные дела), а с другой — его угнетало сознание собственной вины. Неужели он так и не скажет правды Карлу?
— Так, значит, ты все же решил начать семейную жизнь? — одеваясь, спросил он Карла так небрежно, что тот не уловил иронии.
— Да надо же когда-нибудь.
Волдис не удержался от улыбки. Карл, покраснев, взглянул на него.
— Чему ты улыбаешься?
— Просто так, вспомнил смешное.
— Я знаю, ты не одобряешь этого шага,
— Возможно.
— В этом вопросе твое мнение для меня безразлично! — упрямо воскликнул Карл.
— Упаси бог! Я совсем не хочу, чтобы ты считался со мной в таком деле.
— Когда-нибудь ты сам сделаешь то же самое.
— Вряд ли.
— Почему?
— Потому что я много лет имел возможность своими глазами видеть, какой это ад — семейная жизнь. И те, кто в этом аду мучили друг друга, были мои родители. — Он задумался, вспомнив прошлое, потом с горечью добавил: — Если в семейной жизни возможен такой ужас, что два врага должны жить вместе, спать на одной кровати, с нетерпением ждать смерти другого или своей собственной, — тогда не стоит жениться.
— Ты говоришь так потому, что не любил женщину. Полюби, и ты увидишь и согласишься со мной, что на свете есть такая красота, по сравнению с которой все остальное, кажется нулем.
— Возможно. Не будем спорить.
***
Уже наступили сумерки, когда молодые люди подошли к дому Риекстыней. Там зажгли свет, и окна излучали желтое сияние.
— Странно, что у них ставни не закрыты, — сказал Карл, следуя за Волдисом по песчаной дорожке.
— Верно, забыли.
— Они никогда не забывают.
Собака, услышав их шаги, начала лаять и прыгать на цепи. По другую сторону дома скрипнула дверь, но никто не вышел навстречу. Приятелям пришлось пройти мимо самых окон. Яркий свет назойливо бил в глаза. Оба они разом взглянули в окно. Свет падал от люстры, висевшей над покрытым белой скатертью столом.
— Обожди немного! — Карл схватил Волдиса за рукав. — Здесь что-то не так…
— Куда это годится — подглядывать в окна! Еще увидит кто-нибудь.
— Мы только немножко. Если не хочешь, отвернись.
Но Волдис не отвернулся. Заинтересованный, он тоже заглянул в гостиную Риекстыней. Да, люстра разливала яркий свет. А под ней, на столе, накрытом белоснежной скатертью, горели в двух медных подсвечниках свечи. Весь стол был заставлен чистой посудой: тарелками, рюмками, бутылками, рядом лежали четыре сложенные салфетки. Посреди стола возвышалась ваза с конфетами, бисквитами и фруктами и стоило блюдо с нарезанным пирогом. Комната была пуста.
Друзья переглянулись.
— Что это значит? — спросил Карл, не скрывая удивления.
— Тебе лучше знать. Очевидно, какое-нибудь семейное торжество.
Дальше им пришлось замолчать, так как в комнату вошла Милия — сияющая, свежая, как цветок.
Карл вздрогнул и отшатнулся от окна. Вслед за Милией показался молодой человек в смокинге, с бледным худощавым лицом и длинными, как у артиста, волосами. Они сели рядом на диван. Длинноволосый взял руку Милии и прижался губами к ее обнаженному плечу. Она, улыбаясь, смотрела сверху на склоненную голову молодого человека, перебирая пальцами длинные пряди его волос. Когда человек поднял голову и взглянул на нее, он тоже улыбнулся. Они стали разговаривать, и незнакомец не выпускал пальцы Милии из своих рук.
Волдис отвернулся и сочувственно взглянул на Карла. Тот стоял, подавшись всем телом вперед. Он горько улыбался, слегка обнажив зубы, не в силах оторвать глаз от этой картины.
— Войдем, что ли? — тихо спросил Волдис.
Карл словно очнулся, задумчиво провел рукой по лицу, глядя куда-то в пространство, и плотно сжал губы.
— Да, конечно, войдем.
Опять забесновалась собака. Волдис постучал. В кухне послышался встревоженный говор. Некоторое время никто не отвечал, а в кухонное окно было видно, как поспешно прикрыли дверь в гостиную.
Волдис постучал снова. В сенях послышались медленные шаркающие шаги.
— Кто там? — спросил кто-то низким басом.
Карл назвал себя.
Бас чихнул, затем не торопясь отодвинул засов.
— Добрый вечер! Добрый вечер! Вот нежданные гости! Заходите, мы с мамашей одни в кухне.
Они вошли в кухню. Старики переглянулись, и трудно было решить, которая из этих морщинистых физиономий стала более кислой. Старые Риекстыни не привыкли управлять выражением своих лиц, и сейчас по ним можно было прочесть ничем не прикрытые недовольство и досаду. Они пытались улыбаться, сухо, заискивающе покашливали, глаза их бегали по сторонам, избегая взгляда гостей. Волдиса разбирал смех. «Бедные, глупые старики, — думал он, переводя взгляд с одного на другого. — Как трудно им притворяться».
Первой обрела дар речи мамаша Риекстынь. Тихо, чуть не шепотом, словно боясь разбудить тяжело больного, она заговорила:
— Значит, вы теперь опять появились в наших краях? Да, да, мы уже начали беспокоиться. Где вы так долго пропадали? Обратно не поедете? Ах, нет? Теперь, наверное, и в Риге хватает работы?
Вдруг, изменив слащавое выражение лица, она обратилась к мужу, стоявшему у порога:
— Ты бы, старик, пошел ставни закрыл.
— Да, да, я закрою! — Обрадовавшись возможности выйти из неловкого положения, Риекстынь опрометью кинулся во двор.
Дверь в гостиную приоткрылась, но оттуда не доносилось ни звука. Сидевшие там два человека притаились, как испуганные мыши. Они боялись пошевельнуться, переменить положение ног, чтобы не скрипнул пол, боялись дышать. А мамаша Риекстынь даже не предложила посетителям сесть — так она была занята. Время от времени она открывала дверцу духовки, переворачивала кусок тушившейся свинины. Неловкое молчание продолжалось до прихода Риекстыня.
— Отец, вынеси ребятам по стопочке. У нас сегодня небольшое семейное торжество, день рождения отца. Милии нет дома, она ушла в театр. Вы ее сегодня не дождетесь. Старик, пойди же вынеси стопочку.
Риекстынь с готовностью поспешил в комнату, заботливо закрыв за собою дверь. Тишина. Звякнула бутылка, зазвенели стаканы. Волдис с волненьем следил за Карлом: он понимал, какая буря бушевала в душе его друга. Но Карл держался мужественно. Он слегка прищурил глаза, и чуть заметная усмешка скривила его губы. Нет, он не пал духом. Это была улыбка превосходства. Возможно, его развеселила растерянность старых Риекстыней.
Риекстынь вернулся с бутылкой вина и тарелкой, на которой стояли два стакана и лежали какие-то сладости.
— Значит, Милии нег дома? — громче, чем здесь было принято говорить в этот вечер, спросил Карл. Его голос прогремел на весь дом, подобно раскату грома.
— Нет, девочка надумала пойти в театр. Ну, выпейте по стаканчику, а то вам скучно болтать с нами, стариками.
Старый Риекстынь протянул им налитые стаканы. Волдис не торопясь взял один и взглянул на Карла. Тот как будто не замечал стаканов.
— Ну что же ты, Карл? — кивнул ему Волдис.
— Спасибо, я не буду пить! — сказал он, и усмешка, кривившая его губы, стала еще злее.
— Если ты не пьешь, тогда и я не стану! — Волдис поставил стакан обратно на тарелку. — Извините, господин Риекстынь и госпожа Риекстынь, может быть, мы вам причиняем беспокойство, но…
— Нет, нет, нет, какое беспокойство? Но почему вы отказались от вина?
Карл с издевкой посмотрел на Риекстыней.
— Вы не обижайтесь, но я никогда не пью того, что приготовлено не для меня. Если захочу пить, куплю себе сам. На что это похоже — пить вино, которое кто-то принес, чтобы угостить даму сердца. Пойдем, Волдис! Спокойной ночи!
В комнате скрипнул диван. Старики смущенно и пристально разглядывали носки башмаков. Со двора слышались шаги уходивших. Собака злобно лаяла и гремела цепью.
Друзья уже успели обогнуть угол дома, когда опять раздался скрип стремительно открывшейся двери, она с силой ударилась о стену. Кто-то выбежал во двор. Друзья ускорили шаги и дошли до калитки.
— Карл! — робко прозвучало в тишине, и голос оборвался. — Карл! — затрепетал опять в ночной тиши нерешительный женский голос — и смолк.
Спокойно, не спеша запер Карл на крючок калитку, и они застучали каблуками по деревянному тротуару. Ушли не оглядываясь.
Милия выбежала в одном платье. Вечерний воздух был прохладен. Несколько минут она стояла неподвижно, прислушиваясь, пока в отдалении не стих звук шагов. Озноб охватил все ее тело, она вздрогнула, затем, скрестив на груди руки, мелкими шажками направилась к дому.
— Пойдем куда-нибудь! — сказал Волдис, когда они с Карлом уже сидели в трамвае. — В «Сплендиде» сегодня очень интересная программа.
