— Ты прости, Анатолий, ввалился без приглашения время отнимаю. Во не просто это, ох, не просто!
Федоров улыбнулся.
— Не просто? Ястреб, наверное, тоже так думает, когда ходит кругами над цыпленком.
— Сравнения у тебя, — покачал головой Холмогоров. — А ведь я серьезно.
— А мне уж и пошутить нельзя! Как-никак с завтрашнего дня в отпуске, — Федоров зажмурился, словно предвкушая блаженство отпущенных ему на вольную жизнь тридцати дней. — Впрочем, я весь внимание. Только сначала давайте-ка выпьем. Для вас соблюсти ритуал — это разлить коньяк, а до остального руки не доходят.
— При полных рюмках оно как-то спокойнее.
— Ничего, первую выпивают, чтобы налили вторую.
— Уговорил. Ну, счастливого пути!
— Спасибо.
Они выпили, и Федоров тут же налил по второй.
— Так что же получается с нашим аккумулятором? — спросил, наконец, Холмогоров, посасывая тонкую дольку лимона.
— Ерунда получается. Еще десятки раз пересчитывать придется.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы какая-нибудь шальная запятая, малейшая ошибка не стала роковой. Похоронить всегда легко, а вот воскресить…
— Нынче проекты, как и люди, к обеспеченной старости тяготеют. Уж до того оберегаются, до того вылизываются, что тошно становится. Словно сами по себе и для себя. А какой прок от устаревших проектов? Положить под стекло и любоваться?
— Не пойму, за что вы ратуете? Хотите ляпать расчеты и чертежи сложных конструкций, как блины? Размазал по сковороде — и готово? Но ведь у нас, простите, не общепит.
— Да ну! — лицо Холмогорова выразило удивление: косматые брови уползли вверх, челюсть отвисла, обнажив крупные влажные зубы. — Премного благодарен. Просветил. А то за тридцать лет службы никто не удосужился втолковать мне, чем я занимаюсь.
Федорова забавляла эта банальная пикировка. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, расслабил узел галстука. Оба сидели в мягких креслах. Тут же, на спинках, висели пиджаки. Чувствовалось: сюда они попали сразу после работы. В комнате было прохладно и сумрачно. Потянувшись к выключателю, Федоров спросил для порядка:
— Свет не помешает?
— Обойдемся. Потратился на коньяк, так хоть на электричестве сэкономь.
— Не обеднею.
— Вот-вот! Типичные купеческие рассуждения. Богат настолько, что могу себе позволить и то, и другое, и третье. Пожалуйста, закуплю все билеты в театр, усядусь посередине один и пусть играют, пока мне не надоест.
— Любите вы из мухи слона делать.
— А по-твоему что, бесхозяйственность, расточительство так тебе, Муха-Цокотуха? Вот смотри. Идеями мы богаты? Богаты. И какими идеями! Изобретательство у нас на таком уровне — никому не достать. А дальше? Как мы реализуем эти замечательные идеи? Зачастую плохо, с большим опозданием. Потому что, дескать, подобная роскошь нам по карману. Изобретать мы головасты, а для внедрения нужны и ноги, и глотка, и расторопность, и смелость. Во сколько! Тут-то и раздается душераздирающий скрип тормозов под маркой борьбы за безопасность движения. К сожалению, медлительность у нас ненаказуема, зато едва превысил скорость — стоп, плати штраф!
Федоров сильно провел ладонью по волосам, сверху вниз, будто стараясь сосредоточиться. С каким пылом, с какой страстью, думалось ему, мы ставим крупные проблемы в кругу друзей-товарищей, там, где они не решаются. От чего в нас это, от государственной заинтересованности или от бессилия? Или затрачиваемая в узких спорах энергия постепенно накапливается, а затем прорывается наружу, где-то срабатывает…
— Знаешь, как случилось сначала с открытием лазера? — продолжал, накаляясь, Холмогоров. — Эксперты посмеялись над этим «гиперболоидом инженера Гарина», но для перестраховки послали все-таки на заключение специалистам. Те не просто посмеялись — разбили идею в пух и прах. И лишь спустя многие годы явление газовой генерации было признано открытием. А кибернетика?..
— Помню аналогичный случай: десять лет по высоким инстанциям блуждала заявка инженера Денисюка на одно из фундаментальнейших открытий наших дней — явление голографии. Сколько раз отказывали ему!
— По статистике почти сорок процентов авторских свидетельств выдаются при повторном рассмотрении. Когда автор настойчиво обивает пороги, спорит, доказывает. Причем, это только в тех самых высоких инстанциях. А до них? Я замечал: некоторые талантливые люди творят не в полную силу лишь потому, что разуверились в нужности своей работы. Заявку на изобретение подал — надо доказывать, что это ново. Получил авторское свидетельство — надо найти производство, которое заинтересуется изобретением. Внедрил, наконец, — надо выбивать авторское вознаграждение, хотя оно полагается по закону.
Федоров развеселился.
— Вы на меня напираете так, — сказал он, — словно я, по крайней мере, председатель Госкомитета по делам изобретений и открытий! А ведь я ваш коллега. Впрочем… Вот вы говорите: эксперт ошибся — государство пострадало. А когда ошибается изобретатель, государство не страдает?
— И это называется коллега…
— Итак, — Федоров наклонился вперед, положил руки на стол, — прелюдия, насколько я понимаю, закончена?
— Торопишь? Это хорошо. Хотя, как хозяин дома, мог бы обойтись без замечаний, поделикатней.
Федоров смолчал, только вздохнул выразительно: давай, мол, давай, я вытерплю.
— Не сердись на старика, — мягким, даже каким-то ласковым тоном заговорил Холмогоров. — Но речь-то уже идет по существу. Разработанная нашим бюро модель электрозарядного аккумулятора неожиданно и прочно застряла на нулевой отметке. В твоем бронированном сейфе. Эксперты экспертами, но чтобы начальник КБ, чья идея облечена в чертежи и расчеты, сам стал сдерживающей силой… Нет, подобных прецедентов, кажется, не сыщешь.
— Я же вам объяснял!
— Потому мне и пришлось навязываться тебе в гости, что такие объяснения, как погремушка для новорожденного: отвлекает, но не успокаивает. Электроаккумуляторы ждут во всем мире. Из-за выхлопных газов смог одолеет скоро всю планету. А мы резину тянем.
В передней раздался звонок.
— Жена, — определил Федоров. — Любит, чтоб передней распахивали двери, хотя у самой ключ есть.
Он помог жене отнести авоську с двумя бутылками кефира и булкой хлеба, привычно выслушал жалобу на то, что она очень устает, мотаясь после работы по магазинам и таская тяжеленные сумки. Когда он повернулся, собираясь идти в свою комнату, она догадалась:
— У тебя гости?
— Холмогоров.
— Удалось-таки затащить?
— Сам пришел.
— Удивительно!
— Ничего удивительного, — возразил он. — Дела.
— Но ты же в отпуске!
— Ну и что? — Он почувствовал, как закипает раздражение. — Разве не ясно: де-ла!
— Ужин готовить?
— А ты как считаешь?
Холмогоров сидел в прежней позе, закинув ногу на ногу и крепко обхватив пальцами подлокотники кресла. Как на приеме у стоматолога или в самолете в момент взлета, подумал Федоров.
— Товарищи давно просили меня переговорить с тобой, — медленно произнес Холмогоров. — Но я все надеялся, что ты начнешь действовать. И вот донадеялся! Ты спокойно уходишь в отпуск.
Федоров не знал, как поступить. Раскрывать ли полностью карты. Особых оснований таиться у него не было. Хотя…
— Нерешительность на тебя так непохожа! — продолжал Холмогоров. — Прежде ты горячился, не давал чернилам просохнуть, готов был пойти на риск ради того, чтобы наша идея поскорее шагнула к делу, свеженькой, юной, а не переутомленной доходягой. Нынче что-то в тебе переломилось. Работать стало трудно. Когда новшество, повторяю, консервирует человек, призванный в какой-то степени своей должностью к этому, с ним можно спорить, драться, но и уважать одновременно. Когда же в этой должности выступает начальник твоего КБ…
— Ого! — воскликнул Федоров: с напускной веселостью. — От технических аспектов перешли к нравственным. Любопытно.
Холмогоров не обратил внимания на ею иронию.
— В общем, положение, Анатолий Александрович, складывается таким образом. Или ты начнешь двигать модель аккумулятора в присущем тебе атакующем стиле, или… Вместе нам стало трудно работать.
— Кому это — нам?
— Я же говорю не только от своего имени.
Над электроаккумулятором для автомобилей его КБ работало несколько лет. Разумеется, помимо всех прочих срочных и неотложных заказов. До некоторых пор главный интересовался, как идут у него дела, старался вникнуть вовсе детали разработки модели. Но потом вдруг охладел к ней, слушал Федорова вполуха, а когда он доложил о готовности, главный пожал плечами и посоветовал: «Не спеши. Разница между существующей моделью и вашей невелика, вряд ли кто-нибудь из хозяйственников на нее клюнет, так хоть доведите до ума, чтобы обошлось без придирок». Федоров пытался было возражать: разовая электрозарядность аккумулятора повышена почти вдвое, уменьшен его вес и габариты — если это и не решение проблемы, то, во всяком случае, резкий рывок к цели. «Рывок! — усмехнулся главный, — От скромности твое КБ не зачахнет. Так себе, рывочек. А вы, небось, собрались бить во все колокола?». Федоров кивнул. «Потерпите. Придет время, я сам напомню».
