Совсем близко рявкнул гудок, и паровоз, разгоряченный, будто взмокший, гордо прокатил мимо вокзала, волоча длинный состав. Наконец вагоны, сияя окнами, остановились. Стали выходить пассажиры, вытаскивать чемоданы, выносить сонных детей. Другие, с чемоданами, выстроились в очереди, подавали проводникам билеты. Из багажного вагона быстро выгружали мешки с письмами, обшитые ящики, кровати, тюки. Вдоль состава бегал маневровый паровозик, по шлангам подавал воду в вагоны. Шланг извивался по земле, вползал на вагон, на крыше которого гремела сапогами знакомая Асе тетя Нюра. Она перетаскивала шланг с вагона на вагон. Иногда вода лилась с крыши, и тетя Нюра кричала:
— Хватя-а! Лешай!
Ася стояла среди крика, шума, смеха, говора кипящей толпы.
— Мама! — закричал, соскакивая с подножки, бритоголовый солдат.
— Сережа! — Седая женщина в пенсне протянула руки с букетом цветов. Солдат бросился к ней, они обнялись. Сын целовал ее лицо, седые волосы и даже букет, ломая хрупкие табачки.
— Вырос-то как! Совсем мужчиной стал, — удивлялась мать.
— Полка нижняя?
Ася оглянулась. Рыжеватая, с молочно-белым лицом женщина держала за руку девочку лет трех. Рядом стоял сухопарый мужчина с мутными глазами. Он глядел в сторону. Женщина растерянно поправляла на голове девочки розовый бантик. Костя сурово и непреклонно объявил: «До отхода поезда номер 2 осталась одна минута».
— Ну, вот... иди, — проговорила женщина, беря девочку на руки.
— Папа ту-ту! — закричала малышка. Мужчина с угрюмой неистовостью целовал ее ручонки, загорелые коленки, ямочки на щеках.
— Не забывай папу, — проговорил он и, оторвавшись от ребенка, тяжело двинулся к вагону, но тут же обернулся, сунул руку женщине, боясь взглянуть ей в глаза. Женщина, держа его за руку, шла за ним, точно не хотела отпускать.
— Папа ту-ту! — радовалась девочка, болтая ножонками.
Поезд тронулся, проплыла сухопарая спина мужчины. Губы у женщины кривились, плечи тряслись, а усталое лицо и невидящие глаза были сухими, ничего не выражающими.
Ася поежилась.
За медленно идущим вагоном плелась старушка, она плакала в голос и махала платком.
Парни и девушки в майках и спортивных брюках, толкаясь, бежали рядом с другим вагоном, горланили и бросали в тамбур цветы. Их ловили десятки рук. Это уезжала на соревнования женская баскетбольная команда...
Прошумела дорога и опустела, нахлынула пестрая жизнь и откатилась. Нет, больше нельзя противиться зовам дороги. Сердце рвалось навстречу тому поющему, необъятному, что люди называют жизнью. Ася вспомнила отказ из Владивостока и вдруг решила: «Нужно немедленно ехать в Москву. В министерство морфлота. Добиваться приема в училище». Она представила гнев отца, слезы матери. «Не отпустят — бежать!» Ася настороженно оглянулась, будто кто-то мог подслушать ее мысли. Лихорадочно-оживленная, прошла она в служебное помещение вокзала. В окошечко увидела долговязого Костю с длинной, по-мальчишески худой, кадыкастой шеей. На нем болтался черный китель железнодорожника, сквозь который резко выступали лопатки, форменная фуражка лихо съехала на затылок.
— Дежуришь? — рассеянно, с непонятной для Кости радостью спросила Ася.
— А ты чего, понимаешь, не спишь? — удивился Костя и так зевнул, что на белесых глазах выступили слезы.
— На тебя пришла посмотреть.
Костя подошел к окошечку и подразнил:
— Все равно не примут. Девчат туда, понимаешь, не берут.
— Хочешь пари! Ты скоро объявишь нашему поезду: «С первого пути, понимаешь, отходит экспресс номер такой-то!» — Ася загадочно рассмеялась. Она так и лучилась странной, озорной силой.
— А что, разве пришло...
— Не придет, так сами поедем. Понял, понимаешь? — Ася засмеялась, сбила щелчком фуражку, убежала.
Возбужденная, она появилась в зале ожидания. На широких деревянных диванах скучно дремали люди с помятыми, усталыми лицами. Ослепительный свет беспокоил их сонные глаза.
«Эх вы! Разве так нужно ожидать свою дорогу?» — подумала Ася.
Она повертелась около закрытого буфета, с большим интересом рассматривая под стеклом увядший винегрет в тарелках, каменные от времени плитки шоколада, бутерброды со скорченными дырявыми пластиками сыра.
В душе нарастало радостное нетерпение. Наконец все это переживать одной стало невозможно. Ася побежала домой. Она растрясла разомлевшую Славку, насильно посадила ее в кровати. В комнате раздался задыхающийся шепот:
— Бежим... В Москву... Поняла? И добьемся... А не помогут — сами поедем к морю... А то поезда все идут, идут — сердце разрывается!
— В министерство? — Славка на середине прервала сладкий зевок. — Бежать?! Вот здорово! Когда?
— Нужно приготовить чемоданы, уложить все походное, — уже распоряжалась Ася...
Всю эту ночь сквозь сон Ася слышала голос Кости, он все объявлял об уходящих поездах, и сердце у Аси ныло, точно она прощалась с кем-то около вагона или мучилась, что не может попасть в этот вагон, а поезд вот-вот уйдет, и она останется...
На другой день Славка потихоньку взяла из материнского сундука тысячу рублей и купила билеты в Москву.
И снова наступила ночь. Ася уткнулась в подушку. Ее начала страшить дорога. Она даже не могла представить, что их ожидает впереди. Там был совершенно непроницаемый туман.
Тьма мучила, и Ася включила свет.
На стене, рядом с мятежным дедом, висела ее фотография, на которой она была снята в тельняшке, в бескозырке, в широченных брюках, гримом нарисованы усики, во рту торчит трубка: это Ася играла в драмкружке лихого морского волка.
«Детство! Глупое детство! — подумала она. — И как я могла повесить такую фотографию? Море — дело серьезное, суровое. Довольно игры в море, пора учиться и работать. Пусть работа окажется тяжелой. Ничего! И пусть сначала корабль будет небольшой, какой-нибудь рыбачий. Все равно. Лишь бы море!»
Ночные бабочки камешками щелкали о гулкий, барабанно-тугой оранжевый абажур. В черную дыру открытой форточки дышала холодная, сырая ночь. Мать крепко спала в комнате рядом, отец был в поездке. У Аси защемило сердце: она вдруг представила, как заплачет мать, прочитав записку, как потемнеет лицо отца, как они оба растерянно опустятся на стулья и будут сидеть, сутулые, постаревшие, подавленные, такие родные, такие любимые. «Но что же делать? Что? — мысленно обратилась к ним Ася. — Нет, нет, мы не хотим причинить вам горе. Вам тяжело! Простите нас!»
Чувствуя, что теряет силы и решимость, Ася поспешно взглянула на часы и как раз в это время Костин голос проорал над вокзалом: «С соседней станции вышел пассажирский поезд номер 5. Следует: Владивосток — Москва».
Ася почувствовала слабость во всем теле и желание изорвать билеты, не выходить из этой комнаты-каюты, в которой так тепло и безопасно. Но она уже шептала, дергая сестру за ногу:
— Славка, вставай! Пора!
Та вскочила, потерла румяное лицо и вдруг испугалась:
— Что мы делаем? Мы с ума сошли!
— Молчи! И так на душе кошки скребут!
Ася положила на стол еще вчера написанную записку: «Милые мама и папа! Не сердитесь на нас, дурех. Но мы иначе не можем, честное слово. Мы едем в Москву, в министерство. Будем добиваться. Иначе нам жизнь не в жизнь. Взяли у вас тысячу рублей. Не сердитесь, что потихоньку слямзили их. Как только заработаем — вернем. О нас не беспокойтесь: не в Африку же едем».
Сестры еще с вечера оделись в шерстяные свитеры и в синие лыжные костюмы. В рюкзаке у них были термос, котелок, баклажка, складной нож, алюминиевая миска, кружка — все дорожное, точно собрались они в туристский поход.
Ася, надевая пальто, последний раз оглядела комнату со штормами Айвазовского на стенах, и опять ей стало страшно уходить отсюда.
— Прощай, каюта, — жалобным голосом сказала она. — Прощай, дедушка! Мы едем к морю!
А Славку уже захватило приключение.
— Побег! Вот здорово! — ликовала она. Сняв с подоконника горшки с цветами, вылезла в палисадник. Ася подала ей чемодан, рюкзак и выпрыгнула сама.
Ненастно шумела листва, из темноты мелко моросило, дождинки шебаршили в палой листве. На клумбах валялись белые табачки, сломанные собаками. Когда-то сестры все это увидят снова?
Прощай, мамин дом.
Горят огни на дальних маяках!
Сестры выскользнули из палисадника. Поезд уже шумел у перрона. Сразу же в лица ударили твердые, колючие струйки дождя, точно включили огромный душ. Струйки разбивались в пыль: асфальт и крыши дымились. Оглядываясь по сторонам, боясь наткнуться на знакомых, подбежали к вагону. Как медленно проводница проверяет билеты! Им все казалось, что сейчас грянет голос отца: «Куда?» Они втягивали головы в поднятые воротники и озирались.
Наконец-то они в теплом, людном вагоне! Кричали и плакали дети, в проходах образовались пробки.
— Кажется, никто не видал, — прошептала Славка, вытирая мокрое от дождя лицо.
«До отхода поезда номер 5 осталось пять минут! Провожающих прошу выйти из вагонов!» — прогремел железный Костин голос.
