— Ну и что же?
— Понимаете, в последнем номере журнала «Шахматы в СССР» напечатан очень интересный этюд…
В это время зазвонил телефон, и Портнов, почувствовав облегчение, взял трубку.
С участка докладывал рядовой Семыкин. Он задержал у речки гражданина с подозрительным пропуском.
— А что у него там? — спросил капитан.
— Подпись неразборчива, непонятно, кто выдал…
Портнов немного подумал.
— Так… Сейчас пришлю к вам старшину. Ждите.
Громобой соскочил с подоконника и вопросительно посмотрел на капитана.
— Возьмите одного солдата, в машину, и — на речку! Там Семыкин кого-то задержал.
Старшина быстро вышел.
— Разрешите и мне, товарищ капитан? — неожиданно сказал Сороколист.
— Что — разрешите?
— Вместе со старшиной, товарищ капитан! Разрешите? — Он умоляюще смотрел на Портнова. «Может, разрешить? Это будет в духе советов полковника», — подумал капитан. И он сказал:
— Идите. Передайте старшине, что я приказал.
— Благодарю вас! — Сороколист неуклюже повернулся и побежал во двор, где старшина уже садился в машину.
Портнов усмехнулся. «Благодарю…» Не солдат, а доктор наук какой-то, честное слово! Но в глубине души он все-таки немного завидовал этому Сороколисту. Как он здорово начал объяснять насчет шахматных теорий! Только выйдет ли из него толк? Еще рано загадывать: то ли получится из него второй Ботвинник, то ли нет?
Он представил себе, как Громобой изумленно уставился на Сороколиста, увидев, что тот лезет в машину, и не будет ничего удивительного, если старшина прибежит сейчас в канцелярию…
Нет, уехали. Часовой уже закрывал за машиной ворота. Сейчас они едут вместе, и в душе у старшины, вероятно, все кипит. «Ничего, — усмехнулся Портнов. — Дело у речки не такое уж серьезное. Проверить пропуск и, в случае необходимости, привезти задержанного на заставу. Дело обычное».
Капитан вышел на крыльцо. Стоял жаркий, душный полдень. Небо заволокли тяжелые свинцовые тучи. Они редко когда рассеиваются в этих местах, обильных испарениями и туманами. Дышалось трудно, как в парной.
Портнов прошел к зеленым решетчатым воротам, посмотрел на шоссе. Отшлифованное колесами машин, оно шло мимо самой заставы и соединяло город с пограничными селениями. Проехал битком набитый автобус, промчались два такси, протарахтела повозка, груженная початками кукурузы. Возница Вано Хоцковели, весовщик из соседнего колхоза, завидев капитана, приветливо поднял руку. Портнов знал не только этого веселого, лохматого Вано, но и всю его родню до пятого колена. Он знал каждого жителя окрестных селений. Здесь только так и можно служить: зная своих, сразу заметишь нездешних.
…Часовой открыл ворота, и «газик» с брезентовым верхом въехал во двор. Первым из него вылез Громобой, потом — мужчина в соломенной шляпе и за ним Сороколист с автоматом на шее. Старшина и мужчина остались у машины, а Сороколист отправился прямо к Портнову, стремительно бодая воздух лобастой головой и тараща свои большие глаза.
— Товарищ капитан…
— Ну, что у вас? Кого задержали? — спросил Портнов.
— Я не знаю, проверял старшина. Понимаете, я забыл взять оружие, и старшина приказал мне доложить вам об этом.
— Как забыли? У вас же автомат или что?
— Извините… — чуть смутился Сороколист. — Я взял его уже после. Одним словом, после того как старшина сделал мне замечание. А сначала я сел в машину без оружия.
Час от часу не легче!… И самое поразительное — этот шахматист смотрел на него спокойно, невинно, как будто ничего не случилось.
— Почему же забыли, позвольте вас спросить? — холодно выдавил из себя Портнов.
— Понимаете, я, собственно, не забыл, а просто очень торопился и боялся, что старшина уедет, не дождавшись меня. Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь, в конце концов я же взял с собой автомат.
Нет, с ним невозможно говорить серьезно!
— Уходите с глаз долой и чтоб больше я вас не видел!
Портнов окинул задержанного внимательным взглядом. Соломенная шляпа, клетчатая рубашка, серые брюки, ботинки на толстой подошве. В руках рюкзак и толстая суковатая палка. Любопытно… На вид лет сорок — сорок пять, а может, и больше. Орлиный профиль, чисто выбритое лицо, живые голубые глаза. Держится непринужденно, с достоинством, словно ничего не случилось.
Все еще думая о Сороколисте, Портнов заставил себя вежливо, очень вежливо пригласить задержанного в канцелярию. Гражданин понимающе кивнул и вошел. Капитан указал незнакомцу на свободный стул, сам сел напротив и взял у Громобоя документы. Задержанный наблюдал за ним дружелюбно, выражая полную готовность отвечать на вопросы.
Его звали Семен Григорьевич Минц, год рождения — 1915. В паспорте московская прописка, все графы заполнены верно, печать на месте. Не вызывал подозрения и пропуск, за исключением того, что подпись лица, выдававшего его, немного расплылась и не очень разборчива.
«Маловато, — отметил про себя капитан. — Как бы не пришлось извиняться».
Он начал издалека:
— Вы извините, что пришлось вас побеспокоить, но, сами понимаете, такая уж у нас служба.
Минц замахал руками:
— Что вы, что вы! Какой может быть разговор? Это я вам доставил лишние хлопоты.
Портнов помолчал.
— Что-то у вас подпись в пропуске не очень разборчива…
— Пожалуйста, могу объяснить, — улыбнулся словоохотливый Минц. — Неподалеку от Кабулети я попал под дождь, под настоящий тропический ливень, ну и вымок до нитки. Остальное, надеюсь, вам понятно.
«Понятно, но не совсем, — подумал Портнов. — Почему пострадала только подпись?»
— Вы что же, турист?
— О да! — ответил Минц. — Если так можно выразиться, турист-одиночка.
И он стал пространно рассказывать, что живет и работает в Москве, что в каждый свой отпуск отправляется путешествовать по родной стране — вот так, с рюкзаком за плечами и с палкой в руках, где поездом, где на машине, а больше всего — пешком: это прекрасный вид отдыха. Сейчас он путешествует по Черноморскому побережью, прошел пешком от Сухуми до Батуми, а дальше поедет в Тбилиси, с которым у него связаны воспоминания юности. Между прочим, товарищ капитан не был там?
— Проездом, — сухо ответил Портнов.
Он хотел спросить, чем же Минц может подтвердить свой маршрут, но тот сам догадался об этом. Вот железнодорожный билет от Москвы до Сухуми, вот квитанции гостиниц, где он останавливался. Портнов смутился. Видимо, и в самом деле придется извиняться. «Ну, что ж, на такой заставе этого не миновать, — успокоил он себя. — Лучше пять раз ошибиться, чем один раз пропустить врага».
В открытое окно виднелись двор заставы и кусочек неба. Серые низкие тучи набухали дождем, удушливый зной парил над землей.
— Где вы остановились? — спросил Портнов после паузы.
— Знаете, пока нигде. Пришел я в город сегодня утром с Зеленого мыса. В доме туристов все места заняты, в обеих гостиницах тоже. Сказали, что освободятся только вечером. Вот и отправился побродить по окрестностям, полюбоваться вашими красотами. Но не успел, как видите… — Минц выразительно посмотрел на старшину.
— Понятно. Одну минуточку, — Портнов поднялся из-за стола и вышел.
Из дежурки он позвонил в Дом туриста и обе гостиницы. Отовсюду подтвердили: утром свободных мест у них не было. Когда будут? Только вечером.
Да, день был буквально набит неприятностями.
Последний удар, сам не подозревая того, нанес старшина. В отсутствие капитана он вступил с Минцем в разговор, и когда Портнов вернулся в канцелярию, старшина рассматривал какую-то книжку, а Минц вынимал из рюкзака маленькую шахматную доску. В ней гремели фигуры.
Повеселев, Громобой передал книгу капитану.
— Вот, товарищ Минц подарил заставе свое произведение.
Это был сборник шахматных этюдов, выпущенный в Москве в 1955 году. На титульном листе Порт-нов прочитал размашистую подпись: «Бдительным советским пограничникам — от мастера спорта СССР С. Минца». Он перелистал несколько страниц и среди других портретов узнал Семена Григорьевича. Орлиный профиль, энергичное лицо, только чуть-чуть помоложе. Дальше шли его этюды с диаграммами, буквами и цифрами.
— Так вы и есть один из авторов этой книжки? — спросил Портнов.
— Я, — сдержанно ответил Минц.
— Вы шахматист?
— Мастер спорта и составитель шахматных этюдов.
— Ну что же, большое спасибо за книгу.
Минц положил в рюкзак доску, забрал документы и поднялся со стула. Он посматривал на капитана и старшину с некоторым сожалением.
Капитан и старшина молчали.
Долго собиравшийся дождь наконец хлынул. За открытыми окнами встала сплошная стена воды. Все расплылось, потускнело: и небо, и решетчатые ворота, и деревья. На лужах вздувались и лопались огромные пузыри.