Напротив меня сидит какая-то американка. Разве не похожа она на кобылу, выпущенную в марте на свежую траву?
Да, о религии.
Кто ее придумал? Религия сейчас нужна лишь тем, кто болен цивилизацией. Так аперитив нужен болеющим желудком.
А будущее? Будущее так же мало реально, как и прошлое. Все это — лишь формы нашего воображения.
Может быть, и настоящее тоже?
Конечно: не успеешь перенести на бумагу мелькнувшую мысль, как она уже становится прошлым.
По дороге в кафе встретил Элен Ронсер. «Встретимся вечером в главном вестибюле Одеона», — предложила она. (Если в Париже случайно столкнешься со знакомой, то наверняка тут орудует рука богини случая Тихэ.)
Элен Ронсер раздразнила мою фантазию.
Но она католичка, а от католических девушек отдает каким-то специфическим запахом. Я не выношу его. Недавно на Вандомской площади я попал под проливной дождь и поспешил укрыться в церкви. Два монаха молились, забившись в угол. Свечи распространяли бледный свет.
И повсюду среди опустевших скамей пахло ладаном. Мне хотелось бежать оттуда, но на дворе лил дождь…
Когда, возвратившись домой, я переодевался, моя одежда источала запах католицизма.
Так же пахнет Элен Ронсер. Удивительно, ведь сколько духов выливает она на свое тело и одежду.
Ах, этот запах! Он омрачил осиянную радостью душу человека.
Париж, 15 апреля.
Сегодня получил письмо от матери. Не вскрою, подожду несколько дней. Хочу найти в нем что-нибудь, чему можно порадоваться.
(Дальше несколько строчек было зачеркнуто. Несмотря на все старания, Тамар не смогла разобрать их.)
На бульваре Сен-Мишель встретились грузинские эмигранты — из тех, что на парижских улицах готовят вертела для улетевших журавлей.
— Правда ли, что эмигрантское бюро посылает тебя в Грузию с секретным поручением?
Я стал отрицать, сказал, что еду в Марокко.
Вахтанг VI, законный царь Грузии, некогда отвез в Россию несколько тысяч отменных мужей. Но из его эмиграции ничего не вышло.
А ведь когда это было? В век легитимизма! Что же могут сделать эти серенькие журналисты?
Нет, нет, милые мои, я не поеду в Грузию. Я еду в Марокко, хочу помочь риффам в их борьбе против французов. Вообще я в таком настроении, что стал бы помогать чертям в борьбе против чертей же.
Да, да, я еду в Марокко, в Марокко!
Думайте, что это так. Не люблю, когда люди знают, где я, что я делаю, о чем думаю. Не люблю также, когда прохожие заглядывают мне в глаза. Мне очень нравится обычай венецианских грандов не появляться на улице без маски.
В то же время я терпеть не могу лжи (хотя и мне время от времени приходится лгать).
Я не выношу, когда обнажается мое подлинное лицо; вот отчего бывает, что клевещу на самого себя. Разве не утомительно всюду таскать с собой свое «я»?
Мне понятно, почему надевают маски европейцы на карнавалах или грузины во время праздника «берикаоба»,[24] или почему дикарь Филиппинских островов, находясь в состоянии экстаза, носит на лице маску хищной рыбы.
Париж, 17 апреля.
Сегодня обедали в Фоли-Бержер.
Элен Ронсер спросила для себя бифштекс. Я удивился: бледноликой весталке не к лицу кровавые бифштексы.
Здесь же приписка: «Уплатил хозяйке 35 франков, подарил швейцару 5 франков, цветочнице Луизе дал 10 франков, чтобы послала Элен цветов. Милая, может быть, их аромат заглушит твой католический запах…»
Париж, 18 апреля.
Профессор П. проводил беседу о буддизме и браманизме. К нехристианским религиям он относится тенденциозно. Напал на Ренана, раскритиковал позитивизм. Досталось и Ницше.
Не выношу этой профессорской спеси.
Христианство? Да ведь оно еще более углубило пропасть.
Господа! Темно в вашей библии, темно в откровениях Иоанна, так же, как и в вашем Нотр-Даме.
Вот готический храм. Он устремился вверх, к небу, как воплощение любви. Но и в нем, в готическом храме, темно!
(Тамар пропустила несколько страниц, так как они были написаны по-французски).
Уже третий месяц хожу в Лувр. Он занимает площадь не меньшую, чем иной провинциальный город. Три месяца тому назад я начал с экспонатов китайского искусства. Китай, Индо-Китай, Япония, Индия, Египет, Иран, Ассирия, Вавилония, Греция, Рим, Италия, Франция, Англия, Фландрия, Германия… Три месяца путешествует здесь мой взгляд. И вот наконец я дошел до Лукаса Кранаха.
Распятие, терновый венец, страдальческое лицо, воздвижение креста, тьма чудес!
Неужели человечество должно ходить по безднам страданий, чтобы в судный день вознестись на небо? О вампир, жадно пьющий человеческую кровь!
Я устал от дум об этих запутанных вопросах.
После обеда собирались пойти на площадь Бельфора. Там развлекается простой народ, непосредственный, не отравленный ядом сомнений. Хочу посмотреть, как смеется народ…
На площади стоит роденовский лев. Как мне хочется взглянуть на его крепкие мускулы! Соскучился я и по паяцам. Они тоже танцуют на краю пропасти, но с подмостков сходят спокойно.
Париж, 19 апреля.
Вчера до трех часов ночи оставался у Элен в пансионе Сен-Жермен. Пили бенедиктин, у Элен раскраснелись щеки. Вакхический вид ей не к лицу. Мне хочется сохранить с ней чистую, романтическую дружбу. Тем более, что, по ее словам, у нее есть жених — сейчас он уехал в Месопотамию.
Да не смутится покой ее жениха в Месопотамии!
Хочется хоть месяца два сохранить верность Анне-Марии. Анна-Мария — прямая противоположность Элен. Вот это настоящая вакханка. Сладость ее объятий не забыть мне и на том свете. (И теперь, когда пишу эти строки, кажется мне, что сердце мое затопил бурный поток крови). По-моему, нет ни ада, ни рая. Возлюбленная — вот настоящий рай!
Зимой прошлого года мы провели с Анной-Марией целую неделю в Шварцвальде. Бегали на лыжах. С каким бесстрашием неслась она, бывало, с гор к бездонной пропасти! Вечером возвращались в горный отель… Так же решительно она скидывала свой белый спортивный костюм. (Он очень шел к этой белокурой фее). Обнажалась, подобно Фрине, любовнице Праксителя, в день олимпиады.
Элен, ты совсем не похожа на эту вакхическую красавицу. И все же я безмерно люблю задумчивые тени на твоем лице, Элен, синие круги, что время от времени ложатся под твоими глазами, — свидетели бессонных ночей.
Видно, они заглянули в темные пропасти, эти глаза. Хочу навеки остаться с тобой, как брат с сестрой, а не как мужчина с женщиной.
Я пресытился блондинками.
Первый день они кажутся скромными. Но проходит второй, третий вечер, и они уже начинают принимать на шезлонге позы львиц (стерегут свою жертву).
Элен Ронсер! От бенедиктина запылали даже твои бледные щеки, и ты вчера вечером растянулась, как львица, устремив на меня затуманенный взор. Но я вспомнил, что я грузин, и призвал на помощь того мудреца, который завещал: «От женщины будь подальше, иначе ты ей уступишь».
Париж, 20 апреля.
Сегодня с утра чудесное настроение. Утро — совсем как у нас. Ни малейшего ветерка, ни одной тучки, грозящей дождем. Гуляя на площади Консерватории, встретил нашего старика почтальона мосье Гренара.
Он направлялся к моей квартире. Мосье Гренар еле тащит кожаную сумку. Он скоро уйдет на пенсию и не будет больше носить мне письма от матери.
— Вам письмо, мосье Эмхвари, — говорит он и долго роется в сумке костлявой рукой.
Я не выдерживаю:
— С Кавказа, мосье Гренар?
— Нет, мосье.
И протягивает мне открытку.
Всего несколько строк:
«Милый, ты спрашиваешь, что привезти для меня из Парижа? Не надо ничего. Довези лишь ту горсточку волосков, которые еще остались в твоей шевелюре.
Анна-Мария Фестнер».
Ну и чертовка эта Анна-Мария!
А ведь правильно подмечено: в Париже я совсем облысел. Только зубы и уцелели. Вся продукция здешней кулинарии и химии не смогла сокрушить мои абхазские зубы.
Париж, 21 апреля.
Сегодня, как и ежедневно, я просмотрел 14 газет. Спорт, дерби, политика, самоубийства, Ллойд-Джордж вещает, как пифия, Гинденбург грозится, Лига наций проповедует, и весь мир бряцает оружием.
Писатели-пацифисты поют аллилуйю. (Лаять на войну стало ремеслом пацифистов.)
У Франции, оказывается, десять тысяч самолетов, Япония спустила на воду еще один дредноут, какой-то немецкий химик изобрел газ, которым можно удушить большие города.
Приятная история, нечего сказать! Весьма приятная! В Месопотамии опять появилась саранча. (Следовало бы изобрести газ для уничтожения саранчи, иначе как бы жених Элен Ронсер не умер с голоду в Месопотамии. Ведь если саранча сожрет все злаки, не сможет же мосье Ришпен питаться стерлингами?)
Сегодня вечером в цирке выступает индийский факир. Будет босой танцевать на лезвиях сабель. Надо непременно пойти посмотреть.
