Я ему предложила денег с собой — он надо мной посмеялся. «Что вы! — говорит. — Куда мне их! Чем я не доволен?» Так и не взял… Он даже мне сообщил, что в недалеком будущем он будет присылать вам деньги по аттестату. Так что прошу вас о нем не беспокоиться. Он очень хороший человек. Ему будет неплохо, конечно. Тяжело вам — вы столько времени его не видели. Я вам сочувствую. Но что же сделаешь! Так сложилось. Виноват проклятый Гитлер. У меня он отнял двоих детей, двоих таких же молодцов, как ваш Володя. Что же сделаешь! Когда-нибудь захлебнется проклятый кровопивец. Так что не горюйте. Скоро Володя пришлет о себе десточку…»
Но весточки о себе Володя так и не прислал. Шли военные годы. Отец и мать терялись в догадках. В ответ на их запросы Астраханский областной военный комиссариат ответил весной 1944 года: «В числе призванных и отправленных в Красную Армию по Астраханской области не значится». Ведь Володя пошел в партизанскую школу. В 1956 году отдел по персональному учету потерь сержантов и солдат Советской Армии Министерства обороны СССР писал: «Сообщаю, что гражданин Анастасиади Владимир Фемистоклович в числе погибших, умерших от ран и пропавших без вести сержантов и солдат Советской Армии не значится. Производить его розыск как военнослужащего без указания воинского адреса не представляется возможным».
Может быть, злая военная судьбина занесла Володю на запад, в лагерь для перемещенных лиц?
«Владимир Анастасиади, — отвечал Международный Красный Крест, — среди перемещенных лиц не числится…»
Спустя двадцать лет уже седыми стариками-пенсионерами узнали отец и мать Володи о том, что сын их пал смертью героя и встал в один ряд с Зоей Космодемьянской и молодогвардейцами Краснодона.
Когда 17-го ноября Володя Анастасиади покинул Астрахань, чтобы уйти на боевое задание, Астрахань не заметила его ухода. Но вот спустя двадцать лет та самая астраханская «Волга», в которой Володя читал рассказ Лидова о Зое Космодемьянской, рассказывала всему городу, всей области о своем приемном сыне, о Володе Анастасиади, герое, погибшем в семнадцать лет.
Прошло несколько дней, и кто-то позвонил в редакцию «Волги»: «Если хотите узнать подробности о Володе Анастасиади, то свяжитесь с Выборновой Ольгой Петровной, она живет на Трусово, улица Манина, 15».
Корреспондент «Волги» А. Кравец в тот же вечер встретился с Ольгой Петровной и ее дочерью Анной Федоровной. Да, обе они хорошо помнили этого чудесного парня — Володю. Ольга Петровна любила его как сына… Теперь она считает, что потеряла не двух, а трех сыновей на войне.
В отделе кадров завода имени Карла Маркса нашли его учетную карточку, автобиографию, личный листок по учету кадров и выписку из приказа о зачислении Владимира Анастасиади учеником токаря.
Из военкомата сообщили: в архиве имеется заявление Владимира Анастасиади с просьбой направить его на фронт. Военкомат «не счел возможным из-за молодости призвать Анастасиади в армию».
Астрахань считает Володю Анастасиади своим почетным астраханцем. «Так этот 17-летний партизан и разведчик, — писал в «Волге» А. Кравец, — породнился с нашей Астраханью: здесь он в трудную пору жизни нашел верных друзей, здесь работал на заводе, учился в спецшколе, вступил в комсомол, отсюда добровольцем ушел в партизаны. И погиб в одном бою вместе со своими новыми земляками-астраханцами».
Отец лучшего друга Володи Анастасиади — Коли Хаврошина умер, не узнав о судьбе сына. В Астрахани живет сейчас Зинаида Федоровна, Колина сестра. Она работает там же, где работал отец — в порту, в ремонтных мастерских имени Артема. Ей было пятнадцать лет, когда Коля ушел с завода имени Ленина и поступил в спецшколу. В областном партийном архиве установили, что в 1942 году Астраханский горком ВЛКСМ выдал Николаю Хаврошину комсомольский билет № 14010920. А в паспортном отделе Трусовского отделения милиции нашли фотографию, которую он представил в августе 1941 года при получении паспорта. В профтехучилище № 3 еще работает старый мастер Михаил Иванович Олесов, который помнит ремесленника Хаврошина: «Как же, как же! Из группы судовых машинистов! Шустрый был паренек, веселый и очень упорный в работе и учебе! Ни за что эвакуироваться с училищем не хотел. Хороший бы из него машинист вышел!
Журналист Ю. Гриднев опубликовал в газете «Комсомолец Каспия» статью, в которой он сообщает, что Коля Кулькин, бывший столяр сталинградского завода, родился и учился, как и Валя Заикина, в Ахтубинске (Владимировке). Однако, как отмечала «Волга», «документов о том, что это тот самый Кулькин, который был в группе № 66, пока найти не удалось».
О Зое Печенкиной, о ее довоенной жизни мне рассказала в своих письмах ее старшая сестра — Анна Ефимовна Попова, которую я отыскал на родине Зои в Мальчевском районе Ростовской области. «О гибели Зои, — писала Анна Ефимовна, — нам ничего не было известно. Извещения мать не получала, а когда окончилась война, мы написали в Министерство обороны в Москву, и нам прислали справку, что Печенкина Зоя Ефимовна пропала без вести…»
Долго не удавалось мне связаться с родными Коли Лунгора. Писарь перепутал не только фамилию Коли, но и адрес. Наконец, уже в 1965 году, я вступил в переписку с отцом Коли — Семеном Евстафьевичем. «Коля родился 10 января 1923 года в городе Верхнее Лисичанского района Луганской области, — писал мне его отец. — Я в то время работал на шахте ОГПУ». Мать Коли, Ксения Леонидовна, до конца войны работала на шахте. «Имею еще двоих сыновей — Сергея и Петра, — писал мне отец Коли. — Коля отличался от своих сверстников ростом и силой. Когда, накинув на плечи пальто, выходил на улицу, то все говорили: «Кармалюк идет». Он увлекался лыжами, занимался борьбой, гонял мяч. В пятнадцать лет поступил на завод «Донсода». В 1941 году он эвакуировался с заводом на Урал, на Березниковский содовый завод. С Урала я получил первое и последнее письмо, где он писал, что окончил школу снайперов и уходит на фронт. Больше никаких вестей о его судьбе я не получал. И дальнейшие мои розыски не увенчались успехом…»
Поиск родных и друзей героев группы «Максим» шел все более широким фронтом. Из колхоза имени Ленина Грачевского сельсовета Мордовского района Тамбовской области пришло письмо от Елены Никитичны Павловой — сестры Павла Васильева. Елена Никитична приезжала ко мне в Москву, привезла единственную уцелевшую фотокарточку и довоенное письмо Павла. «После ранения на фронте, — рассказывала мне она, — Паша полгода лечился в астраханском госпитале. Он писал нам очень коротко, что стал совсем здоров, прошел военную переподготовку и направляется в воинскую часть. И все. После этого от него мы никаких известий не получали. Наша мама жива, ей сейчас около восьмидесяти…»
Так день за днем, месяц за месяцем, на протяжении четырех лет по отдельным штрихам, по письмам и полустертым воспоминаниям восстанавливались вырванные из небытия, отвоеванные у забвения образы пятнадцати героев, чью тайну хранила так много лет немая бескрайняя степь.
Мне еще не удалось найти родных и друзей комиссара Василия Максимовича Быковского, Владимира Яковлевича Солдатова, волгоградцев Степана Михайловича Киселева, Николая Степановича Кулькина и Ивана Дмитриевича Сидорова, Нонны Ники-форовны Шарыгиной из Орджоникидзевского края, друзей сироты-детдомовца Владимира Владимировича Владимирова.
Весной 1965 года я поехал в Сухуми, чтобы на месте попытаться найти людей, знавших Леонида Матвеевича Черняховского. В поиск включились товарищи из Абхазского обкома партии и местные краеведы.
Напрасно искали мы документы о Черняховском в партийных и комсомольских архивах, напрасно искали через адресный стол мать героя Нину Георгиевну. Только полковнику Чигиришвили, военкому, удалось установить, что Черняховский был призван в армию в грозовом сорок первом из деревни Анастасьевка Сухумского района.
Но жив человек, знавший и Черняховского, и Максимыча, и всех членов группы «Максим». Это он в тот тревожный осенний день последним пожал им на прощание руки в астраханском порту. Для них он был и воинским командиром, и представителем партии, и старшим товарищем.
В октябре 1963 года, через два с лишним года после начала поиска, отыскался бывший начальник спецшколы Центрального штаба партизанского движения Алексей Михайлович Добросердов. У него сохранились списки всех групп и отрядов партизан, проходивших подготовку в астраханской спецшколе, в том числе и группы Черняховского. Мы установили, что по вине писаря спецшколы Клепов в списке стал Крупновым, Лунгор — Лунчаром и, конечно, Анастасиади — Анастасьевым. От Добросердова я узнал многое — как шла подготовка курсантов в спецшколе, как, где и когда переходила группа № 66 «Максим» линию фронта. «Район действия отряда Черняховского, — писал мне Добросердов, — был задан тот, который Вы пишете, — Пролетарская — Куберле. До 1 декабря у нас была радиосвязь, потом не стало. Точных данных о боевых действиях отряда мы так и не могли узнать. Правильно Вы пишете: «Советские люди не знали об этом подвиге своих сыновей и дочерей. Свидетелями его были только палачи…»
