Повзрослев, Станислав многое переоценил.
До сих пор ему везло на хороших людей. Марина Фабрициева, Тамара Акимовна, Вадим Кирьянович Рожков, Оля и Венька Барабановы, Елизавета Ивановна, тамбовский милиционер, старшина Соколов, Дильдор Аскаровна, Людмила Обухова… Пусть кто-нибудь посмеет отрицать, что Людмила Обухова не обладает всеми теми качествами, которые так нравятся Станиславу в людях! Людмила навсегда останется для Станислава Вахтомина хорошим человеком, хоть он так до конца и не понял и теперь уже никогда не поймет, видимо, какие по-настоящему серьезные мысли бродят в ее голове, обрамленной волнистыми локонами цвета жженого кирпича…
Ничего страшного не произошло. Трагедии не получилось. И если Людмила действительно счастлива с этим самым Костей, то пусть она будет счастлива.
Ему хотелось плакать от всех своих благородных мыслей. Вздохнув, Станислав сел в постели, установил на коленях кастрюльку и начал есть плов, а вернее, глотать рис не разжевывая, с наслаждением вдыхая в себя аппетитный запах плова.
Почти месяц пролежал Станислав в больнице. За это время у него в палате побывали снова Людмила, Дильдор Аскаровна и… следователь городской прокуратуры. Людмила снова плакала и просила Станислава не сердиться на нее; Дильдор Аскаровна сокрушалась о том, что «Люда опять живет с плохим хулиганом, а хороший человек Станислав остался без жены». Вениамин в одном из писем советовал другу забыть о том, что было у него с Людмилой и делать вид, как будто ничего и не было. «Помнишь, мы мыли полы в вашей квартире? Я тогда сказал себе: „Все понятно!“ Уже тогда я понял, что ваш брак приказал долго жить… Ну, ничего, в Учкенте я тебе такую красавицу подыщу — ахнешь!» Заодно Венька написал о том, что получил письмо от своей сестры, которое его очень и очень удивило. «Она написала, что будто бы наша мать виновата в том, что она вышла замуж. Тебе что-нибудь понятно?»
«Это Юркина работа», — подумал Станислав.
Станиславу с трудом удалось остаться спокойным, когда Вениамин сообщил ему очередную новость. Но первое мгновение прошло, и Станислав успокоился. Теперь уже ничто ничего не изменит… Тем не менее, Станислав долго размышлял о том, как сложилась бы его теперешняя жизнь, если бы Софья Николаевна не присылала ему никаких писем.
Выписавшись из больницы, Станислав поехал в Учкент.
Дверь квартиры открыла пухленькая румянощекая девушка и вежливо спросила:
— Вам кого?
— Мне? — Станислав растерялся, попятился назад. — Я хотел… наверно, я ошибся домом… — Он оглянулся назад, затем посмотрел в открытую дверь, не узнал квартиры. Спросил: — Это второй этаж?
— Конечно. — Девушка засмеялась. — Вы Станислав Вахтомин?
— Я?.. Да!.
— Заходите. Вы не ошиблись. Я вас сразу узнала. Веня мне сказал, что, если явится человек, который разговаривает вот так, — она скопировала речь Станислава, — то это, сказал Веня, его лучший друг Станислав Вахтомин и что я должна вас пустить. Я вас пускаю, заходите. — Девушка еще шире открыла дверь. — А меня звать Шурочка.
Станислав быстро успокоился. Перед «Шурочкой» можно было не робеть. Ему всегда казалось странным, когда девушка сама называла себя уменьшительно-ласкательным именем.
— Очень приятно, Шурочка, — сказал он и зашел в квартиру. — Я, правда, Станислав — друг Вени. А вы кто?
— А я его жена.
— Как?! — Станислав остановился, словно что-то неожиданно преградило ему путь. — Жена?.. Венька холостой!
— Был. — Шурочка весело засмеялась. — Но вы все равно заходите, не бойтесь!
— Я не боюсь. Захожу. А где сам… хозяин?
— На работе.
— У вас что, и свадьба уже была?
— Нет. Но теперь будет. Веня сказал, что, пока вы не выйдете из больницы, никакой свадьбы!
Не было ничего удивительного в том, что Станислав не узнал квартиру. Спартанского духа, который присутствовал в Венькином жилище, как не бывало. В комнатах появилось немало мебели — диван, стулья, стол; окна были прикрыты красивыми гардинами, на подоконниках расцвели цветы в горшочках… Квартира казалась обжитой, хотя еще месяц тому назад здесь жил холостой и непритязательный человек.
— Хорошо у вас, — сказал Станислав, опускаясь на диван. — Приятно глазу.
— Правда? Вам нравится? Почему вы говорите «у вас»? Ведь и вы здесь живете! — Шурочка произносила эти слова вполне искренне.
— Да-да, — согласился Станислав. — Жил когда-то.
— Живете-живете, — настойчиво повторила девушка. — Веня сказал.
Станиславу все больше нравилась веселая и разговорчивая, простая в обращении Шурочка, хоть он всегда считал, что Вениамин выберет себе такую же серьезную жену, как он сам.
Прежде, чем вернулся вечером Вениамин, Станислав узнал о своем друге много нового. Ему стало известно, например, что Вениамин — секретарь первичной партийной организации (Станислав не помнил, говорил ли ему друг когда-нибудь о том, что вступил в партию); что за хорошую работу на руднике он получил несколько почетных грамот и много раз награждался денежными премиями.
— Хорошенький сюрпризик ты мне преподнес, — сказал другу Станислав, когда тот пришел домой.
— Нравится? — выражение лица у Вениамина оставалось все таким же — равнодушным; и, хоть Станислав не первый год знал своего друга, было странно, что Веня вроде бы даже и не рад случившемуся.
— И когда ты успел завоевать такой большой авторитет?
— Успел вот… Ты считаешь, что время стоит на месте? Время бежит! Смотри, не упусти.
— Это ты мне?
— Кому же.
— Почему ты думаешь, что я должен упустить свое время?
— Я не думаю. Просто так говорится… Ты обиделся, что ли?
— Сейчас заплачу.
— Не плачь. Приходи ко мне на рудник — и дело в шляпе.
— И стану знаменитым. Как ты.
Вениамин пожал плечами, переменил тему разговора.
— Ну как твоя челюсть? Жевать можешь?
— Жевать всегда пожалуйста.
— Тогда сейчас мы попируем… Шурочка!
— Кстати, почему ты мне никогда ничего не говорил?
— Потому что ты никогда не спрашивал.
— О чем бы я стал у тебя спрашивать? О том, с какой девушкой ты гуляешь?
— Само собой.
— Ладно. Когда свадьба?
— Теперь — хоть завтра.
— Но вы расписались?
— Конечно. Как же без этого? Положено…
Станислав задавал вопросы; но думал о другом. Это отвлекало, и минутами он не вслушивался в слова, которые произносил Вениамин. Было ясно: от серьезного разговора сегодня не уйти. Кажется, это хорошо понимал и Вениамин — Станислав не мог не почувствовать легкого напряжения в его голосе. Другу не хватало той свободы в словах и действиях, которая присутствует, когда человек ничем не скован, когда ему нечего скрывать или когда он не ждет подходящего момента для того, чтобы поразить собеседника неприятной для того новостью.
Часов в восемь друзья поужинали, потом смотрели телевизор, а после одиннадцати Шурочка отправилась спать.
— Извините, мальчики, но мне завтра вставать с петухами!..
Наконец друзья остались одни. Помолчали… Чтобы не дать паузе затянуться, Вениамин предложил:
— Тряхнем стариной?
— Как?
— Когда-то мы с тобой здорово резались в шашки.
— Когда-то… — Станислав загрустил, вспомнив те далекие времена. Ведь не мог же он не вспомнить Олю Барабанову, которая тоже любила эту игру. Удивительно складывается жизнь. И часто совсем не так, как хотелось бы. Он снова не у дел. Он решил про себя, что завтра же поедет на ремонтный завод и заберет назад свои документы. Ему поздно переквалифицироваться. — Неси свои шашки, — сказал Станислав.
— Только давай перейдем в кухню, — предложил Вениамин, — а то из спальни все слышно, и мы будем мешать Шурочке.
— Само собой.
И когда они расположились за кухонным столом, когда Станислав сделал первый ход, Вениамин сказал:
— Стас, давай хоть раз в жизни поговорим серьезно!
— Давай, — Станислав наперед знал о том, что хочет сказать ему друг, поэтому был очень спокоен. Он принял решение, и если Вениамин обидится на него за это, ничего страшного не случится. Станислав добавил: — Не люблю серьезные разговоры.
— Ты опять шутишь? — Вениамин пытливо посмотрел другу в глаза. При электрическом освещении лицо друга казалось еще более смуглым, чем было на самом деле. Казалось, что Вениамин сильно загорел, хотя ему незачем было больше загорать.
— Нет-нет, — сказал Станислав. — Я не шучу. Что там, у тебя?
— Я хочу сказать, Стас, что, хоть я и стал семейным человеком, ты должен остаться в этой квар…
— Фу, Веня, какие глупости ты говоришь!
— Постой! Ты можешь меня дослушать?
— Валяй.
— Ты должен остаться в этой квартире до того, как получишь собственную.
— Долго же мне придется жить у вас!
