Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 1)

— Поясни, не пойму тебя.

— А вот что я хочу сказать. Зачем такому

человеку, как Казгирей, поручаться за Жираслана и опекать его, когда Жираслан сам может нести ответ за верховного кадия и опекать его?.. Становись, Жираслан, охранителем Казгирея. Разве не достойно это тебя? Ведь вам не привыкать скакать вместе — и не только в клишбиевский капкан. Тень от тебя будет ложиться на ту же сторону, на какую ложатся тени от наших людей. Наточи свой клинок для защиты такого достойного человека, как верховный кадий. Недруги есть у всех нас. Но запомни при этом, князь: не всегда они там, где ищешь их. Не торопись, Жираслан! Астемир воскликнул:

— Видит аллах, Эльдар говорит дело. Сам дед Баляцо сказал бы «ага».

Казгирей помалкивал, что-то соображая.

Соображал и Жираслан, и видно было, что быстрый, привычный к действию человек уже что-то про себя решил. В самом деле, предложение Эльдара пришлось Жираслану по душе.

Это внесло оживление. За столом сразу стало весело. Все ждали ответа.

Жираслан хитроумно заметил:

— Плохим будет охранитель столь высоко го человека, как Казгирей Матханов, если не проявит перед охраняемым своей готовности на любую жертву. Однако, Казгирей, позволь не нарушать обычая, освященного нашими дедами.

С этими словами он ловко вырвал бараний глаз и, держа его двумя пальцами, как величайшую драгоценность, торжественно протянул Казгирею. Все втайне ждали этого момента и этого жеста тамады. Жираслан не обманул ожиданий: глаз подносился самому почтенному и желанному гостю. Подношение следовало понимать и как ответ на предложение Эльдара. Теперь слово оставалось за Казгиреем, и Казгирей встал.

— Нет бога, кроме бога, — негромко начал верховный кадий, — слабы мои силы для того, чтобы достойно благодарить аллаха за его милости ко мне… И вот еще одна милость! Мог ли я желать глаза более точного, руки более верной рядом с собою?.. Жираслан! Будем вместе открыто служить заповедям наших отцов. Я рад чувствовать твое плечо у своего плеча. Особенно в такое время. Эльдар призывает к обдуманности. Это хорошо. Это тем более кстати, что я начинаю замечать неприязнь Эльдара к недавним друзьям. Обоснованно ли это? Разумно ли? Но в одном он прав: ислам призывает к верности властям, ибо всякая власть от бога… Я не хочу той войны, которую объявляет мне Инал. Зачем? И собаку можно лаской повести на водопой. И я не хочу видеть недругов там, где вижу общее дело. Инал не мстил мне и Нашхо за кровь своего отца. Это так! Но он сделал еще хуже: он предал проклятию мо его брата за то, что брат хотел умереть правоверным… Революция научила его хорошим делам, но она же отучила его от многих других хороших дел. Революция — это свобода и справедливость, шариат — это тоже справедливость и свобода. Напрасно Инал замахивается на шариат, на эту совесть нашего народа… А Давлет и другие темные дельцы — это накипь, которую сбрасывают ложкой. Не им держать знамя народа. И я верю, Жираслан, что в твоих руках оно удержится лучше… Начнем! Да не оставит нас аллах! Кто за народ, тот за шариат, кто за шариат, тот за народ. Завтра это поймут все те, кто еще не понял этого сегодня.

Думасара внесла новые блюда. После речи Казгирея многие готовились высказать то, что было у них на душе. Только Василий Петрович поднялся и, по русскому обычаю раскланявшись перед хозяином, собрался ехать: в больнице его ждут больные.

Его не могло остановить даже красноречие Жираслана. Доктор разыскал шляпу и уже прощался с Думасарой.

— Спасибо, спасибо, друзья, — приговаривал он.

Поднялся и Казгирей.

— Как отпустить Василия Петровича одно го? — убедительно заметил он, и после этого Жираслан перестал удерживать доктора.

Что верно, то верно, — отпустить доктора среди ночи было опасно.

— Сегодня мой славный охранитель остается только тамадой, без охраняемого, — пошутил Казгирей, задерживая Жираслана жестом руки. — Оставайтесь все, со мной поедет толь ко Жемал. Отпустишь его, Эльдар? — не без лукавства спросил Казгирей. — Если ты не со всем вычеркнул меня… из своих списков.

— Как и откуда я могу тебя вычеркнуть? Из каких списков?

— Есть разные списки. Жираслана включай в списки своих людей. Пускай его глаза осматривают путь уже во время нашей ближайшей поездки, а заодно присматривают за мной. Так я говорю, князь Жираслан?

— Верховный кадий Казгирей Матханов, насколько я знаю, либо молчит, либо говорит истину, — отвечал Жираслан.

— Да не оставит нас аллах! Вы готовы, Василий Петрович?

И вот застучали колеса докторской двуколки, тревожно заржали кони. Время приближалось к рассвету. Было темно, только высоко в ночном небе блестело несколько звездочек. По-осеннему шумел сад вокруг дома.

А за столом некоторые гости уже похрапывали.

Притихнув, Жираслан думал о предложении Эльдара. Он понимал, что бьет час решительного выбора, крутой перемены в судьбе. Все, казалось ему, склоняет честно принять предложение Эльдара и честно исполнить этот новый

долг. Или, может быть, опять идти на большую дорогу? Но и там его место уже занято другим. Возвращаться в банду, это значит прежде всего начинать дележ шкуры с новым «шахом» бандитов — Кагермазовым.

Вдруг послышался осторожный стук в окно.

Жираслан насторожился, насторожился и Эльдар.

Стук повторился, Жираслан узнал условный сигнал прежних своих сообщников.

— Стучат к тебе, Жираслан, — жестко сказал Эльдар и положил руку на кобуру.

— Это стучит Нафисат, жена мельника, — успокоительно проговорил Жираслан и встал из-за стола. — Я посылал ее за барашком. Слышишь, мельник? Нафисат вернулась — пойдем. Прошу разрешения у дорогих гостей.

Стучала и в самом деле Нафисат, вернувшаяся с барашком. Гости успокоились.

Но когда Жираслан с Адамом вышли за порог, Нафисат испуганно сообщила им, что ее только что остановили люди, которые велят позвать князя, — они ждут в саду.

— Режьте барашка сами, — распорядился Жираслан, — да ты, Адам, поскорее возвращайся к гостям, — и быстро направился в сад.

В предрассветной тьме сада он не сразу увидел фигуру, прижавшуюся к стене, в бурке с башлыком на голове. Не снимая руки с кинжала, Жираслан шагнул вперед.

— Кто здесь? — вполголоса спросил он. — Будь гостем, если ты друг.

— Приятно слышать, — прозвучал голос из-под бурки, — что Жираслан не боится гостей. Нет, меня ты не впустишь в свою компанию, — и человек захихикал.

По этому хихиканью Жираслан сразу узнал, кто перед ним. Незнакомец развязал башлык, и Жираслан убедился, что перед ним некто иной, как Залим-Джери Аральпов.

— Залим-Джери! Ты жив?

— Если твой старый дом еще не фамильный склеп, то я жив, князь Жираслан… Да и в склепах бывают не только мертвые. Это ты знаешь. Времени мало, князь, тебя ждут гости.

— Жалею, что не могу посадить и тебя за мой стол. Но я слушаю. Отойдем.

Теперь Жираслан хорошо видел собеседника. У Аральпова отросла борода, он то хватался за рукоять кинжала, то потирал руками подбородок. На бедре болтался маузер, на поясе висел наган.

— Ты не ждал меня, Жираслан. Нужно сказать, что тебя тоже больше не ждали, не чаяли видеть… Сколько заплатил?

— О чем ты говоришь?

— Сколько храбрых голов наших людей выдал за свою голову? Кто поверит, что тебя отпустили за листовку, которую ты подписал? Кинжал вонзил ты нам в спину, вот что! Отряд

«Кровь за глаз» распался. Терцы ушли в Ингушетию. «Семья пророка» хочет пробраться в Турцию. Многие идут к Кагермазову, а еще больше больных по лесам и пещерам… Гибнем… Нужно большое дело, чтобы поднять бодрость у наших людей. И вот не сегодня-завтра это начнется. Большое дело! В ущельях, горах! Меня направили к тебе, Жираслан, наши люди. Они все забудут и простят тебе — иди и становись на свое место…

Залим-Джери говорил, не спуская взгляда с рук Жираслана, игравших кинжалом.

— Или ты опять будешь писать листовки, пировать с большевиками? Пусть сидит с ними Казгирей, верховный кадий не должен бродить по пещерам… Но ты… ты уже не абрек-паша? Не Жираслан? Если нет, то помни: Эльдар узнает, кто велел мне стрелять на свадьбе…

— Замолкни! — повелительно шепнул Жираслан. — Ты, жалкий трус, стрелявший в невинную девушку! Разве я велел стрелять в нее, а не в жениха? Не выдержали нервы? Струсил? Эльдару ты не скажешь ничего нового, и не Эльдар будет считаться со мной, а я еще посчитаюсь с тобой. И не пробуй разговаривать со мной таким тоном в моем же доме.

— И ты не кричи на меня. «В моем доме»! Э! Какой же это теперь твой дом? Я говорю то, что мне поручили сказать: убей Инала Маремканова. Несчастный случай в дороге — и все. Мы слышали, что тебе собираются предложить охрану Казгирея, а ведь можно стрелять в Инала для самозащиты. Они с Казгиреем кровники… Убьешь — забудем все, а нет — как хочешь, Жираслан, все равно не засидишься за большевистским столом… — Аральпов опять начал входить в раж. — Кто у тебя поручитель? Казгирей? А кто повинен в смерти его отца, Кургоко? Почему Кургоко не мог ускакать на своем лихом коне? Кто увел у него коня как раз в ту ночь, когда старик узнал, что его хотят взять заложником, и бросился к коню… А? Что? Не трогай кинжал, не один я, знаю все это… Не отвертеться тебе, Жираслан! Тут в саду есть еще наши люди, я не один — и, как бы для подтверждения своих слов, Залим-Джери чуть слышно свистнул, и в ответ послышался такой же свист.