Карапетянц же, не разделяя этого восторга, договорил совершенно серьезно:
— А когда кто-то завизжал в другой кабине, Витя хотел открыть дверцу и, понимаешь, спасать!
— Вот уж не так… Зачем ты преувеличиваешь как-то… — сконфузился Зимин. — Ну, до свидания, мы должны идти, Ким. Нам надо. — И необъяснимо почему обратился к Вале по всей форме: — Разрешите идти?
— Конечно.
Они так же мгновенно исчезли в толпе, как и появились, и Валя сказала улыбаясь:
— Какие славные ребята! Это самые младшие?
— Самые младшие.
Слева, на площадке аттракционов, колыхалась под фонарями толпа; возле нее шныряющими стайками бегали мальчишки, лезли на деревья, на спины людей, стараясь через их головы увидеть все, что делалось за барьером; соединенный хохот и гул голосов волной проходил по сгрудившейся толпе и замирал; иногда в короткой тишине слышались вопросы:
— Промазал? Промазал?
— Что здесь происходит? — спросил Алексей какого-то бедового вида остроносого мальчишку в кепке с пуговкой.
— Соревнование снайперов, товарищ военный! Гляньте-ка!
— Давай посмотрим, — предложила Валя. — Это интересно.
Они протиснулись сквозь толпу к перилам, потом услышали один за другим сухие и звонкие щелчки, увидели холодную глубину тира, освещенную электрическими лампочками; сразу чуть-чуть запахло порохом и мокрыми опилками. Оказывается, стреляли двое военных; один из них, судя по эмблеме на погонах, курсант автомобильного училища, с неподвижным, равнодушным лицом, белобровый, весь как бы непроницаемый, стоял перед барьером, опершись на духовое ружье, в уголке тонкого рта зажата потухшая папироса; новенькая фуражка была сдвинута на затылок; другой — лежа грудью на барьере, со старанием целился, долго устраивая локоть, шинель неуклюже коробилась на широкой его спине.
Раздался выстрел. Пулька щелкнула в глубине тира.
По толпе наблюдателей опять прокатился шум, хохоток, вокруг на разные голоса неистово закричали мальчишки:
— Мазила! В белый свет как в копейку! Куда стреляет?
— Пушку ему дайте, он из пушки трахнет!
Довольно пожилой, усатый, кряжистый человек в солдатской шинели без погон и без ремня слегка толкнул плечом Алексея, выговорил с азартом и огорчением:
— Что ж это, а? Шестой раз мажет! Ишь новую моду взял! Из вашего училища, должно?
— Да, артиллерист, Алеша, смотри, — сказала Валя. — Ты его знаешь?
Стрелявший положил ружье, потирая пальцем переносицу, полуобернулся к зрителям, и Алексей, к своему удивлению, узнал Полукарова — тот, как будто не видя толпы позади барьера, не слыша криков мальчишек, все потирал на переносице след от очков, не выказывая никакой заботы. «Что его занесло сюда?» — подумал Алексей сначала недовольно, но тут же при виде заведующего тиром не мог сдержаться и рассмеялся. Заведующий тиром, круглый, лысый, как бильярдный шар, театрально разведя руками перед Полукаровым, подкатился на коротких ножках к автомобилисту, услужливо и с особой ловкостью зарядил ружье и послал в глубину тира воздушный поцелуй.
— Прошу снайперский выстрелик!
В ответ автомобилист промычал невнятное, пожевывая папиросу, вроде бы совсем неохотно уперся локтями в барьер — и мгновенно выстрелил. Дальняя фигурка медведя кувыркнулась среди мишеней. Зрители загудели:
— Враз поддел, глаз вострый! Главную мишень колупнул!
— Вот этот… по-нашему! — одобрительно крякнув, заявил усатый человек. — Эх, артиллерист! Бе-еда. Стрелок с тыловой кухни!
— Ты знаешь этого артиллериста? — повторила Валя. — Ты почему смеялся, Алеша? Он кто?
— Очень хорошо знаю, — ответил Алексей, затем стиснул ей руку, и она заметила: лицо его чуть-чуть изменилось. — Валюта, подожди минуту. Я сейчас, — сказал он и с тем же выражением лица подлез под перила, приблизился к самому барьеру, встреченный неудовольствием заведующего тиром:
— Товарищ дорогой артиллерист, тут соблюдать порядок надобно, прошу вас культурно!..
— Мы вместе, — сказал Алексей. — Все будет как надо.
Была очередь Полукарова, и он уже навалился грудью на барьер, приготавливаясь стрелять, но, отвлеченный административным замечанием заведующего тиром, повернул большую свою голову, близоруко щурясь, проговорил:
— Дмитриев? Ты чего? Откуда ты?
— Дай, Женя, я достреляю твои патроны, устал ждать свою очередь, — вполголоса сказал Алексей. — Это таким образом можно сделать? — обратился он к заведующему тиром. — Надеюсь, это не нарушит культурного обслуживания?
— Это ваше личное дело, за патроны заплачено…
Заведующий с приятностью в лице пожал округлыми плечами; автомобилист же смерил Алексея заинтересованно-оценивающим взглядом, выплюнул изжеванную папиросу, одним щелчком мизинца сдвинул фуражку на затылок, теперь она держалась на его голове лишь чудом, но спросил довольно-таки безразлично:
— Свежие артиллерийские силы? Или хочешь закрыть грудью амбразуру?
— Попробую. — Алексей отстранил Полукарова, взял ружье, оглядел мишени. — В какие фигуры можно стрелять?
— На выбор хочешь? — по-прежнему без эмоций удивился автомобилист. — Давай. В трубу крейсера. В бегущего волка… В крутящуюся мельницу. Даю пять форы… Начинай!
— Форы не нужно, — ответил Алексей и, наслаждаясь этим моментом предвкушения, сам зарядил два ружья. — Начнем, — быстро проговорил он и, тщательно прицелясь, стоя выстрелил. — Раз, — сказал Алексей. — Считай, автомобилист…
— Ай-яй-яй! — ответил вместо автомобилиста заведующий тиром.
Труба крейсера упала. Алексей тотчас поднял другое ружье — и после второго звонкого щелчка в глубине тира вращающиеся крылья мельницы скрипнули и остановились. За спиной было тихо — ни шепота, ни возгласа одобрения. Автомобилист, по-гусиному вытянув шею в сторону мишеней, резким жестом надвинул козырек фуражки на брови, но, сдержавшись, протянул с ленцой в голосе:
— От сотрясений валятся. Хите-ер!
— Правильно, кто-то из артиллеристов тир качает, — согласился Алексей. — Сколько еще осталось несбитых фигур? Две? Полукаров, дай мне два патрона.
— Ай-яй-яй, два патрона?
Заведующий тиром с услужливой торопливостью высыпал перед ним кучку патронов, и Алексей, испытывая прежнее удовольствие от своей веселой уверенности, опять зарядил два ружья. Затем, поочередно поднимая их, выстрелил по оставшимся мишеням. Дважды щелкнули пульки будто по возникшей недоверчивой тишине, и тут первыми разом засвистели, заорали, как на стадионе, мальчишки, задвигались в толпе, когда он, положив на барьер ружье, спросил автомобилиста:
— Теперь все?
— Тама! Точно! Ни одной мишени! — подтвердило несколько голосов.
Уже полностью удовлетворенный, Алексей перепрыгнул через перила; и Валя, поджидая его возле тира, с изумлением увидела, как мальчишки закипевшим водоворотом закрутились перед ним, дружно крича: «Как фамилия? Как фамилия? Вы снайпер?» — тогда он сказал им что-то; один из них, бедового вида, в кепке с пуговкой, ответил «Есть!» — и водоворот этот двинулся по аллее в сторону набережной.
— Ты хвастунишка! — улыбаясь, заговорила Валя. — Ты же испортил жизнь автомобилисту, видишь, он куда-то исчез. Он умрет от огорчения… Придет в училище, ляжет на кровать и умрет от горестных воспоминаний. Ой, не могу!
Она так засмеялась, что слезы выступили на ресницах.
— Как он надвинул козырек на глаза! Словно его кто-то по затылку ударил!
В это время к ним подошел Полукаров; хмурый, взъерошенный, виновато щурясь, он хотел что-то сказать Алексею, но не сказал и стал раскланиваться с подчеркнутой воспитанностью, стесненный, видимо, присутствием Вали.
— Ладно, Женя, прости, что я тебе помешал, но, кажется, все в порядке, — проговорил Алексей.
— Он так плохо стреляет? — разочарованно спросила Валя, когда они пошли по аллее, не выбирая заранее направления.
— Он близорук. Стеснялся надеть очки, наверно.
Валя сказала тихо, взяв его под руку:
— А каков ты, хвастун, а? Правда, ты сумел расположить сердца зрителей к себе. Я все видела.
Он ответил полушутливо:
— Я этого и хотел. Пусть знают, как стреляют артиллеристы. Это все-таки марка фирмы.
— На войне тоже была эта марка фирмы?
— Да. Только на войне далеко до хвастовства. Там было дело. Нет, не дело, а страшная работа.
Над деревьями небо фиолетово вспыхнуло, раскололось фейерверком; они оба посмотрели туда, и Алексей, проследив за дымными нитями впереди, после короткого молчания заговорил снова:
— Странно самому — даже вот эти ракеты напоминают ночь на передовой, хотя я совершенно ясно знаю, что войны нет, что я с тобой в парке и все отлично… А насчет стрельбы ты не думай, что я стреляю особенно. Правда, до артиллерии я случайно месяц пробыл в снайперской, но снайпера из меня не получилось. Кстати, мой друг Толя Дроздов за тридцать шагов попадает из пистолета в гривенник… Без всякой снайперской школы. Прекрасно стрелял Борис из автомата. У него очень точный глаз.
