— Даг, ты скоро? — сунув голову в дверь, спросил Мартынь.
— Сейчас, оденусь только.
Увидев тетю, Тутер подошел и сел с ней рядом. Дагния со своей одеждой выскочила в соседнюю комнату.
— Помру тут одна, никто и не узнает. Пока найдут, крысы нос обгрызут, как вон Петеру Лациту, — с тоской проговорила старая женщина.
— Приедет Олита, привезет бальзам, и будешь жить сто лет.
— Нет, где уж, — покачала головой Мирта.
— И мы тебя не бросим. Только с автобусами морока… Все время на дорогу уходит. Вот если бы на меня доверенность оформить, тогда на машине можно было бы каждую неделю подкатывать. Все равно ведь ты одна никуда не ездишь.
— Виктор обещал на базар с яблоками свозить.
— Обещанного три года ждут.
— Хоть бы и так, только Серку из дома не выпущу. Не могу я. А в Ригу и подавно. Опасно там.
— Ну конечно! Лучше в Гулбене! К бывшей да сплывшей невестке! — Тупое упрямство тетки взбесило Тутера.
— Что вы с Дагнией на них кидаетесь как скаженные? Чем уж они вам так насолили?
В дверях показался Угис.
— Теть, можно яблок с собой взять?
— Собирай, собирай, все равно корове скормить придется. Только зелены еще.
— Ничего, белый налив уже вкусный.
— Ты, детка, в дорогу ничего получше-то не наденешь? — не удержалась от вопроса Мирта, увидев парня в тех же линялых бумажных штанах.
— Нет, и так хорошо, — буркнул он и хлопнул дверью.
— Совсем вы дите не одеваете, — упрекнула тетя. — Неужто на его долю не хватает, оба ведь получаете.
— Сейчас мода такая. — Мартынь встал. — Пойду попробую, заводится ли еще эта таратайка.
— В последнюю минуту! — Мирта так и всплеснула руками. — И что за человек, неужто вчера нельзя было моциклет спробовать! А еще хочет, чтобы лимузин ему доверили! Нет уж, Серку из глаз выпускать не годится, хучь ты, племянник, обижайся, хоть нет.
V
Она встала с кровати и, как была, в одной рубашке, подошла к окну. Подумать только, ночью выпал снег! Вот почему в комнате светлее стало. Ни разу, ни разу в свой день рождения Мирта не видела снега.
На липе еще листьев полно, они удержали снег, поэтому стол и скамья под деревом темные. Да и тот, что / выпал, уже тает, холода-то нет. И все-таки снег был, хотя октябрь еще до середины не добрался. Крыши белые, двор будто простыней покрыт, утыканной зелеными иголками: трава торчит из-под снега. Такой не улежит. Плохой знак, плохой — быть зиме непостоянной. В метель ветер будет дом насквозь продувать, к оттепели — кости ныть. А там кто знает, не пришлось бы с белым светом проститься: когда первый снег выпадает ночью, больше старые люди мрут. Дешево, дешево Мартыню дом с лимузином достанется: за один укос, ну, еще полкрыши присчитать можно да яму эту, под погреб. Лучше бы и не рыли ее вовсе, сейчас наполовину водой залита, были бы гуси, хоть пускай, как в пруд.
Мирта всплакнула. В прошлом году на день рождения были розы, и пирог нашла на скамеечке. Сегодня никто через двор не проходил — видно было бы. Опять одинешенька, всеми забытая. Мирта продрогла. Нет, нарочно губить себя нельзя, надо одеваться, скотинушка ждет.
Справив все утренние дела, она съела кусок хлеба с салом, накинула на плечи большой платок и села у окна. Непривычно было этак-то бездельничать, прямо чистый грех, да чем ты, старый человек, займешься, если корову выгонять не надо, картошка и овощи убраны. Набрать петли для носка или рукавицы? Так вязать не для кого, к чему и глаза портить.
Так и сидела она, вспоминая времена, когда сама была молодая и сильная, когда подрастали мальчишки. В ушах зазвенели детские голоса. Гедерт и Майгонис хватают первый легкий снег, лепят снежки и кидают друг в друга… Снег прилипает к обувке, где ступишь, там остается черный круг, а ногам делается тяжело, будто поверх ботинок снежные онучи обуты.
Что это? Мирта привстала. Ах, да это ее собственные следы, в хлев и обратно… А вот какая-то фигура все-таки показалась. Идет сюда. Мирта узнала соседку Элгу. Слышала, как она обила снег у порога, без стука открыла дверь на кухню, а у комнаты поцарапалась.
— Входи! — пригласила Мирта.
— Здравствуй, соседушка! Чинно уселась, только поздравления и принимать!
Поставив сумку, Элга вынула сверток и протянула юбилярше:
— С днем рождения тебя! Жаль, нет цветов, прошлой ночью последние снег приморозил. Зато вот в поселке, в столовой, продавали ватрушки, совсем теплые были. Может, не завтракала еще, взгляни-ка!
Она вынула из сумки большой бумажный кулек и положила на стол.
— Ела я, не хочется. А тут что? — Мирта пощупала сверток.
— Разворачивай, увидишь!
На колени старушки скользнул шелк.
— Не успею я всех платков сносить, — вздохнула она. — Помру — назад получишь.
— Опять ты про это…
— В ваши годы люди про жизнь говорят, в мои — про смерть. Кому что.
— На почте мне поздравления передали, чтоб тебе отнесла.
— Поздравления, говоришь? — Мирта оживилась.
Элга протянула конверт и две телеграммы. Старая взяла в руки, принялась рассматривать: на одном бланке была большая желтая роза, на другом — ветка с багряными листьями.
— Прочти, не хочется очки искать.
Сверху оказалась та, что с веткой.
— «Пусть твою жизнь придет…» Ага, в твою, значит… «Пусть твою жизнь придет вся красота осени Рижане».
— А сами не могли приехать! — Мирта поджала губы. Конечно, бумагу послать легче.
— Так не воскресенье ведь.
— Их и в воскресенье не было. Картошку не помогли выкопать, ты сама видела, каково мне было… Без вас не знаю, что бы я и делала.
— Мы не могли не помочь. Сами сажали, самим и выкапывать, и все такое… — улыбнулась Элга.
— А они могли не помочь? Как родных детей приняла, на всем готовом… Наверно, осерчали, что лимузин в Ригу не дала.
— Ну и пускай бы себе ехали, соседушка! Машина, на месте стоя, все равно ржавеет.
— Может, и так, и все-таки непорядок это. Береженая вещь завсегда больше служит. Я к своему лимузину привыкла, будто он живая тварь. Это чужому не понять.
— Ну как же не понять.
— Дагния вот не хочет. Холодное сердце, холодное! Хучь бы подошла когда, спросила, мол, у тебя, тетя, ничего не болит?.. Где уж! Какое ей до этого дело! Вот дылду своего стережет, как малого ребенка: чтоб сыт был да чтоб не надорвался. У Мартыня сердце добрее, а тоже — бросил меня с этой ямой. Я уж и ходить, и глядеть в ту сторону зареклась: недоделанная работа что покойник, не преданный земле.
— Мартынь тут не виноват, скорее уж тот, другой. Обещал, да не приехал.
— Начальство распорядилось не закрывать лавку. План надо было гнать.
— Тогда чего ж на последнее воскресенье месяца толоку назначил? Первый год за прилавком, что ли?
— Виноват, не виноват… Чего теперь толковать. Яма как была, так и осталась…
— Жаль, Дауманту некогда было. Может, весной. Правда, там опять сев. А потом сенокос, за ним уборка… и все такое. Сегодня навоз возит. Каспар один дома остался.
— А Хилда где же?
— Уехала к сестре Дауманта, у той событие: сын родился. Не справиться ей со всеми делами, так что мама там немного поживет.
— Значит, сын у Сподры… А ты боишься Каспара одного оставлять? Не натворил бы чего.
— Как же, боюсь, конечно! А что поделаешь, Агра в школе, мне с утра в правление надо было.
— В другой раз приводи ко мне. Мы тут с ним не заскучаем.
— Неплохо бы. Только он у чужих не привык.
— Ничего, обвыкнет… Ну, читай, вторую-то!
— «Нам тебе приехать время не велит телеграмма пусть твой дом скорей летит Олита Ласма Виктор».
— Чего, чего?
Элга повторила.
— Прямо так и написано? Они что, смеются надо мной? Чего это мне время не велит?
— Наверное, ошибка какая-то, — попыталась успокоить ее соседка. — Постой, постой, «нам тебе приехать…» Нам к тебе приехать! Время не велит! «Телеграмма пусть твой дом скорей летит».
— Как это, «пусть мой дом скорей летит»?! Вот так пожелание, будто злому врагу!
— Нет, нет! Тут что-то не так.
— Уж ты проясни, а то я всю ночь не засну.
Элга рассердилась: тоже писаки, шлют старому человеку какую-то китайскую грамоту, поди тут разберись. Чтобы тетя за гаданием время коротала, что ли? Разве не знают, какие нынче телеграфистки!
Она перечитала телеграмму еще раз и, наконец, воскликнула: «Не дом летит», а «в дом летит!» «Телеграмма пусть в твой дом скорей летит!» Додумалась все-таки! — радовалась Элга.
— Тогда так и пропечатали бы, — сказала тетя, слегка разочарованная, что за всем этим крылся такой простой смысл, даже пожелания толкового не было.
— Небось Виктор посылал. Он у нее какой-то с подпрыгом, уж что есть, то есть, — рассуждала она. — Насулил и солнце, и луну, а хоть бы одну звездочку достал. Олита — другое дело, сердечный человек.
