Дежурная сестра из больницы долго выспрашивала ее, не понимая со сна, что случилось, потом сказала, что сейчас пошлет за врачом и шофером, через часик приедут.
— Он же умирает! — крикнула Глаша, но сестра уже бросила трубку.
Врач Илиади приехал через полчаса.
Глаша стояла на коленях у постели Щербинина и дула ему в лицо.
Старый Илиади отстранил ее, завернул Щербинину веко здорового глаза, пощупал пульс, потрогал левую руку и ногу. И сказал непонятное:
— Инсульт.
Потом сделал укол и добавил со вздохом:
— Паралич левой части тела.
— Он умрет? — прошептала Глаша чуть слышно.
— Не знаю, — сказал Илиади. Подумал, посмотрел на ее большой живот, вздыбивший ночную рубашку, потом добавил: — Выживет. Собирай, повезем в больницу.
— Он умрет? — повторила Глаша громче.
— Не думаю, — сказал он, уже сердясь. — Мы, старики, живучие.
Утром, едва закончилась планерка, в редакцию зашел Межов, которому звонил Колокольцев: подготовлено выступление в газете о почине соседей, надо подписать. Межов удивился. Он не давал согласия на выступление, а если бы и дал, то написал бы статью сам. Колокольцев сказал: вопрос согласован с Балагуровым, ты авторитетный человек, молодой, растущий, а писать ты скоро не напишешь — понимаем, строительство фермы, посевная на носу, не до статей.
Межов зашел в общую редакционную комнату, снял шапку и присел у стола Кима, осматриваясь. Редакция показалась ему неуютной, слишком дымной и тесноватой: звонят телефоны, заходят люди, сосредоточиться невозможно.
— Понравилась? — спросил Ким, подавая ему через стол руку.
— Что? — не понял Межов.
— Да редакция наша. Вон ты как озираешься. Или голова болит после вчерашнего?
Межова покоробило от этой бесцеремонности. Спрашивает так, будто они старые друзья и одни в комнате.
Тут выскочил из своего кабинета Колокольцев и тоже потащил его к макету, над которым ворожил секретарь:
— Смотри, Межов, вот где будет твоя статья — вторую полосу ей откроем, на две колонки, внизу весеннее клише воткнем!
— Неизвестно, — сказал Межов, равнодушно посмотрев на белый лист макета, размеченный колонками. — Статью я не писал, а подписывать чужую не хочется.
— Ерунда, идем. Хорошая статья, Курепчиков написал: вы же вместе ездили. Пойдем, у меня она. Гонорар разделите пополам.
Повел его в кабинет, усадил за стол напротив своего кресла, протянул несколько листков, отпечатанных на машинке. Первый листок начинался его фамилией: «С. Межов, директор совхоза «Хмелевский».
Статья начиналась с изложения обязательств соседней области, потом шел рассказ о производственных возможностях совхоза, делались оптимистические прогнозы на близкое будущее, основанные на вероятности высокого урожая в текущем году, поскольку совхоз выполнил план зимних агромероприятий, кормами животноводство будет обеспечено, и, следовательно, три плана по мясу и молоку выполнить можно. Труженики совхоза полны решимости и т. д.
— Не пойдет, — сказал Межов, возвращая листки Колокольцеву. — Труженики совхоза сейчас заняты подготовкой к севу и строительством утятника, никакой решимости выполнять три плана у них нет. И мыслей таких нет.
— Мы с Балагуровым уже утрясли этот вопрос, — сказал Колокольцев. — Кому же выступать с почином, как не вам? Такой перспективный совхоз, ферму новую строите!
— Стройка отвлекает много сил и внимания, речь идет о новой специализации совхоза, а вы толкаете нас на прежнюю дорожку.
— Не на прежнюю, о соседях весь край говорит!
— Пусть говорит. Я был там, ничего нового для себя не нашел.
— Позволь, позволь, но ведь так тоже нельзя! — растерялся Колокольцев. — Мы согласовали вопрос с райкомом, подготовила этому целый номер, передовая уже набрана, а ты… В передовой я твою статью цитирую! Нам что теперь, переверстывать номер?
— Это уж ваша забота, — сказал Межов, подымаясь и надевая шапку.
— Постой, подожди! — Колокольцев схватил трубку, попросил соединить его с первым секретарем райкома. — Товарищ Балагуров?.. Здравствуйте. Я вот по какому вопросу. У меня тут Межов, статья перепечатана, осталось подписать, а он ни в какую… Да, упирается… Нет, не соглашается… Хорошо, слушаюсь! — Бросил трубку и крикнул в приоткрытую дверь: — Курепчиков! Собирайся в райком. Возьми статью и вместе с Межовым… Вот так, товарищ Межов. Не хотел полюбовно, теперь иди на ковер к первому. Не прогневайся, сам виноват.
По дороге в райком Межов спросил Курепчикова, почему он писал за него эту статью. Он же знал отношение Межова к соседям, не раз говорили тогда об этом и в гостиницах и в поезде.
— Поручили, — сказал Курепчиков.
— Но вы ведь не просто исполнитель, вы творческий работник.
— А что, я плохо написал? Редактор похвалил.
И этот не понимал. Или притворялся, что не понимает.
Балагуров встретил их радушно, вышел из-за стола, пожал обоим руки, похлопал по плечу Курепчикова:
— Читал, читал твою статью, вчера ваш редактор приносил. Молодец! Ты чего не подписываешь, Сергей Николаевич, не согласен?
Межов посмотрел на него с недоумением. Знает же, зачем спрашивать?
Балагуров сел в свое кресло, положил руки на стол:
— Почин серьезный, Сергей Николаевич, мы обязаны его поддержать, обязаны. Понимаете?
— Понимаю, — сказал Межов. — Но поддерживать мы должны делами, а не словами, тем более пустыми. Вы отлично знаете положение нашего совхоза, вы сами помогаете нам в перестройке, в переходе на новую специализацию, и вы же предлагаете нам следовать за соседями. Зачем?
— Одно другому не мешает, чудак! Утки твои уже летом дадут мясо, дополнительное мясо. Так? Нет?
— Не так. Утки дадут, но сколько, пока неизвестно, а свиноводство мы свертываем, к маю начнем сдавать маточное поголовье.
— И прекрасно — дополнительное мясо! Не три, а четыре плана вытянешь, четыре!
Межов вздохнул. Тут было что-то худшее, чем простое непонимание. Тут было легкомыслие. Совхоз, конечно, даст мяса больше, но зачем же везти на мясокомбинат свиноматок, почему не передать их в другое хозяйство, которое занялось бы только свиноводством. Например, в Уютное. Сделать Уютненский колхоз исключительно свиноводческим. Там есть такие условия.
— Подписывай, — сказал Балагуров весело. — Думай не думай, сто рублей не деньги. Чего долго размышлять!
— Размышлять есть о чем, — сказал Межов. — Вчера мы с вами не поговорили, а я хотел рассказать об одном подмосковном совхозе.
— Будто я виноват! Сам же ушел с Щербининым. Кстати, как погуляли, весело было? Я помнил, хотел поздравить, да с этим спором о коллективизации отвлекся, забыл. Ну, так что там за совхоз ты видел, расскажи, расскажи…
А рассказывать уже не хотелось, хотелось сказать, что слишком часто ты отвлекаешься, забываешь свои же дела, свои же слова, снуешь взад-вперед, как стриж.
— Совхоз я видел настоящий, — сказал Межов. — Именно таким должно быть советское хозяйство. А мы произносим слово «совхоз» и не думаем о его смысле.
— Ну, не прибедняйся, твой совхоз не так уж плох, в передовиках идет.
Межов поморщился:
— Передовик, из убытков не вылезает. Вы знаете, сколько в «Белой даче» земли? Сорок гектаров, только сорок! А прибыли он дает около десяти миллионов!
— Не заливай! — Балагуров недоверчиво, но жадно насторожился: он любил новости, равные чудесам. — Это же на каждом метре земли червонец должен расти. Чем они занимаются?
— Земля у них под парниковым хозяйством — овощи выращивают круглый год для Москвы. Но основную прибыль дает свиноводство. Они занимаются только откормом. Берут поросят в Коломенских совхозах и выращивают до сдаточного веса. Одна свинарка обслуживает семьсот голов без особого напряжения. На работу идет как в театр — в выходной одежде…
Межов увлекся, заново переживая восторг от знакомства с фермой «Белой дачи». Да какая там ферма, — завод, а ряды длинных свинарников — цеха по производству мяса! И порядок, чистота идеальные.
Вход на территорию — у санблока. Плакатик: «Вытрите, пожалуйста, ноги». И все старательно вытирают, как у нас в райкоме, не вытрешь — выставят. Санблок просторный, светлый, у входа автомат с газировкой, причем поит бесплатно, дальше — женская душевая, шкафы для прозодежды и обуви, сушилка, затем мужское отделение, точно такое же: теплые кабины, кафель, шкафчики. После работы прозодежду снимет, помоется, переоденется в выходной костюм — и хоть на Красную площадь.
В свинарнике тепло, светло, сухо — внутри протянута нитка паропровода, чтобы создать эту сухость, усилить воздухообмен, — корм подают транспортеры, навоз убирается гидросмывом. Неподалеку от фермы сделаны два искусственных водоема, воду берут оттуда, и там же, в этих прудах, развели рыбу — любитель может побаловаться удочкой зимой и летом.
