– Здравствуйте, – сказала девушка.
Мужик выпрямился, посмотрел на девушку, провел большим пальцем по вспотевшему лбу, кивнул.
– Здорово.
– Скажите, пожалуйста, здесь живет дедушка…
Мужик внимательно и как-то странно посмотрел на девушку. Та замолчала.
– Жил, – сказал мужик. – Вот домовину ему делаю.
Девушка приоткрыла рот.
– Он умер, да?
– Помер. – Мужик опять склонился к доске, шаркнул пару раз рубанком, потом посмотрел на девушку. – А тебе чего надо было?
– Так… я рисовала его.
– А-а. – Мужик резко зашаркал рубанком.
– Скажите, он слепой был? – спросила девушка после долгого молчания.
– Слепой.
– И давно?
– Лет десять уж. А что?
– Так…
Девушка пошла из ограды.
На улице прислонилась к плетню и заплакала. Ей было жалко дедушку. И жалко было, что она никак не сумела рассказать о нем. Но она чувствовала сейчас какой-то более глубокий смысл и тайну человеческой жизни и подвига и, сама об этом не догадываясь, становилась намного взрослей.
– Почему опоздали? – строго спросил профессор.
– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.
– Берите билет. Номер?
– Семнадцать.
– Что там?
– «Слово о полку Игореве» – первый вопрос. Второй…
– Хороший билет, – профессору стало немного стыдно за свою строгость. – Готовьтесь.
Студент склонился над бумагой, задумался.
Некоторое время профессор наблюдал за ним. Перед его глазами за его длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко – студент. А ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдаленно. Все разные.
«Все меняется. Древние профессора могли называть себя учителями, ибо имели учеников. А сегодня мы только профессора», – подумал профессор.
– Вопросов ко мне нет?
– Нет. Ничего.
Профессор отошел к окну. Закурил. Хотел додумать эту мысль о древних профессорах, но вместо этого стал внимательно наблюдать за улицей.
Вечерело. Улица жила обычной жизнью – шумела. Проехал трамвай. На повороте с его дуги посыпались красные искры. Перед семафором скопилось множество автомобилей; семафор подмигнул им, и они все сразу ринулись по улице. По тротуарам шли люди. Торопились. И машины торопились, и люди торопились.
«Люди всегда будут торопиться. Будут перемещаться со сверхзвуковой скоростью, и все равно будут торопиться. Куда все это устремляется?..»
– Кхм… – Студент пошевелился.
– Готовы? Давайте. – Профессор отвернулся от окна. – Слушаю.
Студент держал в толстых грубых пальцах узкую полоску бумаги – билет; билет мелко дрожал.
«Волнуется, – понял профессор. – Ничего, поволнуйся».
– «Слово о полку Игореве» – это великое произведение, – начал студент. – Это… шедевр… Относится к концу двенадцатого века… кхэ… Автор выразил здесь чаяния…
Глядя на парня, на его крепкое, строгой чеканки лицо, профессор почему-то подумал, что автор «Слова» был юноша… совсем-совсем молодой.
– … Князья были разобщены, и… В общем, Русь была разобщена, и когда половцы напали на Русь… – Студент закусил губу, нахмурился: должно быть, сам понимал, что рассказывает неинтересно, плохо. Он слегка покраснел.
«Не читал, – профессор внимательно и сердито посмотрел в глаза студенту. – Да, не читал. Одно предисловие дурацкое прочитал. Черти полосатые! Вот вам – ягодки заочного обучения!» Профессор был противником заочного обучения. Пробовал в свое время выступить со статьей в газете – не напечатали. Сказали: «Что вы!» – «Вот вам – что вы! Вот вам – князья разобщены».
– Читали?
– Посмотрел… кхэ…
– Как вам не стыдно? – с убийственным спокойствием спросил профессор и стал ждать ответа.
Студент побагровел от шеи до лба.
– Не успел, профессор. Работа срочная… заказ срочный…
– Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать величайшее национальное произведение. Очень интересует! – Профессор чувствовал, что начинает ненавидеть здорового студента. – Вы сами пошли учиться?
Студент поднял на профессора грустные глаза.
– Сам, конечно.
– Как вы себе это представляли?
– Что?
– Учебу. В люди хотел выйти? Да?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Не надо, – тихонько сказал студент и опустил голову.
– Что не надо?
– Не надо так…
– Нет, это колоссально! – воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. – Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?
– Стыдно.
– Слава тебе, Господи!
С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.
Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.
– Спросите еще что-нибудь. Я же готовился.
– В каком веке создано «Слово»? – Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребенок.
– В двенадцатом. В конце.
– Верно. Что случилось с князем Игорем?
– Князь Игорь попал в плен.
– Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! – Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым. Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
– Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!
– Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь, – студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.
На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.
– Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.
Студент остался стоять.
– Ставьте мне двойку.
– Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! – почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!
Студент, стоя некоторое время, непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.
– Понимаю, – сказал он.
– Так. Что понимаете?
– Я сам в плену был.
– Так… То есть как в плену были? Где?
– У немцев.
– Вы воевали?
– Да.
Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.
– Долго?
– Три месяца.
– Ну и что?
– Что?
Студент смотрел на профессора, профессор – на студента. Оба были сердиты.
– Садитесь, чего вы стоите, – сказал профессор. – Бежали из плена?
– Да. – Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.
– Как бежали? Расскажите.
– Ночью. С этапа.
– Подробней, – приказал профессор. – Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько – попасть в плен? – Профессор даже поморщился… – Вы как попали-то? Ранены были?
– Нет.
Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.
– А как же?
– Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.
– Скажите, пожалуйста, какой он занятой!
– Да не занятой, а…
– Страшно было?
– Страшно.
– Да, да. – Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. – Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…
– Я не хочу. – Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.
– Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?
– Восемнадцать.
– Вспоминалась деревня?
– Я из города.
– Ну? Я почему-то подумал – из деревни. Да…
Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.
– О чем вы там говорили между собой?
– Где? – Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.
– В плену.
– Ни о чем. О чем говорить?
– Черт возьми! Это верно! – профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. – Это верно. Как вас зовут?
– Николай.
– Это верно, понимаете?
– Что верно? – студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер – он не знал, как держать себя.
