Перу писателя принадлежат правдивые рассказы о разведчиках-моряках, о летчиках, о девушках-медсестрах, о знаменитой разведчице Тане, о подвиге матроса Колобанова в прифронтовом лесу и о многих других. И зачастую в этих рассказах возникает рефрен о тельняшке, являющейся как бы символом морской души.
Повесть «Зеленый луч» помечена автором «1943–1933». Чем объяснить, что повесть писалась так долго? На это можно ответить, исходя лишь из личных предположений.
Писатель начал набрасывать эту повесть еще в начале сорок третьего года в Геленджике. Посвящена она морякам сторожевых катеров — этих сравнительно небольших юрких суденышек, сыгравших большую роль во время боевых действий на Черноморском театре. База сторожевиков была невдалеке от Новороссийска, на Тонком мысу, в Геленджикской бухте. Являлась прифронтовой.
Новороссийск в то время частично был занят противником. Командовал дивизионом известный военный моряк Николай Иванович Сипягин, с которым Соболев был близок и с которым мне тесно пришлось подружиться несколько позже — за два месяца до штурма Новороссийска. Но Сипягина нельзя считать прообразом главного героя повести «Зеленый луч» — командира катера 0944 лейтенанта Решетникова, хотя отдельные сипягинские черты в нем и присутствуют.
Если вспомнить предысторию Алексея Решетникова, его детство, заочную влюбленность в море, приезд старшего брата Николая — курсанта Военно-морского училища имени Фрунзе, — их шлюпочные походы на озере и, наконец, юношескую клятву в вельботе, шедшем под военно-морским флагом, его желание непременно попасть в морское училище, то, несомненно, истоки всего этого были в детстве самого Соболева. Фамилию Решетников писатель дал герою в честь своего учителя — ссыльного студента Александра Сергеевича Решетникова.
Вполне естественно и то, что писатель изменил обстановку, перенес действие из родного Иркутска на Алтай, в животноводческий совхоз, то есть в места, близко изученные Соболевым в бытность его в Казахстане.
Первый вариант повести, очевидно, не удовлетворил писателя. История с пришедшим на корабль новым командиром, вместо погибшего, хмурое присматривание команды ко всему новому и признание этого нового после того, как командир совершил что-то необычное, было уже в литературе о моряках.
И здесь мне хочется рассказать об истории с зеленым лучом. О том, что, по-моему, заразило писателя, заставило его подчинить начатый и скомпонованный материал новой глубокой мысли. Уже после войны, году в пятидесятом, мы встретили с Соболевым писателя Евгения Юнгу (Михейкина). Юнга был настоящим морячиной, давно получившим звание капитана первого ранга, человеком, еще до войны обошедшим на торговых судах много стран, в том числе и тропических. Вот Юнга-то вдохновенно, с жаром и рассказал о зеленом луче, о моряках, которые на тропиках видели зеленый луч и придавали ему особое, загадочно-символическое значение.
Леонид Сергеевич услышал про зеленый луч и прямо-таки преобразился. Он нашел ту романтическую идею, которой жил, которую искал и обязательно должен был найти, ибо она отвечала его творческой сущности.
И вот появилась его повесть. Юнга разыскал меня, показал заглавие, смущенно улыбнулся и сказал: «Вот что значит истинный писатель. Увидел зеленый луч и создал повесть».
Соболев, конечно, не просто описал зеленый луч. О нем говорят, его стараются увидеть, упоминание о нем встречается несколько раз в тексте. И все же суть не в рассказе о зеленом луче, а в детальном описаний взаимоотношений членов команды катера, введение читателя во внутренний мир молодого командира Решетникова и боцмана Хазова, служебные и просто человеческие связи Решетникова с командованием, с командиром дивизиона Владыкиным, майором Лунниковым, в котором узнается Цезарь Кунников, хотя действия Лунникова сужены и дело не доведено до возглавленной Кунниковым десантной операции на знаменитую Малую землю. Лунников возглавляет группу разведчиков, выполняющих важное государственное задание. Мы расстаемся с ним на берегу бухты Непонятной, в Крыму, куда он был доставлен на шлюпке-шестерке, спущенной с подошедшего к месту высадки катера 0944.
Последние страницы повести посвящены возвращению шестерки с боцманом Хазовым и матросом Артюшиным, сложными перипетиями на их обратном пути, закончившимися притоплением шлюпки и достижением вплавь борта катера, поджидавшего их и светившего им зеленым лучом сигнального фонаря-ратьера.
«Выключить зеленый луч!» — так заканчивается эта замечательная, психологически тонко выверенная повесть, ставшая одним из значительных произведений советской литературы.
Соболев и в «Капитальном ремонте» и в последующих своих произведениях пишет о флоте, о людях флота, столь хорошо знакомых ему. Будучи обычно непосредственным участником описываемых им событий, он, как говорится, плавает в материале, как рыба в воде. Его невозможно упрекнуть в незнании деталей, ни в чем не проглядывает ни тени поверхностной скорописи.
«Я пишу о том, что знаю хорошо, что испытал на своей шкуре», — частенько говорил Соболев. И в этих словах была истинная правда.
Двенадцать лет Леонид Сергеевич Соболев был председателем правления Союза писателей РСФСР. Работал неутомимо, с присущим ему творческим горением. К нему тянулись и зрелые писатели, видя в нем доброго друга, сотоварища по творческому труду, и еще не окрепшая молодежь, знавшая, что в нем всегда найдет мудрого советчика, учителя. Литераторы нашей многонациональной страны находили в нем своего верного радетеля. Свою работу в Союзе писателей он вел всегда с подъемом, весело, любил острую шутку. Никому не давал вешать нос. Он буквально носился по стране, бывал во многих местах, по его инициативе устраивались на местах писательские пленумы и конференции. Мне пришлось работать с ним плечо к плечу все это время и воочию видеть его энтузиазм, деловитость, общедоступность.
«Я должен быть приближен к ним, а не они ко мне. Ведь сила-то в массах, товарищи. Люди требуют неусыпного внимания, отзывчивости, крепкого плеча и обнадеживающего голоса» — таковы были его слова, и они никогда не расходились с делом.
«…Глаза его по-прежнему неотрывно следили за уходящим солнцем. Затаив дыхание он подстерегал тот миг, когда верхний край его окончательно уйдет в воду и оттуда, быть может, вырвется тот удивительный луч, который окрашивает небо и море в чистейший зеленый цвет, более яркий, чем зелень весенней травы или изумруда, и который появляется так редко, что моряки сложили легенду, будто лишь очень счастливому человеку удается поймать то кратчайшее мгновение, когда вспыхивает над морем знаменитый зеленый луч, ослепительный, как само счастье, и памятный на всю жизнь, как оно» — так говорит писатель о молодом Решетникове, выполнявшем важное задание Родины.
Да, жизнь Леонида Соболева воспринимается нами тоже как заветный луч, вспыхнувший и не погасший, луч, несущий удовлетворение и счастье каждому, кто соприкасается с талантливым творчеством этого выдающегося писателя нашего времени.
Аркадий Первенцев
Александр Серафимович
ЖЕЛЕЗНЫЙ ПОТОК
Роман
В неоглядно-знойных облаках пыли, задыхаясь, потонули станичные сады, улицы, хаты, плетни, и лишь остро выглядывают верхушки пирамидальных тополей.
Отовсюду многоголосо несется говор, гул, собачий лай, лошадиное ржанье, лязг железа, детский плач, густая матерная брань, бабьи переклики, охриплые забубенные песни под пьяную гармонику. Как будто громадный невиданный улей, потерявший матку, разноголосо-растерянно гудит нестройным больным гудом.
Эта безграничная горячая муть поглотила и степь до самых ветряков на кургане, — и там несмолкаемо тысячеголосое царство.
Только пенисто-клокочущую реку холодной горной воды, что кипуче несется за станицей, не в силах покрыть удушливые облака. Вдали за рекой синеющими громадами загораживают полнеба горы.
Удивленно плавают в сверкающем зное, прислушиваясь, рыжие степные разбойники-коршуны, поворачивая кривые носы, и ничего не могут разобрать — не было еще такого.
Не то это ярмарка. Но отчего же нигде ни палаток, ни торговцев, ни наваленных товаров?
Не то — табор переселенцев. Но откуда же тут орудия, зарядные ящики, двуколки, составленные винтовки?
Не то — армия. Но почему же со всех сторон плачут дети; на винтовках сохнут пеленки; к орудиям подвешены люльки; молодайки кормят грудью; вместе с артиллерийскими лошадьми жуют сено коровы, и загорелые бабы, девки подвешивают котелки с пшеном и салом над пахуче дымящимися кизяками?
Смутно, неясно, запыленно, нестройно; перепутано гамом, шумом, невероятной разноголосицей.
