Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 1)

— С этой стороны хорошего не жди, — сомневалась Думасара. — За хорошее надо платить баранами и самогоном… Почему Гумар три дня не' выходил из дома брата Мусы — Жемала Абукова? Потому что Жемал угощал его. А за что угощал? Весь аул знает, кто и по чьей хитрости пошел в солдаты вместо Газыза, сына Жемала. Где теперь доброволец Карим? Жив ли он? Так и тут. Хотел бы Гумар сказать что-нибудь приятное, сразу велел бы: «Режь, Астемир, барана. Приду в гости». Нет, тут хорошего не жди.

— Видит аллах, ко мне старшина с хорошим не придет, — согласился Астемир. — Теперь вот самому нужно ехать к старшине за головной болью.

— А вдруг заберут на войну! — вздыхала Думасара, и старший сын Тембот со страхом думал про себя: «Чем же это грозит отцу усатый, весь в серебре Гумар, всегда такой важный и с таким большим кинжалом на поясе?»

И в самом деле, было над чем задуматься Темботу. Что верно, то верно: серебра, пошедшего на украшение ножен Гумарова кинжала, хватило бы на кувшин! За одну сафьяновую кобуру люди готовы были отдать пару быков. Тембот хорошо знал все эти подробности, о них часто судачили мальчишки. Знал он и то, что взрослые кабардинцы крепко побаиваются тяжелой руки старшины, а сам Гумар посмеивается: «Разве это я бью людей? Это мой кулак таков, что я не в силах удержать его…»

Только маленький Лю доверчиво смотрел на мир.

Хорошо ли, плохо ли — Астемир встретил Гумара на полпути. Старшина был в седле и на приветствие Астемира отвечал, не останавливая коня.

— Если ты искал старшину, ты его нашел, Астемир. Я слушаю тебя.

Астемир пошел рядом с конем.

— Говорят, я тебе нужен.

— Нет, ты мне не нужен. Ты нужен большому человеку. Ты должен завтра же пойти в город, к его высокоблагородию господину полковнику.

— Господину Клишбиеву?

— Да. Он ждет тебя. По пустякам не вызывает к себе начальник округа.

— Это так… А в чем же дело, старшина? Наверное, ты знаешь.

— Ты сам знаешь лучше меня, какая вина за тобою.

— И зачем начальнику вспоминать обо мне, объездчике? — недоумевал Астемир.

— Как это Клишбиев узнал, что у твоей матери есть такой сын, как ты!.. Не для парада же ты нужен!

В Нальчике предполагался парад добровольцев — пополнения для Дикой дивизии, изрядно потрепанной в последних боях.

— Словом, Астемир, иди, там узнаешь, — заключил старшина и пустил коня рысью. В самом деле, старшина не знал, для чего начальник округа вызывает к себе простого объездчика из Шхальмивоко.

В доме всю ночь не спали. Астемир приводил в порядок лучшее свое снаряжение, о чем-то все шептался с Думасарой и рано утром, еще раз осмотрев коня, выехал со двора, провожаемый напутствиями женщин.

Через какие-нибудь час-полтора, оставив коня на дворе у знакомых в слободке, Астемир уже шагал вверх по Елизаветинской улице.

В Нальчике было заметно предпраздничное оживление. То и дело навстречу Астемиру попадались офицеры в парадных черкесках, при шашках с темляками и в погонах, поблескивающих на солнце. Многие, кроме того, были украшены башлыками, с изящной небрежностью заброшенными за плечи. Тут, на Елизаветинской улице, возвышалось несколько двухэтажных домов, пестрели товарами лавки. Из окон небольших ресторанчиков-харчевен тянуло острым запахом шашлыка, тушеных овощей, слышались веселые голоса. В компании с офицерами, съехавшимися в город по случаю предстоящего парада, кутили местные князья. Иногда звучал женский смех. Нарядные дамы встречались и на улице.

Было известно, что не сегодня-завтра должны прибыть начальник Дикой дивизии и командир Кабардинского полка.

Несмотря на близость аула к городку, Астемир не часто бывал здесь. Но раз полковник Клишбиев приказал ему явиться, ослушаться Астемир не смел и, преодолевая робость, шагал дальше, к дому начальника округа…

Около канцелярии толпились кабардинцы и балкарцы; многие прибыли верхами, другие же в тележках и на ишаках, на арбах с впряженными быками, а кто побогаче — на конных бричках. Самые разные дела вели сюда людей, но все с трепетом ожидали приема у строгого полковника. Не сразу решился войти в канцелярию и Астемир, но так как он пришел сюда по требованию самого Клишбиева, все же- отважился и перешагнул неприветливый порог.

В просторной и прохладной приемной пожилой военный человек в очках в простой оправе усердно писал, не обращая внимания на привычные для него шум и крики, доносившиеся с улицы в открытое окно.

— Здравствуй, начальник! — произнес Астемир, но и это не отвлекло писаря от дела.

Через некоторое время, однако, он вдруг поднял голову и спросил:

— По делу князя Жираслана?

— Никак не знаю, — совсем растерялся Астемир, — не знаю, начальник, какое дело.

— А ты кто?

— Объездчик.

— Откуда?

Астемир назвался. Писарь, очевидно, что-то вспомнил и успокоился.

— А… жди! Стань вон там, у окна.

На улице усилился шум. Взглянув в окно, Астемир увидел в толпе пеших и конных людей высокого и худого богато одетого осетина, который наседал, размахивая плетью, на Жираслана. Перед разгневанным осетином Жираслан стоял спокойно, держа под уздцы нетерпеливого своего Шагди… Осетин что-то кричал.

В это время через приемную, звеня шпорами, прошли в другую комнату два блестящих офицера, а за ними показался Аральпов в полной парадной форме полицейского офицера. Он остановился у притолоки входной двери. В глазах его была тревога, и даже сухие, желтые щеки, на этот раз тщательно выбритые, слегка зарумянились. Увидев Астемира, он пробурчал что-то вроде: «А, ты тут… Ну, ну…»

Писарь при появлении офицеров встал навытяжку, руки по швам, и долго не садился, хотя офицеры уже скрылись в кабинете, откуда сразу послышались голоса. Астемир узнал громкий, начальственный бас Клишбиева и отвлекся от того, что происходило на улице.

Вот дверь опять распахнулась, и в приемную быстрым шагом вошел толстый полковник в белой парадной черкеске с газырями из слоновой кости и в большой серой папахе. Усы, взгляд — все в лице полковника подчеркивало его суровость; крутой и властный нрав сказывался в движениях и походке.

Это был князь Клишбиев, человек перед которым трепетали все. За полковником спешили офицеры.

— Где он? Где мерзавец? — спрашивал на ходу Клишбиев. Острый взгляд скользнул по Аральпову, вытянувшемуся в струнку, и по скромно стоявшему в углу кабардинцу. — Он увидит сейчас звезды среди белого дня — не будь я Клишбиев! Кто это?

Офицеры вопросительно уставились на писаря, и тот привычно отрапортовал:

— Вызванный по донесению пристава Аральпова объездчик Баташев.

— А! Пускай ждет.

И Клишбиев метнулся дальше — за порог, на крыльцо.

— Аральпов! За мной! Толпа сразу стихла.

Полковник мгновенно оценил обстановку. Нарядный осетин, точно в строю по команде: «Смирно! Равняйсь!», замолк и повернул голову в сторону начальства. Жираслан оставался на месте, крепко держа за поводья своего коня. Весь вид Жираслана, пойманного наконец с поличным и сейчас призванного к ответу, выражал гордую покорность и готовность принять любое наказание, какое назначит ему его властный и знаменитый родич-князь, начальник округа.

Осетин сказал по-русски с сильным акцентом:

— Как жаль!.. Как я опечален, князь-полковник, что мне пришлось быть у тебя по такому делу! Если желаешь, я отдам табун… Если это поможет согреть нашу встречу…

— Прости меня, князь Хазбулат, за обиду! — прервал его Клишбиев и шагнул от него к родственнику-конокраду. Тот по-прежнему стоял не шевелясь, не поднимая головы… Клишбиев продолжал: — Мерзавец! Если бы ты содрал с моего лица кожу, я спокойнее смотрел бы в глаза людям… Бог наказал меня и весь наш род, заставив быть свидетелем этого падения… этого позора!.. Всю Кабарду ты заставил краснеть перед народами Кавказа… Способен ли ты понять это? Да знаешь ли ты наконец, что князь Хазбулат не пожалел сорока лучших скакунов — отдал их в дивизию?! Многие ли пекутся не только о своем состоянии, но и о славе нашего отечества? Как же посмел ты с воровским намерением идти к нему? Князь на князя! Да понимаешь ли ты, что холопы только и мечтают об этом!.. Ты! Отвечай!..

Жираслан молчал.

Осетинский князь, взволнованный словами начальника, проговорил:

— Если князь Жираслан нуждается, я готов отдать ему своего лучшего коня. Для хорошего всадника коня не жалко. Пусть скажет об этом. Если, на беду, он не может принять гостей, я дам ему дюжину овец — пусть попросит. Я хочу, чтобы мы были добрыми соседями. Если на руке все пальцы в дружбе, — и Хазбулат растопырил и затем сжал пальцы, — это кулак… Если князь стоит за князя — это сила… врозь — нет силы… Зачем же князь Жираслан тайком идет ко мне воровать?

— Мудрость говорит твоими устами, — отвечал Клишбиев. — Жираслан не князь, а… вор… и негодяй!