тебе выговор. Кэп еще не отправил радио на предмет твоей пропажи, но собирается это сделать с минуты на минуту. А сообщил о том, что тебя унес ВЕТЕР, не кто иной, как Лева. Он сам видел, как тебя подхватил порыв и взметнул выше самых высоких гор, так что ты превратился в маковое зернышко, а потом и совсем пропал. Но не волнуйся, я никому не скажу, что нашел тебя.
Студент молча кивнул головой и вытер ладонью слезы.
— Ведь это я остановил судно, когда мы полным ходом чесали в Поселок, — похвастал Семен. — Я зашел к Кэпу и как бы между прочим сказал ему: «Мы забыли». За это он вкатал мне выговор, чтоб не забывал впредь, а за то, что я ему напомнил о пропаже, он вкатал мне второй выговор. Но так как невод был абсолютно новым, он приказал повернуть судно и, когда мы приблизились, послал меня на шлюпке за сетью. Впрочем, что я тебе рассказываю, ты же и сам должен об этом знать, раз тебя здесь не было и ты шлялся неведомо где.
Студент хотел было спросить, как бы он об этом узнал, но вовремя прикусил язык.
— Видел бы ты их рожи! — захлебывался Семен. — Да у них шары на лоб полезли! Как это мы ухитрились совершить такую промашку!
Студент, вздохнув, покорился судьбе.
— Я тебе расскажу, что происходило на судне в то время, как тебя унесло ВЕТРОМ. Мне, правда, очень интересно было бы узнать, как тебя несло и куда и почему ты опять оказался на Берегу, но я не настаиваю. Разведи-ка костерок погуще, а я кину сеть на уху.
Семен забросил половину невода в воду и через минуту вытащил его обратно, полным рыбы. Студент тем временем оживил костер и подвесил над огнем ведро с водой. Пока они работали на разделке рыбы, между ними установилось нечто вроде взаимопонимания, как всегда бывает, когда объединяет труд. Семен уже твердо решил не выдавать Студента, когда они вернутся на судно, а Студент решил не дразнить, не раздражать Семена, дабы ему не стало еще хуже. Семен иногда косился на Студента, а один раз даже украдкой пощупал его штанину, чтобы убедиться в том, что Студент выкарабкался из своей передряги лучшим образом и сидит перед ним цел и невредим. Когда вскипела уха и голодающие вооружились ложками, Семен все-таки не выдержал и спросил, стараясь не обидеть Студента своим неосторожным вопросом:
— Ну, и как? Сильно ли тебя вертело? Я думаю, тебе здорово повезло, разве шмякнуться с такой высоты приятно?
Студент уже приготовился проглотить свой язык вместе с рыбьей головой, но не сдержался.
— Откуда я могу знать, как падать с такой высоты?! Вы меня бросили и ушли к чертовой прапрабабушке, а я сидел всю ночь на берегу и со мной творились непонятные вещи! — разозлился он.
Семен проницательно посмотрел на Студента, как бы говоря, давай, давай, заливай, брат. Как же ты ниоткуда не падал? А откуда же ты тогда падал?
Они молча похлебали ухи.
— Мы чесали полным ходом в Поселок для того, чтобы выкинуть к чертовой прапрабабушке Третьего, — сообщил Семен. — Кэп обещал что-то придумать, пока мы чешем полным ходом, ему об этом шепнул Амбарщик, но пришлось с полпути вернуться. Да-а-а-а… — вспомнил он. — Я же тебе не рассказал, что случилось до того, как тебя унесло ВЕТРОМ и когда мы снялись с якоря.
…Бот с сидящими в нем Амбарщиком, Левой и Семеном подошел к судну, влача на буксире плот, груженный рыбой так, что он едва не тонул. Рыба, насыпанная на нем шалашиком, грозила ссыпаться в воду, но судно подвернулось вовремя. Над фальшбортом возникла из тумана целая галерея лиц.
— Со всех сторон неслись приветственные возгласы, — с удовольствием вспомнил Семен. — Мы не стали им говорить, что все пропало, раз на крыле мостика замаячила также и рожа Третьего.
«Зачем нам столько рыбы, — прогнусил он, — когда по лицензии на прокорм экипажу требуется в десять раз меньше?»
— Меня передернуло от отвращения, когда я увидел его и услышал его голос, — признался Семен. — Ему показалось, что мы привезли много рыбы! Разве это человек? Он не порадовался с нами, не покричал ура! Он опять был недоволен! Кэп, конечно, вышел из себя и заявил, что это не его собачье дело и что пусть он лучше заткнется, пока не поздно, а не задает свои гнусные вопросы, иначе он, Кэп, возьмет Третьего под микитки, наддаст ему коленом под зад, привяжет его к большой наковальне из слесарки и с бульканьем опустит по собственному желанию на дно, чтобы Третий выяснял у рыб, почему он ее не любит.
«Разве рыба виновата в том, что она идет в копченом, соленом, вяленом, жареном, консервированном, маринованном, бланшированном, запеченном в пирог, под соусом, со сметанкой, политой уксусом, посыпанном укропом, петрушкой и свежим луком виде? — раскричался он. — Может быть, тебе взбредет в голову считать, что и икра у нее горькая и несъедобная? Может, ты хочешь, чтобы я поговорил с рыбой о том, чтобы она не плавала вот так, виляя хвостом и не метала икру, а зарылась бы в песок и пускала пузыри?»
Кэп иронически улыбнулся такому вопросу. У него прямо уши торчком встали, когда он представил себе такую глупость.
«Поговори об этом сам, если не спасуешь. А сейчас мы выгрузим эту рыбу и сделаем еще дюжину рейсов. Эй, Чиф, место в трюме освободили?»
— Третий чуть с мостика не свалился, — с удовольствием вспомнил Семен.
«Как, — забормотал он, — вам мало и этого? Да тут хватит на целую бригаду таких едоков, как Семен, Повариха и Дед, чтобы есть рыбу полгода на завтрак, обед, ужин, да еще, если и ночью вставать два раза».
«Ах ты глупый мужик! — взревел Кэп. — Да чем тебе эта рыба не понравилась? Чем тебе рыба эта виновата?! Да будь ты трижды проклят!!! Да провались ты в тартарары! Замолчи сию же минуту, иначе тебе придется так плохо, что будешь ты икать до самого Нового года! Пойми, рыба родилась, чтобы плавать в воде вот так, виляя хвостом, — она, зараза, по-другому не умеет. А мы родились, чтобы ловить ее день и ночь, всю жизнь! Мы рождены для того, чтобы выловить ее всю, до последнего пескаря, чтобы лет через сто от нее даже запаха не осталось, но чтобы нам на нашу короткую жизнь хватило как раз! Разве не это все мы делаем? Бьем зверье, корчуем лес, жжем тундру, травим живность летучую,
