Перед веснами ловцы часто поджигают камыш, как говорят они, для того, чтобы новый рос гуще и выше; тогда все приморье дни и ночи пылает кровавым заревом...
Неожиданно где-то взревел гудок.
Дойкин взглянул на проток, — к Островку из-под того берега баркас тянул рыбоприемное судно.
«Под самый корень подсекают! — И Дойкина прошиб озноб. — Значит, не зря брехали, что государственный промысел ставит у нас приемку!»
Он растерянно осмотрелся вокруг и увидел шумную толпу ловцов и рыбачек — шли они на берег и, казалось, направлялись к нему, Дойкину.
А гудок баркаса, что тянул приемку к Островку, все гудел — Громко и протяжно.
Впереди толпы шагал милиционер; по левую руку с ним был Лешка-Матрос, рядом шла Глуша, поддерживая плачущую Настю Сазаниху. А поодаль от них Максим Егорыч, размахивая руками, о чем-то сердито говорил Дмитрию Казаку. Позади шли и шумели Анна Жидкова, Зимина, брат ее, Коляка, Макар-Контрик, Костя Бушлак, Наталья Буркина, Кузьма.
— А ты не плачь! — кричал Матрос Насте Сазанихе. — Не плачь, а расскажи толком, куда он делся, этот самый гость!
После собрания у Дмитрия, что затянулось чуть ли не до самого обеда, милиционер опросил Лешку-Матроса, Макара и Анну Жидкову по поводу избиения, как значилось у него в деле, члена правления кредитного товарищества Василия Безверхова. Потом ловцы и рыбачки направились следом за Лешкой и милиционером к дому Василия Сазана, где остановился неведомый человек из города.
Но в доме не оказалось ни приезжего, ни хозяйки.
Толпа двинулась к лавке сельпо, но и здесь не нашли Сазаниху; тогда все потянулись на берег и встретили ее у дома Дойкина.
— Говори, Настя, — настойчиво допытывался Лешка. — Все говори, не скрывай! Как там они собирались, про какие дела толковали... Не скрывай, а то плохо придется!
— Не пугай, Леша, мамашу, — уговаривала Матроса Глуша, отстраняя его от Сазанихи.
— Не знаю я. И чего пристал? — всхлипывала Настя, крепко прижимая к груди ребенка, что был завернут в розовое одеяльце. — Приехал, Васькиным дружком назвался. А где мне знать, какие у него дружки?
— А куда же девался дружок?
— Говорю, не знаю... Встала утром, а его нету. И других тоже нету...
— Каких других? — удивился Матрос.
— Да вчера ночью к нему четыре человека откуда-то приехали.
— Вот как?! Их, значит, тоже нету?
— Нету...
— Найдутся! Их адрес Дойкин знает! — Лешка взглянул на милиционера.
Милиционер молча и важно шагал рядом.
Когда подошли к Алексею Фаддеичу, Матрос вызывающе сказал:
— Ну, добрый денек, хозяин! А где ваши гости? Видишь, народ интересуется... Милиция! — строго скомандовал Лешка. — Принимайся за свои обязанности! Нас опрашивал о Ваське Безверхове. Опроси-ка теперь этого хозяйчика о залетной птахе: зачем она прилетала, о чем пела, кого еще накликала, куда девалась... Да поскорее опрашивай! А то у нас дела неотложные — сам знаешь!
Ловцы и рыбачки стояли молча, взволнованно переглядывались. Милиционер, козырнув двумя пальцами Дойкину, строго спросил:
— В чем тут у вас дело, гражданин?
— Тебе виднее, товарищ милиционер, — ухмыльнулся Дойкин. — Слушай этого шалопая, — он кивнул на Матроса, — и будешь в курсе.
— Ты о приезжем говори! — не вытерпев, вскричал Лешка и подскочил к Дойкину. — Расскажи, как вы собирались у него и зачем: ты, Турка, Краснощеков...
— Да-да! Расскажи-ка милиции! — поддержал Макар, размахивая газетным листом: — А не то газетка расскажет!
— Ну-ну! Довольно брехать! — оборвал ловцов Алексей Фаддеич и тут же обрушился на милиционера: — Зачем сюда приехал? Выяснить, как произошло покушение на жизнь члена правления кредитки? Выясняй, опрашивай, действуй!.. Да забери из Островка этого прощелыгу, — он ткнул пальцем в Матроса. — Беспокоит, мутит народ. А людям на лов пора собираться!
Лешка ринулся к Дойкину:
— Ах, ты!..
— Гражданин Зубов! — и милиционер встал между Дойкиным и Матросом. — К порядку!
— Обыск надо! — Лешка повернулся к ловцам и рыбачкам. — Найти эту залетную птаху! И других найти!..
У Дойкина зло сверкнули глаза, лицо покрылось багровыми пятнами; тронув за плечо милиционера, он требовательно заявил:
— Отвечать и ты будешь за оскорбление, потому как не принял мер. В сельсовет с жалобой поеду, в самый район поеду! Ишь, честных людей оскорблять!
— Пошли! Пошли! — уговаривал ловцов Лешка. — Накроем сейчас залетную птаху!.. Милиция — за нами!..
Но тут громко воскликнула Анна Жидкова:
— Андрей Палыч едет!
Зимина, сорвав с головы платок, радостно взмахнула им:
— Григорий Иваныч! Буркин!
Все бросились вниз от столба, у которого остался один лишь Алексей Фаддеич. К берегу подплывала бударка с ловцами. Милиционер окликнул Матроса, но тот вместе с толпой устремился навстречу подъезжающим. Тогда милиционер глубоко надвинул на лоб фуражку, оправил шинель и, козырнув, значительно сказал Дойкину:
— Я сейчас! Обождите! Разберемся!..
Размахивая портфелем, он двинулся вслед за Лешкой, нетерпеливо окликая его:
—-Гражданин Зубов!.. Товарищ военмор!..
Алексей Фаддеич снова привалился плечом к столбу и сумрачно посмотрел вдоль берега: ловцы и рыбачки кричали, махали руками, платками, шапками возвращающимся из района.
На том берегу, где недавно был подожжен камыш, бился черный дымище, сплошь застилая полнеба.
У косы стояла приемка; баркас, что привел ее, гудел отрывисто и тревожно, пытаясь отвалить обратно, но моряна хлестала наотмашь и все прибивала баркас к приемке. Ветер, кружась по протоку, подламывал льды, они глухо шуршали, подвигались. Вдруг где-то поблизости оглушительно громыхнуло, и от напора льда на берег выдвинулся ледяной хребет, за ним, звеня осколками, вздыбился другой; льдины, грохоча, неслись на берег, громоздились друг на дружку, осыпались... Моряна с воем и присвистом металась по протоку, мешая льды со вспенившеюся водою.
Запахнув поддевку, Дойкин следил, как Андрей Палыч направлял бударку к Островку; ветер относил лодчонку в сторону, а ловец, работая шестом, старался подогнать ее к берегу.
За веслами сидел Григорий Буркин, дальше находилась женщина, рядом с нею мужчина.
Лодку наконец прибило недалеко от того места, где стоял Алексей Фаддеич.
Первым вылез из бударки Андрей. Палыч и поспешно подал руку женщине в коричневом пальто и синем берете. Следом за женщиной выпрыгнул на берег Буркин.
Потом поднялся незнакомый человек — не старый, но уже седой, даже брови его — и те были белые, словно посеребренные инеем. Андрей Палыч помог ему выйти из бударки. Когда человек крепко оперся о костыль и глянул на столпившихся ловцов и рыбачек, все так и ахнули. А Настя Сазаниха, пронзительно вскрикнув, вместе с ребенком повалилась ему в ноги.
То был Василий Сазан, вернувшийся с относа...
— Ну, здравствуйте, товарищи! — приветствовал собравшихся Андрей Палыч. — Вот и мы! А вот и Катерина Егоровна наша — уполномоченная города, окружного комитета партии. А теперь она — новый секретарь районного комитета партии. Только на днях ее выбрали! Приехала Катя помочь нам навести в поселке порядки и организовать артель-колхоз.
Все сразу признали Катюшу Кочеткову — дочь старой тетки Малаши, хотя и не видели ее давно, да и сильно она изменилась: от прежней беззаботной молодой рыбачки не осталось и следа, — была она теперь строгой, внушительной на вид женщиной.
— Катя!.. Катерина Егоровна!.. — вырвалось у Кости Бушлака, и от смущения лицо его залилось румянцем.
— Здравствуй, здравствуй, Константин Иванович! — Сдержанно, но ласково улыбаясь, Кочеткова крепко пожала ему руку. — Алексей Захарыч, здравствуй!.. Марья Петровна! Ба, да это же Тимофей! Аннушка, здравствуй! Наталья!.. — Взволнованная и радостная, она пожимала ловцам руки, целовалась с рыбачками.
А Василий Сазан уже держал на руках ребенка, с любовью глядел на его розовое личико, успокаивал жену:
— Да будет тебе, Настя... будет, родная...
Настя от радости и плакала и смеялась. То и дело смахивая слезы, она прерывисто говорила:
— Я-то — ничего... а вот ты... ты как... — И, поглядывая на сплошь седую голову мужа, на его посуровевшее, в резких морщинах лицо, продолжала: — А тут гость этот... Милиционер вот... Лешка меня...
— На Лешку жалуешься? — Матрос повернулся к Насте, погрозил пальцем и, потянув к себе за рукав Кочеткову, начал торопливо рассказывать ей и Василию о случившемся.
Кочеткова остановила его, позвала Андрея Палыча, Буркина.
— Давайте собирайте народ! — решительно сказала она, надвигая на лоб берет и намереваясь двинуться в поселок.
— А мы уже собирались, Катерина Егоровна! И артель организовали! — и Лешка кратко, сбивчиво рассказал о только что состоявшемся собрании.
