По словам автора, рассказ также сильно понравился Горькому (Зощенко 1997. С. 64).
Изменения в печатном тексте относятся к эпизоду гонения на попа. В рукописном тексте многие пассажи — более сильные, напр., крест попа воруют и его самого грубо оскорбляют. В конце рассказа приходят «советские», а не «молодчики», и попа уводят «неизвестно куда».
Н. К. Чуковский (1904–1965) — сын критика и детского писателя Корнея Чуковского. По окончании в 1921 г. Тенишевского училища поступил на ист.-фил. факультет Петроградского университета. В 1919–1921 гг. посещал занятия Литературной студии при Доме искусств (семинар H. С. Гумилева). Слонимский называет Чуковского «младшим братом» «Серапионов» (Слонимский 1987. С. 524), но с 1922 г. его уже не считали членом «Серапионовых братьев». В 1922 г. впервые опубликовал стихотворения, в том числе в альманахе «Ушкуйники» (Пг., 1927), изданном на собственные средства. Возбуждал надежды как поэт, но отошел от поэзии. Единственная книга стихотворений — «Сквозь дикий рай» (Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1928). Автор романов, очерков и детских книг, активный переводчик.
Воспоминания Н. Чуковского о «Серапионовых братьях» — в книгах: Чуковский Н. «Литературные воспоминания» (М.: Советский писатель, 1989) и «О том, что видел» (М.: Молодая гвардия, 2005).
Печатается впервые по беловой рукописи из архива «Библиона».
В рукописи имя Ник. Чуковский в двух местах зачеркнуто и рукой заменено на псевдоним Ник. Радищев.
Л. Н. Лунц (1901–1924) считался самым одаренным из «Серапионов». На него возлагали надежды и как на писателя, и как на филолога. Являлся студентом Петроградского университета и Педагогического института при университете, стал посещать занятия Литературной студии в 1919 г. В том же году впервые выступил в печати. Среди «Серапионовых братьев» играл роль теоретика, выразив свои взгляды на литературу в статьях «Почему мы Серапионовы братья» (1922) и «На Запад» (1923). Знал французский, испанский и итальянский языки и намеренно ориентировался на западную литературу. В 1923 г. уехал из Советской России по состоянию здоровья. Умер в Гамбурге в мае 1924 г. от эмболии мозга.
Печатается впервые по рукописи с авторской правкой из архива «Библиона».
В литературе о Лунце рассказ нигде не упоминается. По всей вероятности, он является самым ранним и самым важным из немногочисленных рассказов автора.
Впервые — Беседа I. Берлин: Эпоха, 1923. Под ред. М. Горького.
Печатается по авторизованной машинописи с авторской правкой из архива «Библиона».
Напечатанный текст датирован «1920 г.».
По воспоминаниям Слонимского, Лунц читал пьесу «на одном из первых наших собраний» (Слонимский 1987. С. 436). Н. Чуковский вспоминает, что Лунц читал трагедию «с неистовой пылкостью» (Чуковский Н. 1989. С. 81). В Советском Союзе пьеса никогда не публиковалась, а в России — только в 1994 году.
В машинописи присутствует никогда ранее не публиковавшийся «Антракт шестой». Текст зачеркнут рукой, но так как он оставался до сих пор неизвестным и другого источника текста не сохранилось, восстановлен в этом издании. Таким же образом реставрировано другое вычеркнутое место, обращение Алонсо к публике в конце первого действия. Выражение «вне закона» там интерпретируется в металитературном смысле. Находясь «вне закона», герой свободен и для нарушений правил сценического искусства. Оба восстановленных фрагмента заключены в квадратные скобки.
В двух местах автор заменил слово «революция» на «восстание» и на «мятеж», избегая слишком открытых намеков на революционную историю Советской России. В шестом акте пятого действия Алонсо говорит; «Смотрите, что стало [зачеркнуто: с революцией] с восстанием. Кровь, кровь и кровь! А кто виноват? Вы! Вы начали [зачеркнуто; революцию] мятеж, а теперь бросаете!» Кроме того, в машинописном тексте Клара называет себя «проституткой», а не «потаскушкой», как в напечатанной версии. В первой публикации — также незначительные сокращения.
H. Н. Никитин (1895–1963) опубликовал свой первый рассказ в 1916 г., будучи студентом Петроградского университета. В 1918 г. вступил добровольцем в Красную Армию, демобилизован в 1922 г. Познакомился с Горьким в 1920 г., когда посещал Литературную студию Дома искусств. В 1922 г. у Никитина вышли в свет три книги, в том числе «Рвотный форт. Рассказы» (М.: Госиздат) и «Американское счастье» (Пг.: Былое). Повесть «Рвотный фронт» была резко раскритикована в печати. Говорили о порнографии, контрреволюционной тенденции, пасквиле и «злой пародии» на революцию.
Впервые — Никитин Н. Рвотный форт: Рассказы. М.-Пг.: Гиз, 1922.
Печатается по рукописи с авторской правкой из архива «Библиона».
Печатная версия значительно сокращена и переработана. Убран, например, портрет Троцкого, висящий на стене Дондрюкова в начале XII главы. Сам автор в рукописи вычеркнул следующее упоминание Троцкого:
«Впрочем, плевать ему [Дондрюкову] на революцию. Надо, надо устроить точную дисциплинированную жизнь. Никаких классов. Начальство и народ. Позвольте…
[Вычеркнуто: Как у товарища Троцкого: вооруженный народ.]»
В. А. Каверин (настоящее имя Зильбер, 1902–1989) учился в Институте восточных языков и на историко-филологическом факультете ЛГУ. Литературный дебют — рассказ «Хроника города Лейпциг» в сборнике «Серапионовы братья» (1922). В 1920-е гг. интересовался фантастическими и детективными жанрами, но впоследствии отошел от экспериментальной прозы. Автор обширных воспоминаний о «Серапионовых братьях»: «Освещенные окна. Трилогия» (М.: Советский писатель, 1978).
Впервые — «„Серапионовы братья“ в собраниях Пушкинского Дома. Материалы. Исследования. Публикации.» Авт.-сост. Т. А. Кукушкина, Е. Р. Обатнина. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. С. 168–170. Датировка напечатанной версии — «Петроград 31/10 1920 г.».
Печатается по беловой рукописи из архива «Библиона».
В своих воспоминаниях В. Каверин пишет, что он только осенью 1921 г. узнал от М. Слонимского, что Горький выбрал его «Одиннадцатую аксиому» для «финского сборника» (Каверин 1978. С. 470).
В письме Каверину от марта 1921 г. Горький, не зная, кто является ее автором, комментировал «Одиннадцатую аксиому»: «Хотя неясность рассказа и нарочита, но в нем чувствуется недоговоренное по существу темы. И кажется, что это уже неясность — невольная. Иными словами: интересная и довольно своеобразная тема не исчерпана автором; боюсь, что со временем он сам пожалеет: преждевременно, не продумав до конца, использовал хорошую мысль.
Написано же довольно искусно, почти талантливо, однако — язык записок монаховых не везде точен, выдержан. <…> Слишком силен запах литературы, мало дано от непосредственного впечатления, от жизни» (Горький М. Полное собрание сочинений. Письма в двадцати четырех томах. T. XIII. Письма июнь 1919–1921. М.: Наука, 2007. С. 177).
Рассказ был удостоен третьей премии на Литературном конкурсе начинающих писателей Дома литераторов в 1921 г. Каверин участвовал под девизом «Искусство должно строиться на формулах точных наук».
Л. Лунц комментировал рассказ по поводу получения Кавериным премии:
«Особняком стоит рассказ „Одиннадцатая аксиома“. В противоположность предыдущим рассказам, воздействующим именно стилистической своей стороной — манерой описания или сказа, — здесь перед нами сюжетный эксперимент. Сюжетный параллелизм есть очень частый, почти непременный прием в построении повествовательной формы. И рассказ „Одиннадцатая аксиома“, снабженный эпиграфом из Лобачевского о параллельности линий, дает сюжетный параллелизм в его чистом виде. Сначала нет никаких связей. В левой створке картины монах, которого мучит неверие, в правой — студент, ведущий азартную игру. Первое время обе линии повествования развиваются независимо одна от другой. Но мало-помалу появляются сюжетные совпадения, передаваемые однородными стилистическими оборотами. Понемногу совпадения увеличиваются, линии повествования скрещиваются, вместо двух героев рассказа перед нами один, являющийся в двух лицах. Рассказ „Одиннадцатая аксиома“ представляет немалый интерес с точки зрения общей теории сюжета» (Лунц Л. Н. Литературное наследие. М.: Научный мир, 2007. С. 394).
Сам Каверин впоследствии комментировал идею своего раннего рассказа:
