С того самого дня мы и решили называть нашего Рыжика — Рыжиком. А до этого он еще некрещеный был. Мы долго не могли придумать ему имя и называли его временно то чижиком, то барбосом, а то и просто щенком. Он и в самом деле рыжий был.
Валеньку мою он очень любил и первой стал отличать ее от других. Ее платье привлекало его. Он повсюду за ней бегал и больше всего рад был, если она брала его на руки…
Мы поссорились с нею. Теперь уж не вспомню, из-за чего вышло. Никто не заметил этого, а Рыжик заметил. Он вилял хвостом, подбегал то к одному, то к другому. Бедный, ему было хуже всего. Он видел уже, что ничего нельзя сделать, и все же бегал от одного к другому. Тыкался в ноги и лез на колени. Очень чуткий был пес!
Я хотел, чтобы он ничего не боялся, и приучал его ко всему. Один раз я, на той же речке, положил его с плотика в воду, хотел, чтобы он научился плавать. Он очень испугался и чуть не пошел ко дну. Небось думал, что сразу утонет, и изо всех сил заработал лапами. И хотя ничуть не плыл, но на воде держался. Все кружил на одном месте возле плота.
Купание ему не нравилось, воды он боялся.
Как только он почувствовал себя на берегу, он изо всех сил понесся домой, в гору.
Все норовили его обидеть, нашего Рыжика, гуси его долбали…
Я помню еще, как он прыгал через палочку, как я учил его этому в кустах, за домом…
Потом мы собрались уезжать и долго не знали, как нам быть с Рыжиком, куда нам его пристроить. Я не мог его взять с собой, мне и самому в то время негде было жить.
Мы уехали вскоре в Москву и считали, что Рыжик наш стал большим, вырос и заделался заправским злым деревенским кобелем, а потом узнали, тетка нам написала: она отдала Рыжика соседу и он его удавил.
Добрая наша тетя Матрена навсегда, на всю жизнь поссорилась с тем человеком.
Я почему-то кошек не люблю. Да и не любил их никогда. Если в чужом доме вскакивала мне на колени кошка, мне было не по себе. С детства еще я невзлюбил их. Собак, тех ничего, а кошек терпеть не могу. Но так вышло: с год, наверно, не мог забыть одного котенка. Еще он и вырасти не успел…
Снимал я в то время комнату в Подмосковье. В летней даче, где и печей-то не было. Но я ждал, нам обещали, вот-вот должны были дать квартиру, и не съезжал. Керосинкой обогревался.
И вот наконец сигнал о вселении был получен.
Мы, помню, уже тронулись, выехали за ворота, когда из дома выскочила одна старая женщина и сунула нам котеночка.
— Без котенка — нельзя! — сказала она. А мы и забыли об этом, забыли, что, прежде чем войти в новое жилище, надо пустить в него кошку или котенка, что есть такая примета…
Котеночек был крохотный, я видел его и раньше, в коридоре, их было в гнезде немало, таких маленьких: кошка родила неделю назад. Проходя мимо, всякий раз заглядывал за лестницу, и всякий раз кошка шипела и бросалась на меня…
Он еще ничего не понимал, даже, кажется, и не видел. Я посадил его за пазуху, под пиджак, и, пока доехали до Москвы, он и через рубашку сильно поцарапал меня.
Мы назвали котенка Мишкой, хотя даже потом, когда он подрос, он не походил на медведя. Через денек-другой после того, как мы вселились, мы поняли, что рано взяли его от матери, что Мишка не просто мал, но и совершенно беспомощен.
Я подставлял ему молоко, а он на него даже и не глядел. Он еще не умел лакать. Я думал, он научится, но прошло дня два, а он так и не прикоснулся к блюдечку, к молоку. Я не спал ночь, но утром я придумал: отправился в аптеку, купил обыкновенную капельницу, пипетку. Я разжимал Мишке рот и давал ему молоко. Хотя ему было трудно, он понемногу глотал.
Он долго еще не умел питаться самостоятельно, и мне пришлось немало повозиться с ним. И надо сказать, что Мишка потом за все отплатил мне самой нежной привязанностью…
Прошло еще несколько дней, и оказалось, что у Мишки что-то с животом случилось. Мишка стал вялым, лежал, не бегал. Животик у него сделался толстым, твердым, и я боялся, что он умрет.
Но и эту беду мы преодолели, помогли Мишке. Скоро дела у него поправились, и он воспрянул духом, забегал. Сразу стал ласковым.
Только не наладились отношения у Мишки с кошкой соседской, с той, что жила в одной квартире. У этой кошки были зеленющие злые глаза, и Мишка ее сразу невзлюбил. Мы заметили это и решили, что Мишке нашему худо придется. Но наш котенок повел себя так храбро, что кошка стала бояться его. Мы один раз даже видели, как позорно она убегала. Большая злая кошка от маленького Мишки…
Мы и не знали, что Мишка такой отчаянный.
После того Мишке стоило только появиться на кухне, как она мгновенно исчезала.
Он удивительно понятливый был! Скажешь ему одно ласковое слово, и он уже лезет на колени и норовит добраться до лица, до шеи. Так же понятлив был, если его в чем-нибудь упрекали. Стоило сказать: «Ай-яй-яй, как нехорошо! Нехорошо, Мишка…» — и он принимался бегать по комнате или носиться кругом по дивану, по ковру. От смущения. При этом издавал своими коготками этакие щелкающие звуки…
Спал Мишка чаще со мной, а если засыпал отдельно, то утром он все равно оказывался внизу, подо мною… Днем я иной раз любил прилечь, и Мишка меня охранял. Он пристраивался на затылке у меня и лежал, мурлыкал. Но если я засыпал, он лежал тихо, не шевелясь…
Еще одна беда у нас случилась. Я заметил, что Мишка на животе своем начал выкусывать блох. Я поглядел, что у него там, и увидел, что блохи его прямо-таки заедают. Где он их столько набрал! Вроде такой маленький, чистенький! Сколько сам он ни пытался от них избавиться, ничего у него не вышло.
Тогда я решил помочь Мишке и вымыть его.
Он царапал меня, боялся, но все-таки я намылил его и выкупал.
После этого Мишка мой захворал… Я не знал, что котят маленьких не купают, что они погибают от этого… Не выдерживают.
Мишке плохо было, он лежал в своем углу и не поднимал головы. Очень я себя ругал.
Но Мишка выкарабкался и из этой беды.
Скоро мы даже стали с ним выходить на улицу. Тепло уже было, трава вовсю зеленела. Я оставлял Мишку на газоне. Он долго бродил, пытался выбраться из высокой травы и не знал, куда идти. И таким он в эту минуту бывал беспомощным, что мне сразу становилось его жалко, и я не выдерживал, подавал голос, звал его к себе. Так он был рад, когда преодолевал эту страшную густую траву и видел меня…
Мишка подрос, но все еще был мал… Он серенький весь был. Только животик белый. И мордочка у него была смешная: одна сторона серая, а другая белая совсем. Сам он, конечно, не знал этого. Не знал, что он такой смешной, неодинаковый.
Вздумалось Мишке затеять нехорошую одну шутку: он взялся выбегать на лестничную клетку. Первый раз, когда он убежал, я его поймал. Ему понравилось, он воспринял это так, что с ним играют. После того началось: стоило открыть дверь, Мишка выскакивал, и приходилось за ним гоняться.
Он оглядывался, прыгал по ступенькам… Один раз я поймал его на пятом этаже.
Прошел день, и он опять выскочил. У меня сидел гость, и я сразу за Мишкой не погнался. Решил, что придет сам… Но на сердце было неспокойно. Когда я вышел на лестничную клетку, Мишки не было. Поднялся этажом выше, но и здесь его не нашел. Я забеспокоился и спустился вниз, до первого этажа. Никого. Опять полез наверх, до девятого… Даже забрался на чердак, с полчаса ходил я там, в каждую щель заглядывал. Разыскивал Мишку во дворе, но нигде его не было.
Не появился Мишка и на другое утро, хотя я надеялся, что он придет.
Снова я отправился на поиски, исходил весь наш район, заглядывал под бревна, под доски. Повсюду вокруг домов еще был сложен строительный материал… Я заглядывал под штабеля досок и видел: там горели десятки зеленоватых голодных глаз… Те самые кошки, те самые котята, которых брали для новоселья и которые теперь стали бездомными. Ведь одновременно заселялось много новых домов. Весь район был новый.
Было жаль их.
Вечером, пересекая газон, где траву успели скосить, я спугнул котенка. И хотя темно было, мне показалось, что это Мишка. Но котенок так был напуган улицей, что не подпустил и близко. Даже не разобрав, кто его зовет, он метнулся в сторону. Когда же я побежал за ним, он пересек трамвайную линию и затерялся на другой стороне улицы…
Я еще дня два искал…
Мишка исчез.
Долго еще раздавались у нас в передней звонки, и дети нам показывали разных котят и спрашивали, не наш ли это. Одного и того же котенка они приносили по нескольку раз. Но даже отдаленно они, эти котята, не были похожи на нашего Мишку…
Глупый Мишка! Он думал, должно быть, что я за ним сразу погонюсь. Потому он и выскочил! А потом, когда он хотел вернуться, он не узнал, а может быть, и не нашел своей двери.
Они ведь теперь, двери эти, все одинаковые!
У меня один знакомый, художник, под Москвой живет, в деревне. Однажды он спросил меня:
