Нет, этого она так не оставит! Она будет жаловаться!
Роза поспешно собралась, отнесла дочку в дом деда Ундри и решительно зашагала в райцентр.
До асфальтированной шоссейки от деревни недалеко — какой-нибудь километр. А там часто идут машины, пореже, по ходят и автобусы, так что через час-полтора она уже будет в городе.
Раньше шоссейная дорога проходила прямо деревней. Но Михатайкин настоял, чтобы шоссе убрали: нечего, мол, деревню пылить, кур давить и детей в страхе держать. Старая дорога местами выщербилась, посеревший от времени асфальт растрескался, и в трещинах буйно кустилась зеленая трава. Но идти по этой дороге хорошо, легко, в дождь не грязно, в вёдро не пыльно.
Шагается Розе легко, а мысли в голове одна другой тяжелее. Хочет она и никак не может понять, за что так взъелся, так ополчился на нее председатель. Мало ли по деревне настоящих лодырей, а весь свой председательский гнев Михатайкин обрушил почему-то на одну Розу. И ладно был бы он человек в колхозе новый, ладно бы не знал, как работала Роза в прошлые года! А на хмельнике — он близко от ее дома — она и теперь работает не меньше и не хуже других. Во время сбора шишек хмеля, если не у кого — ни у свекрови, ни в доме деда Ундри — оставить Галю, Роза берет ее с собой на хмельник и усаживает с игрушками прямо в междурядьях. И не сам ли председатель в свое время поставил ее помощником бригадира, не сам ли хвалил и не раз говаривал, что, мол из нее получится хороший бригадир. А вот теперь… Нет, дело тут не в минимуме, тут что-то другое.
То ли от быстрой ходьбы, то ли от того, что солнце припекало уже почти по-летнему, Розе стало жарко. Она расстегнула пуговицы жакета, отерла платком лицо. И когда утиралась — перед самыми глазами у нее мелькнули часы на руке.
Часы! А ведь это те самые часы…
И в памяти Розы всплыло событие — не пятилетней ли? — да, пожалуй, пятилетней давности.
В тот год их бригада вышла на первое место в колхозе по урожаю и хлеба, и конопли. Осенью, по первому снежку, состоялось совещание передовиков района, и на него, вместе с другими хорошими работниками колхоза, взял Михатайкин и Розу. Правда, ехали они отдельно: колхозники на машине, а Федот Иванович — на легковых, обшитых лубом, санках.
Ихняя бригада оказалась одной из первых по урожаю не только в своем колхозе, но и по району. Роза сидела рядом с Михатайкиным и президиуме, а в конце совещания ее премировали часами. Вот этими самыми…
После совещания Федот Иванович пригласил в гости к директору заготконторы. Отказываться было как-то неудобно, и Роза пошла. Понятное дело, не обошлось без выпивки, и хоть Роза не переносит спиртного, ее тоже заставили выпить две стопки ликера: напиток, мол, слабый, дамский, и как же это так, чтобы за компанию, да еще в такой радостный день, не выпить.
Когда на обратном пути выехали из райцентра, Федот Иванович в левую руку взял вожжи, а правой обнял Розу и придвинул к себе поближе.
— Смекаешь, каким образом получила часы?.. Механика нехитрая. Не привез Ягура Ивановича на совещание, и часы достались тебе. Вот так, — и прижал Розу еще крепче к своему боку.
Розу кинуло в жар от слов председателя, и часы начали словно бы жечь руку: ведь это, выходит, и ее и не ее, а бригадира Ягура Ивановича, часы.
— Не следовало бы так делать, Федот Иванович, — резко сказала Роза, стараясь освободиться от сильной руки председателя.
— Дурашка ты, недогадливая, — как-то непонятно сказал Федот Иванович. — Разве не видишь, не замечаешь, что я тебя… — тут он запнулся, замялся на секунду, — я же тебя не только уважаю, по и люблю.
Роза не успела ничего сообразить, не успела опомниться, как почувствовала холодные губы председателя на своих губах. Тогда она рванулась из железного кольца Михатайкинской руки и выпрыгнула из саней.
— И не стыдно вам, Федот Иванович?! Я же вам в дочери гожусь.
Председатель остановил коня.
— Уж сразу и рассердилась!.. Какие все вы, девушки, однако. Нельзя и пошутить… Садись, садись, нечего, — и, словно бы давая знать, что лезть к ней он больше не будет, Федот Иванович взял вожжи в обе руки.
Роза села, стараясь, насколько это позволяли тесные санки, держаться подальше от председателя.
— Не удалась у меня жизнь, — уже другим, доверительным тоном пожаловался Федот Иванович. — Нет дня, чтобы с женой не поссорились или не повздорили. Ревнует, она меня без конца… На ее месте только бы жить да жить. Чего, спрашивается, не хватает? Холодильник есть, стиральную машину купил, скучно стало — смотри телевизор. Так нет, все ей не так и не эдак… Вот закончит младший в этом году десятый класс — и разведусь. Разведусь! — и, полуобернувшись и придвинувшись к Розе, вроде бы наполовину в шутку, а наполовину всерьез, спросил: — Пойдешь за меня, Роза?
— Ну, что вы, Федот Иванович, какая я вам пара? — ответила Роза. — Да и есть у меня парень, люблю я его.
— Кто же это?
— Кто бы ни был — не все ли равно?
По деревне ходил слушок, будто председатель нет-нет да и наведывается к некоторым вдовушкам. Поговаривали, что у жены Павлюка ребенок будто бы от него. Но чтобы Федот Иванович к девушкам приставал — этого еще не было.
— Значит, не пара? — нахмурившись, переспросил Михатайкин.
И Роза подумала тогда, что ведь у этих слов два смысла: один тот, что Роза считает себя не парой, а второй — считает не парой председателя. И похоже, Федот Иванович понял ее в худшем, во втором смысле: ах, мол, считаешь, что я недостоин тебя.
— Ну ладно, не пара так не пара. — Это Михатайкин сказал как-то угрожающе, но не объяснять же ему, что она ничего обидного ему не сказала…
Автомобильная сирена, а потом скрип тормозов смяли и оборвали воспоминания.
— Если в город — садись! — приоткрыв дверцу, крикнул шофер. — Как-нибудь уместимся.
От горьких воспоминаний у Розы словно комок в горле застрял, и она, не сразу, а лишь подтягиваясь на высокую подножку самосвала, ответила, что да, в город.
Рядом с шофером сидела немолодая полная женщина. Она подвинулась к водителю, освобождая место, поправила платок и спросила:
— Из Хурабыра?
— Да, — односложно ответила Роза.
Соседка по кабине оказалась разговорчивой. Ей этого «да» показалось явно мало.
— Вы счастливые, — проговорила она с завистью. — Колхоз у вас богатый… Я слышала, на денежную оплату собираетесь переходить?
— Намечено — с нового года.
— И как перейдете, сказывают, Михатайкин будто обещал на каждый заработанный рубль полтинник придачи доплачивать. Верно, что ли? И сейчас, говорят, у вас платят в полтора раза больше, чем в любом совхозе.
Роза не знала, что отвечать на все эти вопросы. И опять лишь сказала кратко:
— Где больше, где меньше — не знаю. А в прошлом году на трудодень выдали но два кило хлеба и но два пятьдесят деньгами.
— Вам что не работать! — продолжала колхозница. — А мы только едва-едва концы с концами сводим… Вот бы и не продавала картошку, а везу продавать, потому что нужда. И скотину держать нам тоже тяжело — нет у нас таких пойменных лугов, как у вас.
— Ты, тетка Матрунь, не очень-то зарься на Михатайкинский пирог — он, говорят, в чужих руках всегда кажется и толще, и слаще, — встрял в разговор шофер. — И сама не больно-то прибедняйся. Они только собираются переходить на денежную оплату, а мы уже перешли. И получаем — те, кто работает, — не так уж и мало.
— В деньгах что толку! Что получишь, то и истратишь.
— А ты прячь в чулок, — весело посоветовал водитель.
— Пробовала — и там не держится, — быстро нашлась острая на язык тетка Матрена. И довольная тем, что своим ответом заставила замолчать шофера, продолжала: — Хурабырцам и район много помогает. Михатайкина, говорят, все боятся. Для него районные… Эх, забыла слово… ну, вроде запасы…
— Наверное, фонды? — подсказал шофер.
— Вот-вот, они самые, — подхватила Матрена, — Так всякие районные запасы для вашего Михатайкина, как свои. Верно это или нет?
Откуда могла знать Роза о каких-то фондах?! Она так и ответила:
— Не знаю.
— Тут картина больно простая, — опять вмешался в разговор водитель. — Как только председатель — Михатайкин ли, какой ли другой — прогремит, прославится, так у него вроде бы и храбрости, и смелости прибавляется. А некоторые не только смелыми, а и настырными делаются.
— Лет десять назад и у них, в Хурабыре, был колхоз таким же, как наш, — вспомнила тетка Матрена.
— Мало ли что был! Был таким же, а Михатайкпп сумел поднять его, на крепкие ноги поставить… Ордена-то просто так, за карие глаза, не дают.
— И то верно, — согласилась тетка Матрена.
— У нас председатель новенький, год прошел, как заступил, — должно быть, для Розы пояснил шофер. — Ну, агроном, с образованием. Однако же молод, как только что оперившийся цыпленок. В райком и заходить боится, ждет, когда вызовут. Когда-то у него будет авторитет!.. Вот такие, как ваш Михатайкин, глядишь, побольше урвут и машин нужных, и удобрений, и всего другого. Ну, а больше удобрений — выше урожай, это и малому ребенку нынче понятно.
